Книга: Аналитика как интеллектуальное оружие

1.11. Аналитика как методология информационно-аналитической работы

1.11. Аналитика как методология информационно-аналитической работы

Рассмотрим основные составные части аналитики подробнее.

Исключительно важным для аналитики является понимание её как методологии исследования и оценки любых процессов и явлений действительности. Аналитика не сама развивает системы, а является средством для выработки инструментов развития любых систем.

Рис. 3. Структура аналитики как научной дисциплины

Информационно-аналитическая деятельность по своей природе целостна, она включает весь спектр гуманитарных и социальных исследований, в частности, антропологическо-культурологический, аксиологический, экзистенциальный, феноменологический, герменевтический, социологический, психологический, конкретно-научный, политологический, экономический, правовой, и демографический аспекты. Методологические основания информационно-аналитической деятельности обусловлены указанной целостностью природы этого интеллектуального феномена. Поэтому изучение теоретико-методологических основ аналитической деятельности предполагает регулярную и основательную самостоятельную работу каждого человека, занимающегося аналитикой. Принципиально важно, прежде всего, вычленить основания самой методологии через рассмотрение её сквозь призму природы информационно-аналитической деятельности (ИАД), через выделение группы оснований аналитической мыследеятельности. К ним следует относить подходы, принципы, методики, категорийный аппарат, мыслетехнологии. Такое понимание естественным образом вытекает из понимания философии как общей методологии конкретных наук и различных видов интеллектуальной деятельности, вскрывающей предельные (и потому истинные) методологические основания всякого конкретного типа мыследеятельности.

Рассмотрение всего комплекса вопросов, связанных с методологическими аспектами принятия решений по основным вопросам государственного и муниципального управления позволяет выработать научно обоснованные взгляды и эффективно решать ряд прикладных проблем, связанных с анализом экономических, финансовых, политических процессов, а также проблем в сфере безопасности государства и общества.

Именно в аналитике проявляется суть междисциплинарного подхода, потому что аналитика-методология есть не что иное, как система стратегического ориентирования в существующих подходах, приёмах, методах, способах информационной работы для решения прикладных задач в самом широком смысле этого слова. Сюда относятся, прежде всего: 1) методология выбора и синтеза междисциплинарных и альтернативных им подходов для решения прикладных задач, в том числе и для получения нового знания; 2) методология создания информационного субъекта (теоретико-прикладной модели) как автономной системы, отражающей все основные параметры изучаемого объекта. Понятия информационный субъект и информационный процесс раскрыты в работах педагога Ю.Л. Шередеко [Шередеко б/г; 95; 96 А, Б; 98; 99/05; 10 А, Б].

Однако существуют и невербализованные знания на уровне индивидуальной и коллективной рефлексии, что увеличивает возможности их актуализации, частично это выражается в традициях и обычаях коллектива (этноса). Развитие языка приводит к расширению области осознаваемого коллективным Разумом, то есть язык становится аналитическим.

Методология – это учение об организации научно-исследовательской деятельности, что однозначно детерминирует и предмет методологии – организацию познавательной деятельности в различных сферах. Методологический инструментарий позволяет эффективно обрабатывать информацию с целью совершенствования качества имеющихся и приобретения новых знаний, а также принятия оптимальных управленческих решений. В то же время, не всякая деятельность нуждается в организации, в применении методологии. Как известно, в человеческой деятельности можно выделить деятельность репродуктивную и продуктивную.

Репродуктивная деятельность является слепком, копией с деятельности другого человека, либо копией своей собственной деятельности, освоенной в предшествующем опыте. Такая деятельность, как, например, однообразная деятельность токаря-операционника в любом механическом цеху, или рутинная повседневная деятельность учителя – «урокодателя» на уровне раз и навсегда освоенных технологий, в принципе, уже организована (самоорганизована) и, очевидно, в применении методологии не нуждается.

