Книга: Аналитика как интеллектуальное оружие

1.8. Аналитика и феномен времени

1.8. Аналитика и феномен времени

Аналитика тесно связана с феноменом времени. Эти связи весьма разносторонние и крайне важны для практической деятельности сотрудников аналитических подразделений, как правило, работающих в условиях жёсткой временной дисциплины, а порой и цейтнота. Аналитический процесс, как правило, имеет временные рамки: время решения управленческой задачи, время выполнения НИР (НИОКР), оперативного задания аналитического характера и т. д. Аналитики вынуждены всегда учитывать временной фактор при анализе проблемной ситуации, а также в случаях, когда используют аналитику как средство прогнозирования. Важную роль играет управление временем, особенно важна скорость принятия управленческих решений, о чём отдельно будет сказано ниже.

Природу времени исследовали многие учёные, например, академик А.Е. Ферсман. Его небольшая, но крайне интересная работа о природе времени за 90 лет ни в чём не устарела. Он попытался сопоставить картины различных эпох времени, связать в единое целое завоевания человеческого гения в царстве времени. Великий учёный писал: «Тихо вокруг, и только мысль, свободная независимая, пытается бороться со времененм, в своих творческих мечтах опережая его течение, в достижениях упорной работы побеждая ушедшие в прошлое века и тысячелетия. Ей одной победить время!» [Ферсман 22].

Феномен времени в аналитической работе не так прост, как может показаться на первый взгляд. Особенно большие трудности возникают с адекватным отражением настоящего момента. Современные аналитики описывают достаточно адекватно, хотя и в самых разнообразных модификациях и форматах, прошлое (как правило, в масштабе 10-100 лет), неплохо прогнозируют будущее (с использованием преимущественно системных и сценарных методов), причём многие специалисты-системщики достаточно «кучно попадают», адекватно отражая будущую ситуацию в прогнозные периоды от 20 до 50 лет. При этом крайне редки попадания в настоящее, системные и качественные объяснения того, что происходит сегодня, в данный месяц, текущий год. Почти никто из вдумчивых аналитиков не видит настоящего. Ретроспективный анализ многих их «сиюминутных» публикаций показывает, что очень часто они заблуждаются, дают неверные оценки происходящего. Впервые на это обратил внимание мой приятель аналитик-неформал Игорь Дёмин, в беседах с ним мы неоднократно обсуждали разные грани этого феномена.

Рассмотрим, почему при анализе настоящего больше затруднений по сравнению с анализом прошлого или прогнозированием будущего.

Такая проблема, при здравом размышлении, реально существует, ибо из прошлого отнюдь не вытекает будущее, прямой детерминизм здесь не срабатывает, что-то происходит в настоящем как бы спонтанно, без видимых на то причин, нередки быстро происходящие трансмутации существующих социально-экономических и политических структур, которые довольно сложно понять и целостно представить. Проблема эта громадная, вечная (сродни вечному двигателю) и упирается в философскую концепцию времени. Концептуальные подходы к её рассмотрению я описал ещё много лет назад в работе «Фактор времени в системном анализе и геополитике». [Курносов 97]. Здесь же, не замахиваясь «на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира»(знаменитая фраза советских времён из к/ф Берегись автомобиля), попробуем рассмотреть сугубо прагматический, и даже в большей степени психологический, срез проблемы. Назовём его для краткости феноменом зоны нулевой видимости.

Фундаментальная социологическая наука, особенно такой её прикладной инструментальный компонент, как аналитика, в числе важнейших ставит цель создания инструментария для прогностики, предвидения прогнозируемого будущего и создания благоприятного образа (сценария) его создания. Ибо без создания контура будущего познавательная ценность общественных дисциплин стремится к нулю, остаётся просто история, описание уже сбывшегося и его различные интерпретации. Это, конечно, интересно, отчасти и полезно, однако не служит надёжным инструментом познания (создания модели) будущего. С кристаллизовавшимся прошлым и далёким будущим проще, а вот настоящее представляет загадки. Наверное, где-то в сейфах масонских лож и спецслужб, возможно, и есть развёрнутые сценарии будущего (другое дело, насколько они инвариантны и сбываются). Но речь идёт именно о конечном (и профессиональном по степени детализации) научном продукте (журнал, монография, аналитическая справка-прогноз), которому, по нашему мнению, вполне доступно открыть эту terra incognita настоящего времени вполне рациональными методами академической науки.

