Книга: Копии за секунды: История самого незаменимого изобретения XX века

Глава 8 American Xerography corp.

Глава 8

American Xerography corp.

Когда Карлсон в 1948 году начал работать консультантом в Haloid, его обязанности были довольно неопределенными. Кроме всего прочего, он помогал Линовицу выполнять патентную работу компании и улаживать периодически возникающие конфликты с институтом Battelle. В Haloid все еще не было полноценной научной группы – основной функцией «научно-исследовательского отдела» Дессауера было проведение рутинных проверок качества фотографической бумаги, – и почти все работы по разработке ксерографии велись в Колумбусе. Карлсон занялся улучшением качества тонеров и носителей, которые использовались учеными в Battelle, но ему приходилось проводить опыты у себя дома в подвале, потому что в Haloid не было химической лаборатории. (Дессауера тревожило, что ксерографические материалы могут повредить чувствительные фотоэмульсии в тесных помещениях Haloid, – тревога обоснованная.) Каждое утро Карлсон приносил на работу образцы тонеров в бутылках из-под содовой воды с крышками из алюминиевой фольги, благодаря чему родилась фирменная шутка, что у ксерографии есть секретная формула, известная только ее изобретателю.

Положение немного улучшилось в 1949 году, когда в Haloid появился Гарольд Кларк, первый физик компании, и для научноисследовательской лаборатории был арендован старый склад магазина бакалейных товаров. Кларку поручили набрать небольшой штат сотрудников лаборатории. В следующем году, в ответ на настойчивые просьбы Карлсона, в Haloid пригласили еще одного патентного адвоката и начали создавать настоящий патентный отдел, который будет расширяться в течение следующих десяти лет, хотя никогда достаточно быстро, чтобы успевать за открытиями ученых из отдела Кларка и других сотрудников. Карлсон мог наконец уделить больше времени экспериментальной работе. В 1953 году компания выделила под его работу отдельную лабораторию и назначила ему в помощники молодого физика Гарольда Богдоноффа. Двое мужчин делили небольшое темное помещение в заднем углу на первом этаже фабрики Rectigraph, которая находилась рядом с домом на Холленбек-стрит, куда теперь переехал отдел Кларка. Прямо над комнатой, где работали Карлсон и Богдонофф, располагалась большая темная фотокомната, и иногда пролитая там жидкость капала на них с потолка.

В 1980 году Богдонофф вспоминал: «Господин Карлсон был простым человеком, не экстравертом и не снобом. Он был уравновешенным человеком, который никогда не богохульствовал». Он также сказал: «На самом деле я не помню, чтобы он когда-нибудь выходил из себя по какому-нибудь поводу. У него были мягкие манеры, и он никогда не повышал голоса. Я не слышал, что бы он когда-нибудь выругался. Мне кажется единственным сильным выражением, которое я от него слышал, было «Черт побери!». Иногда во время экспериментов нас било током от источников высокого напряжения или что-то в этом роде, и это было, пожалуй, единственным случаем, когда он говорил «Черт побери!», но я никогда не слышал от него никаких ругательств».

У Карлсона был толстый, скрепленный тремя кольцами блокнот, в котором он кратко записывал свои идеи, – привычка с детских лет. Когда утром Богдонофф приходил на работу, Карлсон открывал блокнот и говорил: «Посмотрим, что у нас есть на сегодня». Он перелистывал страницы с краткими заметками, написанными его ровным почерком. «Хорошо, мы будем делать вот это», – обычно говорил он. Карлсон был дружелюбен, внимателен, уступчив и был бы идеальным соседом по комнате в общежитии, но на работе мужчины почти не разговаривали на отвлеченные темы. Богдонофф вспоминал: «Я помню дни, когда я приходил на работу и говорил: «Доброе утро, Чет» и «До свидания, Чет», когда уходил вечером, а в промежутке мы едва ли обменивались несколькими словами».