Другое дело – продуктивная деятельность, направленная на получение объективно нового или субъективно нового результата. Любая научно-исследовательская деятельность по определению всегда направлена на объективно новый результат. Инновационная деятельность специалиста-практика может быть направлена как на объективно новый, так и на субъективно новый (для данного специалиста или для данного предприятия, учреждения) результат. Учебная деятельность всегда направлена на субъективно новый (для каждого конкретного обучающегося) результат. Вот в случае продуктивной деятельности и возникает необходимость её организации, то есть возникает необходимость применения методологии.

Если методологию мы рассматриваем как учение об организации деятельности, то, естественно, необходимо рассмотреть содержание понятия организация.

В соответствии с определением, данным ещё в советское время, организация может рассматриваться как свойство, как процесс и как организационная система.

Свойство – внутренняя упорядоченность, согласованность взаимодействия более или менее дифференцированных и автономных частей целого, обусловленная его строением; процесс – совокупность процессов или действий, ведущих к образованию и совершенствованию взаимосвязей между частями целого; организационная система – объединение людей, совместно реализующих некоторую программу или цель и действующих на основе определённых процедур и правил.

В данной книге я использую понятие «организация», в основном, в первом и во втором значениях, то есть и как процесс (второе значение), и как результат этого процесса – свойства (первое значение). Третье значение также используется (но в меньшей степени) – при описании коллективной аналитической деятельности и т. д.

При таком приведённом выше определении методологии её можно рассматривать довольно широко – как учение об организации любой человеческой деятельности: и научной, и любой практической профессиональной деятельности, и художественной, и игровой и т. д. – с одной стороны, с другой стороны – также индивидуальной, и коллективной деятельности.

Если исходить из классификации деятельности по целевой направленности: игра-учение-труд, то можно утверждать, что существуют:

– методологии игровой деятельности (имея в виду, в первую очередь, детскую игру);

– методологии учебной деятельности;

– методологии трудовой, профессиональной деятельности.

На сегодняшний день сформировались методология научной деятельности (методология научного исследования), методология практической деятельности, методология учебной деятельности, а также существуют (хотя и не так развиты) методологии художественной деятельности и игровой деятельности. Методология аналитической деятельности формально пока не сформирована.

Таким образом, методология рассматривает организацию деятельности как целенаправленной активности человека). Организовать деятельность означает упорядочить её в целостную систему с чётко определёнными характеристиками, логической структурой и распределённым по времени процессом её осуществления – временной структурой.

С точки зрения методологии аналитической деятельности в работе с системами, учитывая, что системы существуют в экономической, политической и социальной сферах, где управленческие задачи имеют высокую степень сложности, необходимо четырёхплановое представление систем с различением следующих аспектов:

– процессуального (функционирование, воспроизводство, рост, развитие);

– структурно-функционального (циклы жизни организованностей);

– морфологического;

– материального.

Представленная на рис. 4 модель показывает, что эти подходы взаимно пересекаются и дополняют друг друга. Использование суперматриц, аналитических карт, шкал отношений, различных структурно-логических схем и иерархических композиций позволяет представить зависимости и обратные связи в исследуемой системе, осущест-влять различные аналитические операции над ними.

Для социально-политической практики очень важно создание систем не просто функционирующих (лишь бы всё крутилось, как белка в колесе), а именно развивающихся.Развитие предполагает совокупное изменение во взаимосвязи количественных, качественных и структурных (институциональных) параметров в системе, обеспечивающих адекватное реагирование на изменяющуюся внешнюю среду, с целью обеспечения живучестисистемы.

Любая система проявляет себя через деятельность.

Логическая структура деятельности включает следующие компоненты: субъект, объект, предмет, формы, средства, методы деятельности, её результат.

Рис. 4. Методологические подходы к представлению систем

Исторически известны разные типы культуры организации деятельности. Современным является проектно-технологический тип, когда продуктивная деятельность человека (или организации) разбивается на отдельные завершённые циклы, называемые проектами (см. интернет-ресурс: http://www.metodolog.ru).

