Книга: Коммуникационный менеджмент власти. Институциональные теории и дискурсивные практики. Учебное пособие

Глава 3 Центральные и периферийные когнитивные стратегии

Глава 3

Центральные и периферийные когнитивные стратегии

Рассмотрим несколько моделей рациональности, которая, как предполагается, лежит в основе принятия органами власти управленческих решений.

Согласно модели «всеобъемлющей рациональности», при принятии решений предпочтения определяются через исходы, которые известны и фиксированы; а субъекты, принимающие решения, максимизируют чистую выгоду или полезность, выбирая альтернативы с самым высоким уровнем выгоды (за вычетом расходов). Предполагается, что эти субъекты обладают исчерпывающим знанием о ситуации, знают все альтернативные решения вместе с вероятностями и последствиями, объективно (как бы со стороны) наблюдают за процессом и стремятся к максимизации выигрыша. Однако решения сложных проблем чаще зависят от случайного сочетания контекстных, социальных и политических факторов, а также от ситуативных желаний, чем от рациональной диагностики, оценки и отбора лучшего варианта. В результате обычно рассматриваются лишь несколько вариантов действия, частные решения принимаются с учетом продвижения к более масштабной цели и скорее обеспечивают защиту от сбоев, чем гарантированный большой выигрыш. Согласно теореме Эрроу, в социуме вообще не существует никакого рационального метода максимизации общественного блага, кроме установления строгих ограничений на упорядоченность предпочтений индивидов, т. е. использования ресурсов власти.

Согласно концепции «ограниченной рациональности», индивиды все-таки делают рациональный выбор, который, как подчеркивается, ограничен неопределенностью ситуации, недостатком сведений, эвристическими упрощениями и когнитивными способностями. Поведение рационально, если оно целесообразно, т. е. соответствует конкретным целям в данной ситуации.

При отборе и решении сложных проблем индивиды часто пренебрегают «жесткой рациональностью» и предпочитают методы «мягкой рациональности». Если первая лежит в основе логической аргументации и формализации для оценки индивидуальной силы аргументов, то вторая базируются на их сравнении по силе. Мягкая рациональность предполагает оправдание выводов, а не доказательства истинности; применения эвристик, а не логических правил; выдвижение гипотез, а не дедукцию или индукцию; прагматическую интерпретацию, а не внеконтекстное толкование.

Решение и поведение актора оценивается наблюдателем как иррациональное, если видимая цель актора несовместима с другими его целями, которые кажутся наблюдателю более важными (1); актор исходил из неверных «фактов» (2) или пренебрег уместными «фактами» (3); актор сделал неправильные выводы из признаваемых наблюдателем «фактов» (4); актор проглядел значимые альтернативные стратегии (5). Впрочем, большинство индивидов в повседневной жизни не располагают ни способностями, ни временем принимать лучшие из возможных решений и руководствуются принципом «разумной достаточности»: они перебирают варианты до тех пор, пока не найдут достаточно хорошую альтернативу, которая не является оптимальной с точки зрения более осведомленных, компетентных в логике и заинтересованных субъектов.

Все эти формы иррациональности предлагается рассматривать как формы «ограниченной рациональности», которая обусловливает принятие решений и соответствующее поведение.

В частности, центральная (системная) стратегия обработки сообщений требует от индивидов значительных когнитивных усилий и устойчивых навыков логического мышления, поэтому используется лишь при наличии высокой мотивации и повышенного внимании к проблеме. Чем лучше когнитивные (в том числе логические) способности (1) и острее желание приложить существенные умственные усилия (2), чем больше свободного времени (3) и чем меньше отвлекающих факторов (4), тем вероятнее, что индивид прибегнет к центральной (системной) стратегии обработки сообщения или анализа ситуации. В остальных случаях индивиды предпочитают периферийную (эвристическую) стратегию с ориентацией на выпуклые эвристики-триггеры как уместные подсказки (символические маркеры), а не убедительные доводы. Обнаружено, что первоначальные сильные аргументы смягчают влияние последующих эвристических подсказок, а первоначальные сильные подсказки – влияние последующих слабых аргументов.