Богдоноффу нравилось работать с Карлсоном, который отличался от других исследователей оригинальным стилем мышления и напряженной сосредоточенностью[28].

Богдонофф говорил впоследствии: «Я получил такую закалку, образование и опыт, которые я никогда бы не получил в другом месте, и я заслужил одобрение и поддержку». Карлсон также великодушно делился заслугами за изобретения, и он включал имя Богдоноффа в патенты на совместные открытия, которые другие исследователи, по мнению Богдоноффа, признали бы только своей собственностью.

«Его подход к вещам в условиях процесса изобретения, если так можно выразиться, я попытался сохранить в своей работе, – также сказал Богдонофф. – Он всегда искренне восхищался тем, что он открывал. Он часто испытывал эмоциональный подъем, когда что-нибудь получалось. Открывать что-то новое было для него наслаждением. Иногда он наталкивался на препятствие или терпел полный провал. Он качал головой и не мог понять, почему у него ничего не получилось, а затем «стремительно возвращался к чертежной доске». Богдонофф однажды вырезал объявление из «Уолл стрит джорнал», текст которого (цитата Кальвина Кулиджа), по его мнению, полностью описывал характер Карлсона. Он вспоминал: «Объявление гласило: Будьте настойчивы. Ничто в мире не заменит упорства. Талант не заменит, – в мире больше всего неудачников с талантом. Гениальность не заменит, – непризнанный гений – это стало почти поговоркой. Одно только образование – не заменит, – мир полон образованных отщепенцев. Только упорство и убежденность всесильны. Я уверен, что Карлсон обладал каждым из этих качеств».

Карлсон иногда сопровождал Богдоноффа и других ученых, когда они ходили обедать в «Арч-отель» или в столовую фирмы Kodak. Он редко был многословен, если только речь не затрагивала интересующий его научный вопрос, тогда он мог быть убедительным и оживленным. Он не был сплетником. Многие, кто знал его, говорили потом, что они никогда не слышали, чтобы он говорил о ком-нибудь пренебрежительно. (За все время, прошедшее после успеха ксерографии, он никогда публично не упомянул имени ни одной компании, которая отвергла его предложение.) Он обладал сдержанным юмором и свойственной логическому уму любовью к каламбурам. Его любимая шутка, которую он регулярно использовал в своих речах, касалась человека-снаряда из цирка, который решил уйти на покой, но его босс попросил его остаться и сказал: «Я никогда не найду человека твоего калибра». После его смерти вдова Доррис сказала однажды: «У него было очень острое чувство юмора, но оно редко включалось. Разумеется, он не походил на человека, который ходит с ухмылкой или с улыбкой на лице, но мне всегда казалось, что его лицо готово улыбнуться, что ему это легко сделать».

В течение двух лет совместной работы Карлсона и Богдоноффа у них был обычный набор удач и промахов: некоторые из их идей были использованы в производственных машинах, а многие другие нет, включая идею Карлсона, связанную с ксерографической системой печати для слепых. Самый важный вклад Карлсона в области ксерографии в течение этого периода был сделан, вероятно, на корпоративном уровне. Он настойчиво просил Уилсона, Линовица и Дессауера увеличить инвестиции в исследовательскую работу, быть более прилежными в оформлении патентов на открытия научного отдела и принять на себя четкое обязательство создать коммерческую машину. Уилсон разделял веру Карлсона в будущее ксерографии, но его отец и многие члены правления его фирмы относились к новой технологии скептически, и многие ветераны администрации компании и другие сотрудники считали, что Уилсон забирает ресурсы у надежного и доходного предприятия. Даже тех, кто верил в ксерографию, беспокоило ее будущее. Надежды Дессауера на ксерографический процесс были так велики, что он заложил свой дом, чтобы купить еще акций компании Haloid, но одновременно его терзали страхи, что случится, если процесс потерпит неудачу. В 1967 году он сказал Джону Бруксу: «Я поставил все на карту. Я чувствовал, что, если это не сработает, Уилсон и я будем банкротами, а что касается меня, так я, к тому же, окажусь несостоятельным инженером. Никто никогда не возьмет меня на работу, и мне придется отказаться от науки и заняться продажей страховок или чем-нибудь в этом роде».