Поясним проблему на конкретных примерах.

Кто в 1953 году мог предвидеть события 1956, 1961, 1991 годов, а во время брежневского правления – ввод наших войск в Афганистан? Вытекала ли логика развала СССР из горбачёвских нового мышления, гласности и перестройки? Кто из советских востоковедов (да и западных) смог бы спрогнозировать исламский бум, Иранскую революцию? Кто в 1993 году (и даже в 1999) мог предвидеть феномен В. Путина, утверждение новой вертикали власти и его многолетнее руководство страной? Кто даже пару лет назад мог предусмотреть революционные события 2010–2011 годов в более или менее благополучных странах на севере Африки – в Тунисе, Египте, Ливии?

Перечень можно продолжать почти до бесконечности и лучше предоставить это дело социологам. Причём речь идёт не только об узко специализированной научной литературе (там разброс вариантов развития ситуации случайно может оказаться каким угодно), но о вполне добротных профессиональных социологических журналах – Власть, Деньги, Эксперт и др. В них – масса верных догадок, добротных текстов, оригинальных интерпретаций и прогнозов… Но заявленная нами тема – чёткое отражение настоящего – практически отсутствует. Почему?

Одни исследователи считают, что аналитика как дисциплина сугубо рационалистическая не может охватить «сиюминутные расклады», порой конъюнктурные (как писал А.К. Толстой в сатирической поэме «История государства Российского от Гостомысла до Тимашёва»: «Ходить бывает склизко/ По камешкам иным./ Итак, о том, что близко,/ Мы лучше умолчим»), и это знание может быть получено только сугубо иррациональными (эзотерическими, экстрасенсорными) методами. Другие, наоборот, полагают, что истинное представление о настоящем может быть продуктом лишь сугубо институционального Знания (содержащегося в документах с грифами секретности, что характерно для МИД России и для спецслужб), а также экспертного знания высокопрофессиональных практиков).

По-моему, причины подобного феномена игнорирования настоящего состоят в следующем.

Во-первых, страх, в том числе вызываемый причинами корпоративной солидарности, прямыми запретами руководства на раскрытие нелицеприятной правды об истинном положении дел.

Во-вторых, непосредственная заинтересованность управленческих иерархий в предсказуемости, однозначных сценариях будущего и отметание иных альтернатив, которые иногда ведут к непредсказуемости и хаосу.

В-третьих, неполнота информации. По этой причине часто непонятно, что началось и что закончилось, кто мал и кто велик (действия одновременно происходят по разнонаправленным векторам, отсюда неясность конкретных путей в будущее при более или менее очевидных, формализуемых целях и задачах).

В каком-то смысле настоящее действительно выпадает из шкалы времени (хотя постоянно как бы катится по ней, неотделимое от материи, контекста), в то же время и прошлое, и будущее для нас как бы более идеальны, мы ими оперируем как образом, мыслеформой, концептуально-овеществленной системой. В этом смысле настоящее более чувственно, конкретно, осязаемо, предвзято, мутагенно, волюнтаристично. Оно выражается разнокачественным разнообразием. Нас тешит иллюзия незаданности будущего, свободы воли и выбора, а, следовательно, и неисчерпаемости настоящего. Но так ли это?

Все вышеперечисленные факторы (можно привести и другие) имеют место быть, однако, очевидно, есть и нечто другое за ними, коренящееся в самой трудноуловимой природе настоящего времени.

Попробуем показать это на следующем примере.

