Книга: Интернет: Заметки научного сотрудника

36. Поездка в США, 1974 год. Как нас лечили от культурного шока

36. Поездка в США, 1974 год. Как нас лечили от культурного шока

С самого первого дня в Принстоне наши гиды постоянно напоминали о том, что мы находимся в состоянии культурного шока. Нас это несколько обижало. Что такое Принстон по сравнению с Москвой или Ленинградом? Или с Киевом? Не говоря уже о Тбилиси! Дыра, да и только. Какой шок? Потом стало яснее, что под культурным шоком здесь понимают попадание в непривычную среду. Ну ладно, с этим еще можно согласиться. Среда, конечно, непривычная. В первый же день после прилета я вышел прогуляться на улицу, за пределы университетского кампуса. Светофоров поблизости не было, переходов тоже. Вдруг проезжающая по улице машина останавливается, и за ней другие. Движение замерло. Я сначала не понял, в чем дело, а потом заметил, что водитель передней машины машет мне рукой, чтобы я перешел дорогу. Я перебежал, и движение снова восстановилось.

Я был настолько этим впечатлен, что в тот же день написал домой письмо, в котором в подробностях отразил сей крайне необычный факт. Поскольку практически все наши испытали те же самые ощущения, эта тема была основной при обсуждении наших впечатлений в первый день и вечер.

Мы обратили внимание, что здесь по зеленым газонам ходят. Более того, садятся, где хотят, ложатся, читают книжки и газеты, достают бутерброды и там же, сидя или лежа, едят. Было непонятно, как им такое разрешают. И не видно привычных нам табличек «По газонам не ходить». Мы спросили у преподавателей и изрядно их повеселили. Суть ответа: как это могут не разрешить? Мы же платим налоги, и с этих самых налогов город разбивает газон и его поддерживает. Это наш газон, всех и мой в частности. Я его оплатил. Имею полное право.

Это была совершенно необычная постановка вопроса. Как-то раньше никому из нас такое в голову не приходило. Мы с детства декламировали «человек проходит, как хозяин» и «всё вокруг моё», но на самом деле не очень-то и моё, как оказывается. Пойди выйди, ляг на газон. Да еще с бутербродом. Мало не покажется. Это на родине.

Прошло несколько дней, и нам сообщили, что нас повезут на день в Филадельфию для частичного снятия «культурного шока». Надо взять с собой плавки – будем купаться в океане. Ура! А потом, еще через несколько дней, поедем в Нью-Йорк. При слове «Нью-Йорк» наши гиды закатывали глаза, всем видом выражая, что вот уж там будет шок так шок. Мы, в общем-то, знали. Город желтого дьявола и все такое. Гангстеры на улицах, беспрестанная стрельба. Грохочущая то ли подземка, то ли надземка. Самоубийцы, стоящие в очереди к Бруклинскому мосту. В общем, примерно так. А Филадельфия – это вроде ничего. Тоже, наверное, дыра, как и Принстон.

В назначенное время рано утром подкатил большой автобус, и меньше чем через час мы были в Филадельфии. Город оказался на удивление зеленым. Это было крушение еще одного стереотипа: что в американских городах совсем нет деревьев. Я с детства помню рассказ одного советского политического сатирика, в котором жители Нью-Йорка, схватив преступника, сетуют на то, что в Нью-Йорке совсем нет деревьев, поэтому не могут его сразу вздернуть. В Филадельфии деревьев было много, были даже большие парки. Мы проезжали мимо огромных витрин магазинов, в которых часто было выставлено дамское нижнее белье. Это тоже было непривычно, но в целом понятно. Я не раз читал в наших газетах, что в Америке так специально делают, чтобы жители возбуждались и совершали сексуальные преступления. Правда, было не очень понятно, зачем это нужно владельцам магазинов, да и вообще ерунда, конечно. Но ведь пишут же…

Мы попросили гидов оставить нас до середины дня одних и договорились встретиться на том же месте в назначенное время. Гидов особенно упрашивать не пришлось, у них тоже были свои дела. А у нас был план – мы заранее решили в Филадельфии сходить на фильм категории «только для взрослых». Мы это проходили по нашей программе английского языка. В США фильмы делятся на четыре основные категории. Самая простая, для детей, – это категория G, что означает general audience. Все детские мультфильмы относятся к этой категории. Следующая категория – PG и как вариант – PG-13, то есть parental guidance, в сопровождении родителей. Это – для детей после 13 лет. Следующая категория – R, то есть restricted. Это означает, что на фильмы допускаются граждане старше 17 лет. Если моложе, то только в сопровождении взрослых – родителей или старших товарищей. Наконец, категория Х – это фильмы «для взрослых», на которые подростки моложе 17 лет вообще не допускаются, с родителями или без. На самом деле это порнографические фильмы, за редким исключением. Исключением был фильм «Midnight Cowboy» (1969), который единственный в категории Х получил «Оскара», более того – три «Оскара» – за режиссуру, сценарий и за лучшую картину.