Процесс осуществления деятельности мы будем рассматривать в рамках проекта, реализуемого в определённой временной последовательности по фазам, стадиям и этапам, причём последовательность эта общая для всех видов деятельности. Завершённый цикл деятельности (проекта) определяется тремя фазами, это:

– фаза проектирования, её результатом является построенная модель создаваемой системы и план реализации;

– технологическая фаза, её результатом является созданная система;

– рефлексивная фаза, результатом является оценка созданной системы и определение необходимости её дальнейшей корректировки, либо «запуска» нового проекта. Есть два определения проекта: проект как нормативная модель некоторой системы и проект как её целенаправленное создание или изменение, ограниченное по времени и ресурсам и имеющее специфическую организацию. Автор склонен использовать второе определение.

Таким образом, можно предложить следующую методологическую схему анализа деятельности.

А. Характеристики деятельности:

– особенности,

– структура,

– принципы,

– условия,

– нормы деятельности.

Б. Логическая структура деятельности:

– объект,

– предмет,

– формы,

– средства,

– методы,

– результат деятельности.

В. Временная структура деятельности:

– фазы,

– стадии,

– этапы деятельности.

Такое понимание и построение методологической схемы анализа деятельности позволяет с единых позиций и в единой логике обобщить различные имеющиеся в литературе подходы и трактовки.

Уважаемый Читатель вполне естественно может спросить: «А можно ли говорить о методологии как об организации деятельности вообще, не касаясь её содержания, ведь оно в каждом конкретном случае разное?» Здесь уместно будет привести такую аналогию. Представим себе, что методология – это форма сосуда, который можно наполнять самым различным содержанием, и понятно: есть крынка для молока, а есть графин для вина, они различаются, потому что форма всегда связана с содержанием.

Такой подход является логическим продолжением исследований в области организации деятельности, имеющих продолжительную историю ([Богданов 98], [Зеленевский 71], [Тейлор 91], [Форд 05], [Гастев 11], [Котарбински 75]). В то же время, интегрировать все эти подходы в единое учение об организации деятельности становится возможным только в эпоху развития проектно-технологического типа организационной культуры, когда произошло осмысление наличия и особенностей предшествующих типов организационной культуры, и, в первую очередь, осмысление отличий профессионального (научного) и проектно-технологического типов организационной культуры [Новиков 05, 07].

В результате становится возможным:

– во-первых, отсечь от методологии традиционно приписываемые ей излишние наслоения;

– во-вторых, найти общую логику таких широко обсуждаемых в современной литературе и СМИ вопросов, как модернизация, инновационная деятельность, проектирование систем, технологии, рефлексия и др.;

– в-третьих, рассматривать с единых позиций организацию основных видов человеческой деятельности: научно-исследовательской, практической, художественной, учебной и игровой.

Формирование языка общеметодологической науки с выходом на современную аналитику имеет глубокие исторические корни. При рассмотрении эзотерических истоков и особенностей русской аналитики (при всей условности этого понятия) в главе I были раскрыты некоторые важные её аспекты. Говоря об этих корнях в более широком контексте, необходимо отметить следующее.

Не раз в Новейшей Русской истории, и равно в науке Запада, наблюдались процессы-периоды кристаллизации, когда всё до этого полученное научное Знание выстраивалось в некоторое прозрачное гармоничное здание, которое своей систематичностью, общеочевидностью и результативностью существенно влияло на развитие цивилизации, приносило постоянные результаты в прикладных сферах, было востребованным. Тогда это Знание (пульсация, синергетический эффект, взаимоперетекаемость, связь всего со всем) по сути пронизывало, приводило в действие всё общество, и как казалось тогда – не имело естественных соперников, будь то клерикализм, коммунизм, национал-социализм, и другие столь же универсальные формы социальной идеологии (демагогии). Это был, по сути, общенациональный консенсус в обществе на достаточно глубинном надёжном основании (достигнутом тогда фундаменте научного Знания) по главнейшим вопросам общественного развития.

Кратко рассмотрим в российском историческом контексте эти этапы достижения, попытаемся понять внутреннюю логику формирования общеметодологического Знания, их объединяющего.