Настоящее – это, несомненно, процесс, отражаемый простым словом обыденного языка, объединяющим ряд близко положенных точек, что находит своё отражение в сложной (чрезмерно сложной) глагольной системе индоевропейских языков.

Представьте: свеча горит. Горит всегда. Должна гореть. Обычно горит. Догорает… Нам понятно прошлое – эту свечу кто-то изготовил, купил, привёз, поставил, зажёг.

Будущее тоже понятно – свеча догорит, оплавится воск, её выбросят в ведро, переплавят, вставят новый фитиль.

Но именно настоящее (зажгли, горит, потухла, уронили, украли, убрали, забыли зажечь, вспыхнула и моментально выгорела) – наиболее неформализуемо и также трудно уловимо, как само пламя свечи, неопределимое, даже несколько мистичное при кажущейся простоте. Очевидно горение (трансформация) является «линзой», чёрным ящиком, не дающим прошлому однозначно перейти в будущее. Очевидно, к этой загадке Вселенной относится и то, что нельзя угадать мелодию по одной ноте. Конечно, в настоящем всегда есть зачатки, элементы будущего, но их так мало, они так расплывчаты и малозаметны, что увидеть их удаётся лишь Провидцам.

К слову, есть у моего друга О.А. Творогова, сильного аналитика из города Иваново «одна теорийка», которую он называет Ухом Времени. Дело в том, что обыкновенный звук человеческим ухом воспринимается не целиком, не только по частоте, но и по длительности. Собственно звук делится на атаку (время, когда звук нарастает до максимальной громкости), задержку (звук продолжает длиться до тех пор, пока его громкость не уменьшится вдвое), послезвучие (всё, что после задержки). Так вот, человеческое ухо слышит только атаку и послезвучие, а то, что происходит со звуком во время задержки, не слышит вовсе. Высококлассные мастера по созданию и обработке музыки в студиях именно при величине задержки в 0–200 атак достигают уникального звучания.

Однако Законы природы универсальны. В отношении к социуму это означает, что человек, социальная группа и общество в целом, в принципе, не в состоянии воспринимать оказываемое на них воздействие того или иного процесса, события, конкретного субъекта, пока сила такого воздействия не снизится относительно максимума вдвое. То есть воспринимается нарастание воздействия до своего максимума – это атака, а после прохождения точки экстремума его падающее влияние мы перестаём ощущать до тех пор, пока сила воздействия не уменьшится в 2 раза, после чего мы опять начинаем фиксировать его воздействие на нас. Если перенести этот принцип на социально-экономическую практику, есть над чем задуматься… Вспомните, как долго шло пробуждение (отрезвление?) и изменение отношения народа к Б.Н. Ельцину, бездумно разваливавшему великую страну. Или вспомните наши СМИ!

Данный принцип хорошо иллюстрируется известным примером с лягушкой, которая попав в горячую воду, тут же выпрыгнет. Но если её положить в медленно подогреваемую воду, то она не заметит, как сварится.

Люди решают проблему настоящего времени по-разному. Одни стараются вообще этого феномена не замечать, не думают о нём и игнорируют выбор между сиюминутным и долговременным. Другие проектируют все детали будущего, сосредоточиваются и настраиваются на него, и тогда при предварительной проработке вероятных сценариев, минуя настоящее, осуществляется их проекция будущего. Но обычно настоящее бывает не тем, что они планируют. Третьи надеются на интуицию, стихийно принимая спонтанно-иррациональные решения (совершая такие поступки), но чаще вместо желаемого (планируемого подсознательно) будущего получается серое настоящее и похмелье утром. Некоторые люди (алкоголики, бомжи, проститутки) вообще не имеют домашних заготовок, живут сугубо настоящим как мутацией-суррогатом бытия (время как ситуация). Есть и такие, которые живут по многим сценариям одновременно: в прошлом, настоящем и будущем, для них время не существует. (В некоторых сочинениях [Зеланд 07] можно найти идеи такого рода – о различных формах реальности: физической и метафизической, существующих одновременно).

