Книга: Коммуникационный менеджмент власти. Институциональные теории и дискурсивные практики. Учебное пособие

Глава 7 «Объективность» и «беспристрастность» журналистики

Глава 7

«Объективность» и «беспристрастность» журналистики

Множественность медиа порождает у граждан впечатление о бесконечном многообразии независимых интерпретаций социальных феноменов, скрывая тот факт, что массовая коммуникация ограничена разными формами косвенного контроля, осуществляемого и государством, и частными корпорациями, от формального регулирования до давления со стороны рекламодателей и источников информации. Журналисты не столько контролируют производство новостей, сколько отбирают и интерпретируют многочисленные адвокатские истории, поступающие от других акторов как источников информации, и преобразуют их в относительно целостные и достоверные для аудитории медиа-истории. Более того, концентрация большей части массмедиа в медиахолдингах приводит к уменьшению разнообразия и описываемых событий, и способов их интерпретации.

Подстройка массмедиа к интересам рекламодателей («коммерциализация»), в значительной степени обеспечивающих финансовое благополучие изданий, приводит к согласованности медиатопиков с рекламными посылами. В результате выпуски новостей отождествляются с производством коммерчески выгодных развлечений, неумолимо падает финансирование расследовательской журналистики и стремительно распространяется феномен «монетизация новостей», который противоречит нормативному предназначению журналистики – расширять и улучшать публичный дискурс.

Угроза применения карательных санкций по отношению к массмедиа за публичную критику действий власти и корпораций или просто за освещение событий, которые противоречат господствующему общественному мнению, еще более ограничивает спектр разрешенных тем и позиций.

Зарегистрированная исследователями однородность медиаисторий объясняется еще пятью факторами.

Во-первых, феноменом «медиаконсонанса»: разные массмедиа получают сведения из ограниченного списка легитимных источников. В итоге набор популярных информационных поводов как сырья для медиа-историй в конкретный период времени в значительной степени ограничен.

Во-вторых, феноменом «групповой журналистики»: журналисты, работающие в разных медиаформатах (телевидение, радио, печатная пресса, Интернет), так или иначе ориентируются на действия коллег при отборе событий как информационных поводов. Это своеобразное проявление феномена «группомыслия», результат которого – неформальное и неосознаваемое единомыслие журналистов при отборе событий.

В-третьих, феноменом «новостной каскад»: элитные масс-медиа в значительной степени определяют медийную повестку дня для менее статусных изданий, которые вынуждены ее придерживаться, чтобы не потерять аудиторию, ожидающую «информационной уместности» и оперативности.

В-четвертых, склонностью журналистов к «со-ориентации»: популярные медиафреймы применительно к конкретному социальному феномену с большой вероятностью будут использованы и другими массмедиа. Эти взаимные отсылки и взаимные подтверждения формируют общие когнитивно-ценностные ориентиры, что активирует феномен «спираль умолчания»: граждане оценивают единодушие в медиасфере как позицию уже сложившегося большинства и воздерживаются от публичного высказывания других мнений, чтобы не оказаться в меньшинстве. В результате из публичного дискурса вытесняются альтернативные мнения, что приводит к формированию реальной группы большинства.

В-пятых, вышеперечисленные феномены в совокупности часто порождают в медиасфере «новостную волну», которая подталкивает журналистов к развитию уже популярных медиа-топиков и медиасюжетов за счет поиска только тех сведений, которые подтверждает их значимость и достоверность. «Спираль умолчания» продолжает закручиваться, уменьшая вероятность появления других медиафреймов и других медиа-историй, вычеркивая инакомыслящих из медиадискурса (феномен «символическое упразднение»). Например, журналисты освещают только те протестные действия, которые не противоречат медийной повестке дня. В лучшем случае действия и адвокатские истории инакомыслящих представляются в медиа-историях как тривиальные, маргинальные или вообще незаконные. В результате они вынуждены прибегнуть к «контрспину аутсайдера», чрезмерно драматизируя свои действия для привлечения внимания массмедиа, что часто затмевает социальную и политическую сущность их коллективных претензий.

Не существует одного единственного или самого верного способа публичного представления любого социального феномена. Большинство медиа-историй субъективны, поскольку являются скрытыми или явными оценками социальных феноменов в зависимости от осознанных или неосознаваемых интересов и намерений как минимум журналистов как авторов, поэтому акторы не могут рассчитывать на «объективное» (с их точки зрения) истолкование в медиасфере их собственных действий. Поскольку большинство индивидов не знают о том, что участники и наблюдатели по-разному воспринимают конкретные ситуации, то они склонны обвинять журналистов в пристрастном освещении, или в несправедливой критике.

Пристрастность массмедиа проявляется в выборе постоянных источников информации: преимущественное право доступа на редакционные площади или в редакционный эфир получают источники с высоким уровнем легитимности, которая измеряется пятью индексами:

– «законность» – адекватность целей и действий актора социальным нормам (тем не менее, группы меньшинств могут нарастить легитимность за счет создания информационных альянсов с другими группами);

– «позитивность» – положительная эмоциональная оценка актора со стороны журналиста (например, личная симпатия);

– «жизнеспособность» – объем финансовых ресурсов, опыта, компетенции, политического влияния, а также количество сторонников актора;

– «стабильность» – групповая сплоченность, стратегическая последовательность и коммуникативная активность актора и его сторонников;

– «кредитность» – подтверженная перепроверками и опытом взаимодействия достоверность адвокатских историй актора.

Более легитимные источники вынуждают журналистов приспосабливаться к собственным бюрократическим структурам, процедурам и организационным ритмам. В свою очередь частое упоминание источника информации в медиасфере усиливает его влияние на журналистов, способствует его превращению в ньюсмейкера и, в частности, увеличивает вероятность прямого цитирования, а не произвольного истолкования его сообщений.

Пристрастные медиа-истории теряют убедительность по мере расширения доступа граждан к альтернативным мнениям: серия пристрастных новостей одних массмедиа частично нейтрализуется пристрастными медиа-историями в других масс-медиа и социальных сетях.

О намеренной предвзятости конкретного массмедиа можно говорить лишь в тех случаях, когда в выпусках новостей постоянно выявляются отчетливые схемы тождественной интерпретации любых действий одних и тех же социальных субъектов. Эта пристрастность либо помогает им доминировать в публичном дискурсе над другими акторами, либо, наоборот, создает помехи. Впрочем, когда журналисты получают от актора бесплатные услуги (оплата дорожных расходов для прибытия на место важных событий или участие в увеселительной прогулке под предлогом «погружения в тему»), со стороны аудитории было бы наивным ожидать беспристрастную медиа-историю (феномен «халявная журналистика»).

Оглавление книги