В 1990 году категорию Х для художественных фильмов отменили, точнее, заменили на категорию NC-17. Дело в том, что репутация фильмов типа Х очень упала, и многие кинотеатры такие фильмы вообще не показывали. Тем более что порноиндустрия заполонила крупные города фильмами в производных категориях XX и XXХ. Как правило, фильмы XXХ – это порно-садо-мазохистские. Поэтому как только MPAA (Motion Picture Association of America) присваивала новому фильму категорию Х, авторы тут же подправляли фильм, убирали острые места и вновь направляли в комиссию для получения категории R. Ситуацию в 1990-м изменил фильм «Henry and June», с Умой Турман. У комитета руки не поднялись выставить ему категорию Х, и вместо этого ввели новую категорию NC-17. С тех пор и повелось, что категорию Х оставили только для порнофильмов, а NC-17 – для художественных, включающих только элементы, которые в принципе и при большом желании можно отнести к порнографическим. NC-17 расшифровывается как Not for Children under 17.

Но я отвлекся, прошу прощения. Обратно в Филадельфию августа 1974 года. Так вот, в Принстоне фильмы категории Х не показывал ни один кинотеатр, и мы договорились пойти посмотреть в Филадельфии, чтобы получить представление, что это такое.

Мы довольно оперативно выдвинулись в количестве 49 человек вперед к даунтауну Филадельфии и довольно скоро нашли соответствующий кинотеатр. Несмотря на ранний час, кинофильмы там шли. Как оказалось, 24 часа в сутки. На фронтоне красовались названия двух фильмов. Один имел индекс Х, другой XX. Как тут же выяснилось, фильм Х шел за два доллара, а двойной Х – за три доллара. Соответственно, к нашему удивлению, были две кассы. Мы тут же, не размышляя, выстроились к кассе за трояк.

Картина была совершенно сюрреалистическая. Ранним утром – еще не было девяти утра – к кассе кинотеатра калибра Х и даже XX выстроилась очередь из 49 человек. Это было достойно занесения в книгу рекордов Гиннесса. Особенно если учитывать, что, как выяснилось после пары-тройки экспериментов, даже в час пик в таких кинотеатрах больше дюжины человек обычно не сидело. Должен сказать, что почти через год подобная история повторилась в Бостоне, в магазине журналов «для взрослых», куда я привел группу морских офицеров с советского ракетного крейсера. Об этом я еще расскажу. Так что эти события не являлись редкими или случайными. Это – modus operandi советских людей.

Войдя в кинотеатр и немного попривыкнув к темноте, я увидел двух зрителей, сидевших на пару рядов впереди и чуть в стороне. Они были в советской военно-морской офицерской форме и, видимо, зашли сюда раньше нас. Или сидели уже давно. Я пересел на ряд сзади них и радостно прошептал: «Привет своим». Офицеры, судя по затылкам и шеям, напряглись и как-то окаменели. Не повернулись. Потом одновременно привстали и пересели на самый край ряда, к проходу. Я понял, что совершил ошибку. Не надо было этого делать. А я на радостях такого дурака свалял. Надо извиняться. Я опять передвинулся за их спины и прошептал: «Ребята, не беспокойтесь, здесь все свои. Мы из Союза».

Офицеры быстро переглянулись, встали и, пригибаясь, быстро пошли к выходу. Нырнули под портьеру и вышли.

Ну надо же так. Испортил настроение себе и им. А фильм шел своим чередом. С сюжетом сразу все стало ясно, он был незамысловат и повторялся в нескольких разных вариантах. Было много криков и стонов, и биологические субстанции с обеих сторон хлестали неправдоподобно мощными струями. Причем женщины явно давали фору мужчинам. Что-то здесь не так… Хотя кто их знает, может, в Америке женщины такие… Раскрепощенные, что ли…

И вдруг подсели уже ко мне. Какой-то старичок, кивая на экран, спросил:

– Это что, кино такое?

– Йес, – говорю, – а муви.

– А что, – спрашивает, – и дальше так все будет?

– Йес, – говорю, – и дальше.

Старичок хмыкнул, покачал головой, что-то пробормотал, что я не уловил, и отсел. Я проверил свой карман: деньги были на месте.

Потом мы встретились с гидами, сели в автобус, и нас повезли в Атлантик-Сити. Час езды. Мы погуляли по длинному деревянному бордвоку вдоль набережной, полюбовались на вычурные трехметровые деревянные замки, возведенные там же, и нас повезли на пляж. Пляж был отделен от дороги и парковки длинным холмиком вроде бруствера. Поднявшись на холмик, мы увидели длинную и широкую полосу загорающих. Зрелище было неожиданным и впечатляющим. Слева лежали, сидели и ходили только белые, справа – только черные. Между ними была граница. Никакой разметки не было, но граница была.

Потом, лежа на пляже, мы ехидно спросили нашего гида, мол, что это всё означает. Как это понимать? Сегрегация?

– Хорошенькое дело, – сказала гид. – Вы, когда пошли вниз на пляж, в какую сторону пошли? К черным?

– Зачем к черным? – удивились мы. – К белым, конечно.

– Ну вот и все так же, – спокойно ответила гид. – Никто никого не заставляет, все делают свой добровольный выбор. И те и другие. Видимо, так комфортнее.

Да, действительно.

Оглавление книги