1. После продуктивных реформ (1861) Царя-Освободителя Александра II Россия весьма успешно продолжала внутренние преобразования. Усилиями канцлера А.М. Горчакова были отменены унизительные статьи Берлинского договора, закреплявшего позорное поражение в Крымской войне. Россия успешно создавала гражданское общество, открывала университеты, строила железные дороги, модернизировала армию и флот. Были достигнуты успехи в гражданском администрировании, местном самоуправлении (земства), развитии производительных сил.

Была восстановлена Традиция, насильственно прерванная Петром I. В 1881 году М.Т. Лорис-Меликов принёс царю Александру II Конституцию, и тот готов был её подписать, но спустя месяц был убит народовольцами, по некоторым данным – вследствие упущений со стороны III Отделения.

2. На рубеже 1914-1916 годов, даже несмотря на пожар I Мировой войны, Россия добилась значительных успехов во всех сферах материального производства, перевооружила армию. Образование, научное знание, толща культуры, производственные и технологические навыки населения стали реальной материальной силой, гарантировавшей стремительное поступательное развитие по окончании войны. Это усыпило бдительность правящих классов, прозевавших внутреннюю смуту: февральскую, а затем и большевистскую революцию. Во многих научных, управленческих, мобилизационных аспектах Россия опережала ведущие державы мира. Её интеллектуальный потенциал успешно преодолевал традиционализм, стоявший на национально-государственных рельсах, чему в немалой степени способствовало то обстоятельство, что в России был самый большой государственный сектор в мире.

3. На рубеже 1929–1930-х годов политическая жизнь общества определялась под доминированием большевиков, характеризовалась их разборками между собой (уклонисты разных мастей). Успехи НЭПа на время создали предпосылки академических свобод, привели к взрывному развитию прикладных, фундаментальных, общеметодологических и технических знаний, опережавших мировые аналоги. Н.И. Вавилов, В.В. Вернадский, А.А. Богданов, Н.Д. Кондратьев, А.Н. Леонтьев, К.Э. Циолковский – это только немногие блистательные пики той переломной эпохи, но несомненно, что все последующие сталинские «шарашки», закрытые «почтовые ящики» 1940–50-х годов и их очевидные научно-технические, военные достижения органически выросли из этого всплеска интеллектуальной энергии.

4. 1956–1961 годы. Первая либерализация, десталинизация и оттепель, равно как расширение (научных) контактов с Западом, достаточно внушительный и последовательный рост образования, культуры, научно-академического знания в этот период и надежды на лучшее будущее (демократические перемены в рамках социализма, включая повышение жизненного уровня и рост академических свобод, социального статуса научной и творческой интеллигенции) породили чрезвычайно мощный рост интереса к фундаментальному знанию, развитию биологии, кибернетики, ядерной физики, филологии, управленческого Знания.

5. На рубеже 1975–1979 годов (до Афганской войны) были предпосылки для демократических перемен и надежды на них в советском обществе, что выражалось в большой востребованности образования (создано около 200 спецшкол, сопоставимых с дореволюционными гимназиями для воспитания национальной элиты), научного знания. В эти годы и позже десятком мощных коммунистических издательств («Прогресс», «Радио и связь», «Машиностроение») были переведены и изданы в России массовыми тиражами наиболее оригинальные работы западных авторов по теории управления, биологии, общей теории систем, физике. Они не только вошли в научный оборот, жизнь, но и породили чисто советский феномен конца застоя – недовостребованное качественное Знание мирового уровня с солидным методологическим базисом – в науке (академической и прикладной), культуре, искусстве, образовании, приведший потом к массовой утечке мозгов.

6. Вторая либерализация (1988–2005), в том числе падение СССР и восточного блока, открытие страны и декларирование строительства капитализма номенклатурой (партократией) не привело (пока этот период не завершился) к зримым интеллектуальным результатам, скорее наоборот, стали явными процессы дезинтеграции, дезинформации, вырождения науки. Но интеллектуальные и информационные свободы (рынок порно, появление псевдонаучной дезинформации типа концепций Мёртвой Воды, альтернативной истории, взрывной интерес к примитивному оккультизму и ритуалистическому клерикализму) резко снизили востребованность и соответственно результативность строгой научной мысли, систематического фундаментального образования.