Таким образом, указанная проблема имеет решение, причём как на личностном, уровне (сознательное строительство судьбы, разработка стратегии жизни личности), так и на познавательном (научном, практическом, прикладном). Например, весь бизнес, военная наука, управление почти исключительно построены на управлении временем. Важно в этой связи отметить, что момент (настоящее время) преимущественно категория гносеологическая, связанная с нашей реакцией на изменение внешней среды.

Если рассматривать категорию «настоящее» на языке высокотеоретических дисциплин (например, философии), рассматривающих действительность через призму законов, принципов и понятий, переводящих всё в знаковую систему, то сущность категории «настоящее», как бы мы её ни рассматривали – последовательность, протяжённость (до – после), одномоментность или функциональная одномоментность (отложенная кучно на шкале восприятия, пример со свечой), будет выражаться как вытесняющая всё доминанта (горим, убивают, изменённые состояния сознания, что у кого болит), которая должна нам как-то сигнализировать, что оно, «настоящее», пришло (знак: ноль), причём в очень специфичной форме, доступной для мгновенного схватывания (не важно – целостно или дискретно).

Если мы рассматриваем историю вопроса, членим живое формальной логикой – мы всецело в прошлом, в истории вопроса. Если строим сценарии, оцениваем, определяем перспективы – мы пребываем в категориях будущего. А вот Настоящее – это «вещь в себе» (противоречивость проявленного – непроявленного, известного – неизвестного, внутреннего – внешнего), выбрасывающая лишь некий знак, символ – «заметь меня». Все согласны с тем, что Время необратимо. Не в том смысле, что всё случается, всё непредсказуемо, но вытекает из нашего личного опыта, описываемого законами механики (брошенный в воду камень, и круги по воде от центра) или биологии (рождение, развитие, старение, смерть, лишь со спецификой генетики, запаса жизненных сил и т. п.). Очевидно, человек живёт в некотором лифте микромира, где мутируют (с учётом Свободы Воли, Произвола) линейные социобиологические процессы, и при пересечении с ними происходят явления, известные нам как феномен настоящего времени, существующий в размытом (пульсирующем) поле смыслов и смены знаков, фантомов восприятия.

Социальные институты (армия, церковь, научные учреждения) через доктринальную идеологию и обкатанные стереотипы легко включают индивидов в своё смысловое векторное поле, снимая проблему настоящего, превращая большинство населения в своеобразных биороботов [Авилов 99]. Любая Традиция в формах социальных институтов несопоставима с активной жизнью индивида, она тяготеет к вневременным категориям, вечности и предполагает свободное, естественное перетекание прошлого в будущее. Но как раз эти процессы поддаются анализу и управлению. Будущее логично, потому что о нём можно мыслить, предполагать те или иные события, но гораздо большие загадки вызывают разброс на малом интервале времени (задуют – не задуют нашу примерную свечу и, по аналогии, нашу персональную судьбу), дискретные промежутки в общей целостности.

Очевидно, настоящее время можно уподобить распределительной коробке скоростей, где происходит включение разных циклов, ритмов. Этот феномен ярко проявляется в нашей стране. Одновременно в современной России сосуществует большое количество культурных традиций – раннее Православие, Западноевропейская, американская, мусульманская, буддийская традиция и т. д. (ранее уже указано, чем они разнятся с точки зрения эзотерических корней аналитики), и огромную роль играет акцептор сети (прерыватель). Причём рядом идущие пульсации этих традиций вступают во взаимодействие на общем информационно-смысловом поле, несоизмеримо более могущественном, нежели индивид [Джеймс, 1910], и большинство людей осуществляет свой выбор, включаясь в определённые участки информационных и смысловых полей достаточно спонтанно, то есть не вполне осознанно.

