Книга: Коммуникационный менеджмент власти. Институциональные теории и дискурсивные практики. Учебное пособие

Глава 4 Технологии оправдания и обвинения

Глава 4

Технологии оправдания и обвинения

Позиция актора в любом публичном дискурсе дает ему возможности, права, статус и ресурсы (в том числе власть), одновременно ограничивая его претензии и действия. Достижение и удержание статуса обеспечивается риторикой как дискурсивной техникой стратегической коммуникации, которая нацелена на достижение выгодного для актора преобразования координативного или коммуникативного дискурса, и, соответственно, изменение восприятий и интерпретаций конкретных социальных феноменов.

Риторическая ситуация – это ситуация неопределенности и острой необходимости, которую актор за счет стимулирования дискурса намерен преобразовать в проблемную ситуацию, чтобы видоизменить или устранить конкретную «безотлагательность», представляющую собой воспринимаемое актором и другими участниками коммуникации качество конкретной ситуации как сильной или слабой, реальной или нереальной, значимой или ничтожной, знакомой или новой, исправимой или неисправимой дискурсом. В состав риторической ситуации входят только те компоненты актуальной или потенциальной ситуации (индивиды, события, объекты и отношения), которые актор может видоизменить с помощью дискурса, не прибегая к сущностным действиям.

Реальная риторическая ситуация отличается от софистической ситуации (когда надуманная острая необходимость представляется актором как реальная), ложной ситуации (когда компоненты ситуации – результат ошибки или невежества актора), фантазий (когда «безотлагательность» и аудитория воображаются актором) и фиктивной риторической ситуации в истории.

Хотя в любой риторической ситуации присутствует преобладающая «безотлагательность» как организующий принцип, риторические ситуации отличаются друг от друга по структуре:

– в риторической ситуации могут одновременно присутствовать несколько совместимых (или несовместимых) «безотлагательностей», которые требуют от акторов ответа;

– несколько риторических ситуаций одновременно могут конкурировать за внимание акторов;

– индивиды из аудитории риторической ситуации A могут также входить в аудитории риторических ситуаций В, C и D;

– аудитория риторической ситуации может быть рассеянной в пространстве, навязывать актору несовместимые ограничения или не осознавать свои возможности сдерживать активность ритора.

Ритор ограничен в воздействиях на членов аудитории риторической ситуации их убеждениями, установками, традициями, интересами, мотивами, характерами, доказательствами, стилями, признаваемыми ими фактами и документами, а также «институциональной логикой». Риторическая ситуация навязывает актору и аудитории вербальные реакции, подобно тому как сенсомоторная ситуация определяет действия (например, как при гребле на каноэ или игре в футбол). Каждая риторическая ситуация развивается до благоприятного момента для подобающего риторического ответа, а далее она распадается, и запоздавший ответ актора теряет смысл. Повторение сопоставимых ситуаций с сопоставимыми ответами порождает риторические формы, словарь, грамматику и стиль, которые составляют новый дискурс как ансамбль идей, понятий и категорий, посредством которых осмысливаются феномены со своими ограничениями для любых новых ответов.

Риторика используется на публичных форумах, где предпринимаются коллективные попытки проблематизировать ситуацию за счет предъявления претензий, жалоб или требований. И наоборот, контрриторика – это набор дискурсивных стратегий для депроблематизации ситуации, т. е. отрицания значимости выдвигаемых претензий, жалоб и требований.

Для четкого выражения требований акторы используют мотивы, идиомы и стили. Мотивы – это повторяющиеся темы и фигуры речи (например, метафоры), которые сгущают и высвечивают ядро социальной проблемы («кризис», «злоупотребление», «скандал», «заговор», «бомба замедленного действия»). Риторические идиомы оправдывают претензии, содержат ссылки на нравственные ценности, побуждают к симпатии (например, риторика утраты, риторика предоставления права, риторика угрозы, риторика неразумности, риторика бедствия, риторика воздаяния. Стили придают претензиям характерную для актора форму, понятную и приемлемую для аудиторий со сходными мотивами и идиомами (например, гражданский стиль как гражданская позиция, а не позиция группы интересов, или юридический стиль, предполагающий «истца» или «адвоката»).

«Риторика действия» акцентирует внимание на пагубности игнорирования спорного вопроса и подталкивает аудиторию к его немедленному решению как острой социальной проблемы. «Контрриторика» как зеркальное отражение риторики действия наоборот удерживает аудиторию от каких-либо действий:

– рассказывание анекдота как микроистории о конкретном случае, который противоречит претензиям претендента на проблематизацию спорного вопроса;

– натурализация как представление социальной проблемы в качестве неизбежной, беспрецедентной и неразрешимой;

– гиперболизация как преувеличение разрыва между наличными и необходимыми для решения социальной проблемы ресурсами, а также декларация бессилия перед проблемой; это преуменьшение наличных ресурсов для решения социальной проблемы;

– антитипизация – как представление социальной проблемы в качестве единичного, изолированного и редкого случая;

– недопустимые издержки как акцент на том, что издержки при решении социальной проблемы превышают возможную выгоду;

– детематизация как переключение внимания на предвзятость, корыстность, некомпетентность, социальную безответственность претендента и на неэффективность предлагаемых мер;

– неискренность как разоблачение истинных намерений претендента;

– истерия как обвинение претендента в чрезмерной эмоциональности.