На этом фоне можно говорить о зримых успехах в узкоприкладных сферах – осведомлённости в дизайне мобильных телефонов, оформлении толстых гламурных журналов, даже культуртрегерстве типа Камасутры для геев и самоцелительстве по А.В. Чумаку и Г.П. Малахову.

Приведённый экскурс в историю развития интеллектуальной жизни России высвечивает ряд любопытных фактов.

Во-первых, трудно однозначно сравнивать качество научной парадигмы различных эпох (особенно в технических и управленческих сферах), однако можно констатировать, что они всегда процветали на каком-то достаточно прочном фундаменте востребованности массового и профессионального образования (не узкого) в достаточно узком коридоре между разумной открытостью общества, гражданскими свободами и дурной политизацией общества, подменяющей эту самую научную общеметодологическую парадигму мифами, оккультизмом, политстрастями, пиартехнологиями, иррационализмом большевистских идей, семибанкирщиной и прочими идеологемизмами.

Во-вторых, очевидно, что даже при несопоставимости созданных научных парадигм (обусловленных как всей толщей культуры, так и доступным уровнем достигнутого уровня научного знания на определённый период) само их зримое присутствие – очевидность достигнутого и предстоящий фронт работ, научная этика, включая применимость достигнутых результатов в национальном (государственном) контексте – служат стабилизации социума от всяческой фрагментаризации, бегства в иррациональное, гасит иные противоположные тенденции – «усталость масс», склонность к упрощению и примитивизму, политической мифологии [Ортега-и-Гассет 08].

В-третьих, очевидно, что крах социума (государства) наступает при утрате этой путеводной звезды, нити Ариадны, когда жёсткое сегментирование в рамках каждого данного социума и его интеллектуального пространства научных данных, элементов объективного знания и идеологических фантомов начинает разрушаться, происходит их смешивание.

Конечно, научное знание релятивно по отношению к тому, что мы узнаем завтра или сегодня уже знают другие, более просветлённые товарищи, однако это именно не химера, фактор дезинформации, пропаганды, обусловленной чьими-то частными (корпоративными) интересами, а вещь объективная. Но вычленить это объективное научное знание из полулжи-полуправды, красивостей, идеологических клише почти невозможно в рамках конкретных дисциплин, узкодисциплинарных подходов. Очевидно, что присутствие и доминирование в данном социуме некоторой общеметодологической парадигмы, нацеленной на поиск объективной истины, защищает его от химер и диверсий типа пирамиды Мавроди или построений Фукуямы, придаёт устойчивость традиционным путям проявления национального менталитета.

В-четвёртых, «содержательный аспект» в общеметодологической парадигме играет ключевую, но трудноформализуемую роль такого феномена, как общая эрудиция или жизненный опыт профессора гуманитарной дисциплины. Обретаемые знания эволюционируют, их связки «плывут». Точно так же, как в органической природе происходит эволюция видов (но не так линейно и примитивно, как у Ч. Дарвина), также очевидно происходит эволюция человеческого знания о Природе и себе самом в целом.

Со временем меняются ключевые парадигмы, узлы «кристаллической решётки» знания (методологические принципы познания, например, – от детерминизма к вероятностному инструментализму, тот путь, что зримо прокладывал в духе «инструментализма» Дж. Дьюи [Дьюи 09], марксизм советского образца в академических аспирантурах 80-х), сама ткань исследуемого объекта – что мы изучаем и как мы изучаем – статику, динамику, сходства, различия, систематизацию или фрагменты. Однако, очевидно само это общеметодологическое фундаментальное знание отрицать нельзя, без него не может существовать даже прикладная наука, остаётся только ремесленничество.