Настоящее время составляет такую знаковую систему (что-то вроде счётчика такси), что её можно осознать, воспроизвести как сугубо научными, так и не обязательно рациональными методами. Это некоторая стоячая волна, отличная от прошлого и будущего, мыслеформа процесса перехода (трансформации), ваимодействия конкретных материальных форм. Мы узнаём состоявшееся прошлое, когда раскладываем его структуру, описываем языком фактов и цифр, чтобы увидеть содержание и масштабность. Вероятностное будущее тоже можно описать в том же формате. В этом коридоре ряд промежуточных точек означает настоящее как нечто искажающее, самовольно деформирующее процесс. Оно поддаётся простейшему анализу по принципу гомогенных рядов, когда из настоящего отметается всё случайное и мешающее, и остаются сквозные синтетические показатели, пропущенные через личное начало.

Аналитика, выступая как средство прогнозирования, имеет ряд важных особенностей. Попробуем их раскрыть.

Во-первых, многие люди (практики, журналисты, академические учёные) аналитику воспринимают сугубо как инструмент (один из многих и часто избыточный, экзотичный), влияющий более или менее адекватно на практику, конечные результаты исследований. Конечно, весьма привлекателен бессмертный образ Шерлока Холмса (мне тут недавно удалось побывать в его музее на Бэйкер-стрит 221-б в Лондоне, весьма интересная была экскурсия), но ещё вопрос – насколько его дедуктивный метод может способствовать раскрытию преступлений, если не только описывать события, будучи обращённым в прошлое, но и предсказывать будущее? Аналитика – это процесс или результат?

Во-вторых, в аналитической практике, тем не менее, немало случаев точечных предсказаний «в десятку», когда сбываются прогнозы, основанные на системном анализе ситуации, вроде Большого королевского пасьянса, когда предлагаемый информационный продукт «включает всю масть» – в границах осуществимости с упреждением, причём могут включаться параметры сугубо рациональные (технологичные, лежащие в логике рассматриваемой системы), а также иррациональные, связанные с человеческим фактором – властью, центрами сил, интересами элит, спецификой национальных менталитетов, психологическими аспектами, наконец, с геополитическими факторами, выходящими за пределы действия и разумного контроля со стороны социальной системы.

Между зонами действия этих двух подходов существует некоторая мёртвая зона, особенно интересная с методологической точки зрения постановки вопроса о возможных пределах прогнозирования.

В этой связи следует отметить, как достаточно ценный аналитический информационный продукт, работы Международной академии прогнозирования, её много лет возглавлял И.В. Бестужев-Лада [Бестужев-Лада 07], сейчас – почётный её Президент. Издания Академии ценны не только своей оригинальной синтетической методологией, но и зримой прогностичностью, причём нередко именно в «иррациональном» политическом спектре, где достаточно трудно определить – это продукт новаторской креативной методологии (эксплицируемой) или особой близости к Власти (если предположить, что в каких-то случаях срабатывает канал утечки структурируемой концептуальной информации). Конечно, такое тоже может быть.

Большую концептуальную и организационную работу ведёт генеральный директор Института экономических стратегий РАН (ИНЭС) академик А.И. Агеев. Под эгидой Института издаётся журнал Экономические стратегии. В 2011 году в Москве прошёл Международный молодёжный форум инноваторов по теме «Россия и мир – 2020: конструирование будущего» в контексте «Целей развития тысячелетия», где были презентованы инновационные проекты, разработанные молодёжными командами российских вузов и предприятий. Организаторами форума выступили Фонд подготовки кадрового резерва «Государственный клуб», Фонд международных молодёжных обменов, Международная Академия исследований будущего и Институт экономических стратегий РАН. Участники форума продемонстрировали свои инновационные проекты, по решению проблем в медицине, информационных технологиях, экологии. Будучи непосредственным организатором форума, академик А.И. Агеев дал высокую оценку проектам молодых разработчиков: «Все проекты различаются по степени научной обоснованности, актуальности и готовности к инвестированию. Среди этих десяти проектов есть несколько, полностью готовых к инвестированию. Я считаю, что у этих ребят просто колоссальный творческий и научный потенциал».

Оглавление книги