Делиберативная риторика подталкивает индивидов к размышлениям, переоценке, выражает и передает новые знания, исключает угрозы, ложь и приказы. Плебисцитарная риторика («политическое потворство») используется для подстройки актора к уже существующим предпочтениям (например, общественному мнению) и предполагает периферийную когнитивную стратегию для побуждения аудитории к согласию.

Далеко не все политические мероприятия, программы и курсы оказываются успешными: некоторые из них не достигают заявленных целей, обходятся значительно дороже, сопровождаются некомпетентными и неэтичными поступками должностных лиц и, наконец, имеют непреднамеренные негативные последствия. Большинство промахов остаются незамеченными гражданами и лишь некоторые получают статус «политического фиаско». В отличие от технократического провала, который приводит к осязаемым социальным исходам, политическое фиаско подразумевает негативную оценку политического курса другими политическими акторами и гражданами, но первое и второе необязательно сопровождают друг друга. Иначе говоря, даже вполне разумный и эффективный политический курс может получить на публичной арене клеймо политического фиаско, которые, как и политический успех, конструируются в публичном дискурсе.

Для разъяснения собственного поведения, неподобающего или непредвиденного в конкретном социокультурном контексте, для минимизации разрыва с ожиданиями «стейкхолдеров» как субъектов, располагающих возможностями и желанием для воздействия на актора, от действий которого они зависят, и, в конечном счете, для собственной легитимации акторы конструируют «отчеты» из одобряемых стейкхолдерами словарей мотивов. Отчет с неприемлемым словарем мотивов может восприниматься как признак умственного расстройства или неподобающего скепсиса актора. Отчет также отвергается стейкхолдерами, если не соответствует по своей форме воспринимаемой значимости действия или события.

Для нейтрализации обвинений стратегии «корпоративной апологии»:

– опровержение: молчание или отрицание свершения события или отрицание негативных последствий события;

– каузальная атрибуция (причинно-следственные объяснения): непредвиденные и/или неконтролируемые обстоятельства; действия или бездействия конкретных или неопределенных субъектов (в том числе «потусторонние силы»); поиск «козла отпущения»; «распыление ответственности»; приписывание вины обвинителю, конкурентам или массмедиа; дискредитация аналитиков; неизбежность события как следствия предыдущих событий;

– рефрейминг (смена системы аффективно-когнитивных и оценочных координат): отрицание значимости события; акцент на позитивных последствиях и минимизация негативных последствий; отрицание уместности и правомерности стандартов оценки события как негативного; смена системы координат (например, политической на экономическую, социокультурной на моральную) для оценки события; новое определение события для минимизации воспринимаемого ущерба;

– смена перспективы: использование выигрышных критериев для успеха или неудачи; «общественный выигрыш больше индивидуальных потерь»; оправдание высшей целью; напоминание о ранее содеянном благе; акцент на нетипичности события; сравнение с другими негативными событиями; адаптация к общественным настроениям; нетипичность для актора; неизбежная реакция на действия других акторов;

– оправдание: минимизация участия актора; неполная информированность или дезинформированность; недостаточность или отсутствие полномочий; подчинение решению свыше; отрицание умысла; благие намерения; выбор из двух зол; отрицание ущерба; виктимизация жертвы; «меньшее зло» по сравнению с другими акторами»; верность актора своим приверженцам; исправление негативных последствий деятельности других акторов; действие как самореализация актора;

– извинение и заискивание: принятие ответственности, выражение сожаления и просьба о прощении, обещание компенсаций для жертв, заявление о проведении собственного расследования; обязательство впредь предотвращать подобные события.

Поспешные попытки оправдания (например, публичное опровержение слуха) чаще всего оказываются контрпродуктивными (феномен «нет дыма без огня»): чрезвычайное происшествие (или разоблачительная медиа-история) привлекают общественное внимание только в момент их свершения (или появления) и без подпитки интересными подробностями быстро наскучивают и аудитории, и журналистам (феномен «выгорание темы»).

Для обоснования обвинений применяются приемы «менеджмента обвинений» как зеркальные варианты «корпоративной апологии».

Обнаружены как минимум три стратегии избегания публичной подотчетности: «мистификация» как ссылка на особые обстоятельства; «бегство по вертикали» как ссылка на волю высшее руководство; «незаконность» как ссылка на неправомерность требований вопрошающего.

Несмотря на призыв приверженцев «делиберативной демократии» реагировать лишь на рациональные логические суждения, граждане восприимчивы скорее не к рациональной логической аргументации, а к так называемой «риторике искренности» и, более того, сами поощряют акторов, которым удается убедить их в своей бескорыстности. Политическая риторика – это не диалог, ориентированный на поиск истины с помощью корректных приемов ведения спора, а скорее эклектическая полемика с использованием приемов софистики.

Итак, нерациональность и нелогичность большинства граждан оправдывает использование политическими акторами риторических приемов как манипуляций восприятием и оценкой социальных феноменов.

Оглавление книги