Индивиды, склонные к поиску острых ощущений, вообще предпочитают драматичные и эмоциональные истории с эффектом напряженного ожидания и выразительным музыкальным фоном, а вовсе не цепочки логических умозаключений. Таким образом, понимание индивидами социальных феноменов больше зависит от эмоций, образов и символов, чем от «фактов» или слов. Например, при одновременном восприятии образов и комментариев в выпуске новостей зрители склонны запоминать не слова, а картинки, которые с помощью «визуального фрейминга» как выбора поля зрения, угла зрения и сцены решающим образом обусловливают интерпретацию новостей. Яркие образы или символы как минимум служат намеками и/или составляют аффективно-когнитивное ядро телевизионной истории, которая побуждает зрителя к конкретной интерпретации освещаемого события.

Согласно концепции «рациональной иррациональности», индивиды склонны избегать утомительной рациональной обработки сведений о состоянии дел за пределами повседневного жизненного мира (например, в политической сфере). Вместо этого они поддаются эмоциям, пристрастно и слишком высоко оценивают данные, которые подтверждают их взгляды и недооценивают или игнорируют опровергающие сведения. Для оценок используются произвольные точки отчета, частота упоминания отождествляется с частотой встречаемости, привлекательность источника влияет на его достоверность, выводы делаются не по правилам логики, а согласно эвристикам. Если «рациональные невежды», по меньшей мере, признают, что они малосведущи и готовы воспользоваться дополнительными сведениями, то «рационально иррациональные всезнайки» убеждены, что знают абсолютно все, что необходимо для правильного решения (например, на политических выборах).

В соответствие с концепцией «рационального невежества», большинство граждан не хотят расширять свои знания о политике, поскольку, по их мнению, вероятность того, что конкретный голос определит победу конкретного кандидата, настолько мала, что даже минимальные затраты на поиск исчерпывающих сведений перевешивают потенциальный выигрыш. В результате граждане ориентируются при вынесении суждений о политических проблемах или политических акторах на эвристики или собственные эмоциональные реакции, а не на аргументы и факты.

Феномен «рациональность при недостатке информации» состоит в том, что граждане обычно оценивают политические решения на основе небольшого количества подсказок, жестко придерживаются своих убеждений и стереотипов, сопротивляются коррекции первоначально неточных или ложных сведений, предпочитают простые и понятные доводы, ориентируются на заявления элиты и неосознанно отождествляют политические процедуры с собственными способами решения повседневных проблем.

Благодаря эффекту «мотивированный скептицизм», индивиды некритично соглашаются с доводами в поддержку своей позиции, но крайне критичны к опровержениям, используя разнообразные тактики: они избегают, игнорируют, исключают, отвергают, воздерживаются от оценки, заново интерпретируют, изредка подправляют свои убеждения или все-таки соглашаются с доводами. В то же время они активно используют контрдоводы, чтобы высмеять или признать недействительными суждения, которые несовместимы с собственными представлениями и ценностями. Подобного рода предубеждения настолько широко распространены в социальном окружении индивида, что воспринимаются им как бесспорные и неопровержимые доводы. В силу этого политики предпочитают «нелогическую аргументацию», которая в отличие от логической аргументации, подталкивающей граждан к логическим умозаключениям об истинности предлагаемых идей, преимущественно побуждает сторонников к правильным действиям, конструируя пристрастные представления о социальной реальности из репертуара интерпретаций и уместного (признанного в публичном дискурсе как правдоподобные причины) «репертуара аргументов» по конкретной проблеме.

В качестве доводов используются философские принципы, догматы веры, нравственные ценности и стандарты, нормы права, ссылки на пословицы, афоризмы, данные эксперимента и/или на результаты практической деятельности с одновременным возбуждением эмоциональных реакций и эксплуатацией разного рода психологических феноменов. Например, эффективность установки повестки дня основана на том, что при прочих равных условиях уже знакомые утверждения или доводы часто оцениваются как более убедительные по сравнению с новыми, а знаменитые субъекты или объекты как более привлекательные. Более того, буквальное и многократное повторение одного и того же мнения даже одним и тем же актором увеличивает число его сторонников. Однако поскольку рациональное логическое убеждение особенно ценится гражданами как отличительный признак демократии, то политики все же используют приемы логической аргументации, но скорее для укрепления собственной легитимности, а не для достижения рационального согласия.

Итак, при принятии решений и в социальных взаимодействиях индивиды предпочитают периферийные стратегии, ориентируясь скорее на эвристики, которые активируют социокультурные сценарии с готовыми выводами, а не на оценку рациональных доводов и логической правильности умозаключений.

Оглавление книги