В-пятых, вопрос о характере общеметодологического знания. Любой серьёзный научный труд обладает некоторыми качествами, выводящими его за пределы узкой (декларируемой) предметики. Грубо говоря, если рассматривать его с узкоприкладной точки зрения библиографа или компьютерного рубрикатора, то он «написан не на тему», то есть его содержательный аспект не совсем совпадает с названием. Попробуйте, читатель, дать более адекватные названия своим самым любимым, в том числе научным, книгам. Так, в добротном, но несколько устаревшем ныне труде А. Маршалла о принципах экономической науки, весьма развёрнуто и методично, многофакторно рассматривается состояние экономической мысли преимущественно в Великобритании (в реалиях до 1910 г.), её эволюция характеризуется деятельностью выдающихся «островных» аналитиков – А. Смита, Д. Рикардо, показана связь с потребностями страны, оформление в юридические и социальные институты, тредюнионы, воздействие на международную сферу и т. д. Однако, наверное, гораздо интереснее другое, почти потерянное в России в нашу эпоху ноу-хау (англ. know-how – «технологические секреты») общеметодологического знания, его значение, пути формирования, эволюция внутренней связи, построения междисциплинарной парадигмы. Книга А.Маршалла в своих авторских отступлениях даёт читателю сегодня гораздо больше полезной информации, нежели английские экономисты XVIII века, о которых он пишет [Маршалл 93].

Очевидно, общеметодологическое знание в рамках своей парадигмы, прежде всего, придаёт целеполагание конкретному исследованию, жизни доминирующих идей, систему его ориентирования на социально-экономической карте.

Трудно себе представить, что школьники прошлого, например, в 1815 году изучали санскрит или динамику торговли шерстью для личного удовольствия, хотя такие чудаки, несомненно, были и есть. Видимо, дух каждой эпохи через парадигму общенаучного знания диктует целеполагание, параметры и направленность поиска, равно и практической социально-экономической деятельности.

Можно предположить, что на рубеже XIX–XX веков многие зрелые умы, и А. Маршалл в том числе, осознавали уникальность и неповторимость британского опыта в развитии частнопредпринимательской конкурентной среды и её идеологии, пользовались вызванными этим благами и богатствами. Однако они же осознавали неприменимость этого опыта в других странах (при других параметрах страны, места и времени) и ограниченность возможности эволюции этих форм, обусловленных характером частной собственности (воинствующего буржуазного индивидуализма), порождённых им социальных институтов. Целью труда А. Маршалла был многомерный показ этой британской проблемы, не решаемой строго в рамках экономической науки.

Подобное целеполагание может быть декларативным – в названии книги, может иметь практический аспект, однако в любом случае оно рассматривает реальную проблему громадной важности, нацелено на практику. Связь с практикой в научно-методологическом аспекте выражается в тщательности формулировок, максимально возможной точности научного языка, знании наработанного массива научной информации (то есть самого предмета), в обусловленности научного поиска национальным менталитетом и характером, местом и временем.

Прикладная, инструментальная направленность практического воздействия требует знания исторической цепочки принятия решений, обусловленного традиционной связкой: доступное научное знание – юридическая практика механизма принятия решений.

Из этого вытекает, что общеметодологическое знание должно быть весьма добротно структурировано внутри себя как по линии междисциплинарных взаимодействий – юриспруденция, технологии, финансы, внешняя торговля и т. п., так и по степени достоверности самого знания (известно – неизвестно, степень достоверности, причинные ряды, сами методы получения нового знания).

Далее, есть ещё более высокий ярус отправных точек, назовём его аксиоматическим, он находится на стыке с мировоззрением учёного и его этикой. Например, на ту же тему есть работа [Рих 98], где человеческая мотивация, очевидная для журналистского здравого смысла, подразделяется в рамках общеметодологического знания по харакктеру его носителей: стоиков, разрушителей, игроков, авантюристов, гедонистов, душеспасителей и богостроителей. Список можно дополнить: также квиетистов, фантазёров, метафизиков, типичных представителей массового человека, альтруистов, мизантропов, вырожденцев по М. Нордау и Ч. Ломброзо, анархистов, социалистов, вся «голубятня» по Г.П. Климову, сознательные пролетарии по В. И. Ленину.

Апеллирование к мотивации, правам и свободам индивида существует преимущественно только в пережившей Реформацию Европе; во всех других частях света доминируют преимущественно коллективистские формы жизни и соответствующие мотивации, подкрепляемые официальной идеологией в рамках различных форм самоидентификации – клан, племя, умма (община в исламе), религиозная, расовая, национальная, государственная, иная альтернативная (монастырь, хиппи, толкиенисты и т. п.) принадлежность.

Часто даже в работах, оказывающих громадное воздействие на современников эта аксиоматика – самоидентификация, принадлежность подразумевается, но не указывается прямо. Например, Новый Завет создавался для исправления нравов иудеев, как ни абсурдно, адогматично это звучит.

Очевидно, общеметодологическое знание достаточно точно, прочно и многофакторно связывает концептуальное знание с его носителями, показывает их обусловленность и оказывает на них воздействие. Жившие в России люмпены не знали, что они живут плохо, пока их не убедили в этом большевики-революционеры (В.И. Ленин и К°). Английские аристократы и банкиры продолжали бы свой социал-дарвинизм у себя на родине, если бы такие люди, как А. Маршалл, не показали им тупиковость и разрушительность этого пути, иные возможности социальной эволюции в рамках сохранения частной собственности на путях корпоративного государства (а уже последователи довели эти идеи до работающих моделей Д. Кейнса и Б. Муссолини). В эксклюзивных западных академических изданиях, подчас скрывающих методологию достижения неожиданного результата (то есть собственно аналитику, включая прогностику), зачастую нет общеметодологической составляющей, но она подразумевается – когда автор благодарит предшественников, подчас далёких. Профессионалы (им зачастую и предназначено закодированное послание) легко восстановят по этимссылкам карту ментальных полей, тот вышеуказанный аксиоматический контекст и ориентацию этих лиц – умеренный монетарист, инструменталист, приверженец австрийской гештальт-школы или учения Т. Адорно.

Гештальт-школа – группа исследователей (Х. Эренфельс, С. Витасек, В. Бенусси и другие) при университете в Граце, столице австрийской Штирии (ныне ун-т Карла-Франца в Граце) в конце XIX – начале XX вв. под руководством психолога и философа А. Мейнонга, создателя лаборатории экспериментальной психологии (1894). В постановке и теоретико-экспериментальной разработке проблемы целостности сознания представители Австрийской школы исходили из концепции Ф. Брентано. Х. Эренфельс ввёл в научный оборот термин гештальт-качество (нем. Gestalt – «целостная форма или структура») для обозначения целостности психического образа (и сознания в целом), его несводимости к сумме составляющих его ощущений. А. Мейнонг считал гештальт-качество «высшим» представлением, возникающим из «низших» (ощущений, звуков) в результате особого продуктивного духовного акта. Австрийская школа подготовила переход к гештальт-психологии и воззрениям Лейпцигской школы.

На государственном уровне при осуществлении общенациональных акций, приняв за образец методологию частных исследователей (вопрос – насколько произвольно), также часто создают опорные точки в виде интеллектуальных предшественников, аксиоматически апеллируя к их авторитету. Часто в этом качестве выступает государственный деятель прошлого, востребованный сегодня как сегмент положительного национального опыта из прошлого, успешно усвоенный. Так, если говорить о российской официальной пропаганде, можно привести такие примеры аксиоматической апелляции к образам-смыслам: М.С. Горбачёв апеллировал к Н.И. Бухарину (идеи об обогащении, врастании кулака-теневика в социализм); начало курса Б.Н. Ельцина – это апелляция к аналогам 1917 года – республика, триколор, А.Ф. Керенский, создание Государственной Думы; расстрел Белого Дома (1993) отсылает к путчу Пиночета (1973); затем – монетаристы, чикагские мальчики, А.Б. Чубайс тут и Э. Бирон, «мальчики для битья» там, в прошлом… В истории часто видно дублирование собственных сакральных imago.

Общеметодологическое знание можно уподобить тезаурусу (разграничителю смысловых полей), актуализированному словарю национальных смыслов данной цивилизации и сознательным усилиям по его культивации и поддержанию в надлежащем порядке. При таком прочтении его антитезой выступает коллективное бессознательное народа – отражённое в концептуальных построениях М. Вебера, К. Юнга, Д. Андреева, Н. Фёдорова. Наверное, его можно назвать коллективным национальным самосознанием.

Если, как указано выше, в понятии коллективное отграничить бессознательное от сознательного, становится очевидным: что языком и инструментом первого выступают миф, сказка, анекдот, историческая притча. Этот язык дескриптивен, описателен, неточен, полисемантичен, общедоступен. Это язык архаики, в том числе город-ского (казарменного, тюремного) народного одичания, он безлик и коллективен. Церковь имеет к нему лишь опосредованное ритуалистическое отношение как фон, контекст.

Сознательное же пульсирует больше в связке с институциональной средой, реализуется индивидуальными усилиями одиночек. Оно тяготеет к точности, самораскрытию, актуализации. Его язык общенаучен, универсален, опирается на учение об обществе (не обязательно лишь язык, но сама система управления обществом по идеям Нового Завета, реализованная в эпоху Возрождения), аналитичен, то есть отличается от бытового и общесмыслового на уровне обыденной психологии, а также от узкоспециализированных, дисциплинарных, корпоративных сленгов, хотя и имеет тенденцию обрастать речекряком и волопюком.

Аналитика, интеллектуальный инструмент для обработки межпредметного поля, может быть обращена на любое из двух: и на бессознательное, и на сознательное. В силу своей междисциплинарности и синтетичности она абсорбирует и использует технологии, достижения, богатство всех доступных семантических и смысловых полей, служит инструментом и своеобразным оружием (мечом) национального самосознания. (Неслучайно в этом смысле и само название данной книги. К пониманию роли аналитики как интеллектуального оружия автор пришёл в 1995 году, когда работал в одном из аналитических подразделений органов госбезопасности). В данном качестве этот инструмент ещё более виртуален, неуловим, трудно формализуем. Он, как говорят китайцы, – «хлопок одной ладони».

Примерно в том же смысле А. Маршал разграничивает науку и аналитику. «Современный экономический организм обладает позвоночником, и наука, которая имеет с ним дело, не должна быть бесхребетной. Она должна обладать той утончённостью и чувствительностью, которые требуются, чтобы она была в состоянии приблизиться к реальным явлениям окружающего мира, тем не менее, необходим ей прочный позвоночник тщательных логических доказательств и анализа». Рассмотрев в своей работе несколько десятков учёных-экономистов, он только двоих называет аналитиками: А. Смита и Рикардо. О различии науки и аналитики А. Маршал пишет так: «К тому же функции анализа и дедукции (далее – объяснение и предсказание, те же самые операции, выполняемые в противоположных направлениях) в экономической науке состоят не в создании нескольких длинных цепей логических рассуждений, а в правильном создании нескольких коротких цепочек и отдельных соединительных звеньев». И далее – «Но чтобы понять стратегию, применяемую в военной кампании, отделить действительные мотивы, двигавшие великими генералами прошлого от кажущихся, необходимо самому быть стратегом» [Маршалл 93]. А для этой работы, какой бы интересной и важной она ни была, не требуется осуществления большой аналитической деятельности, и основная часть необходимого материала может быть самостоятельно получена человеком, обладающим активным и пытливым умом. Помощь тонкого анализа не является необходимой для всех, но она требуется для извлечения уроков из прош-лого. Иными словами, наука более опосредована, аналитика более прямодейственна и конкретна в своих выводах и построениях, требуя для своего осуществления более качест-венного человеческого материала. Аналитике высокого уровня нужно учиться годами, систематически накапливая знания, развивая природный ум и генетические задатки.

Оглавление книги