Постоянный прессинг Карлсона помогал поддерживать энтузиазм Уилсона. «То, что значит имя Bell для развития телефона, или еще точнее, что Eastman значит для фотографии, тем могло бы стать имя Haloid для ксерографии», – писал он в письме Уилсону в 1953 году. Беседы и прения между двумя мужчинами и между Уилсоном и правлением велись, как правило, в частной обстановке, но ходили слухи. Гарольд Кларк говорил впоследствии: «Я думаю, главным спорным вопросом между компанией Haloid и Честером Карлсоном была тема, в которой Карлсон разбирался лучше, чем члены правления Haloid». Эта тема, по мнению Карлсона, была связана с уровнем участия Haloid в разработке ксерографии. Карлсон всегда был корректен, обсуждая эти вопросы с Уилсоном и другими; однако в глубине души он был близок к отчаянию. Срок действия его патентов близился к концу, а фирма Haloid, по его мнению, бездействовала. В своем дневнике за 1953 и 1954 годы он написал несколько скупых строк о своем чувстве безысходности: «Может быть, уйти из Battelle & Haloid… У Haloid есть богатство, которое утекает сквозь пальцы… В Battelle так и не поняли до конца… Какое жестокое разочарование для меня».

Главным источником беспокойства были взаимоотношения между Haloid и IBM – компанией, которая вызывала у Карлсона раздражение с тех пор, как в далеких 40-х годах он сделал неприятную для него и неудачную попытку заинтересовать ее научно-исследовательский отдел в его открытии. («Фирма IBM отнеслась к нему как к мальчику с игрушкой», – спустя много лет говорила его жена.) Интерес IBM к ксерографии оживился в 1949 году, когда Томас Уотсон-младший, который был одним из вице-президентов компании (и который, как и его друг Джо Уилсон, был корпоративным сынком, стремившимся превзойти достижения могущественного отца, его босса), видел и был впечатлен телепередачей о презентации Haloid и Battelle на съезде Оптического общества в Детройте. Ничего не вышло из первого впечатления Уотсона, но в 1951 году после длительных уговоров Линовица и Уилсона фирма IBM приобрела лицензии на две относительно малоизвестные ксерографические технологии, связанные с перфокартами и почтовыми этикетками.

Затем, в 1954 году, фирма IBM сделала запрос, который был в некоторой степени таким же зловещим, как заявление RCA об электрофаксе год назад. Компания хотела иметь исключительную лицензию на производство офисной ксерографической копировальной машины или на распространение такой машины, если компания Haloid ее уже создала.

Линовиц впоследствии писал: «К ужасу Дессауера, они показали схему того, что они придумали и что фактически совпадало с машиной, которую мы пытались разработать сами; в самом деле, Дессауер утверждал, что они просто взяли идеи, которые мы с ними обсуждали на предыдущих совещаниях».

Второй корпоративный гигант нацелился теперь на приз, который компания Haloid сжимала в своих руках с 1947 года, и первым, осторожным желанием Уилсона было уступить. Лицензионная сделка с IBM, в сочетании с договором Haloid на производство фоточувствительной бумаги для электрофакса обеспечила бы постоянный приток наличности, которая бы неопределенно долго сохраняла устойчивое и спокойное положение компании на рынке. Какой смысл сопротивляться?

После некоторого периода глубоких волнений и размышлений Уилсон ответил, предложив IBM ограниченную лицензию, включая соглашение, по которому Haloid сам обязуется не производить копировальную машину со сходными характеристиками. IBM резко отвергла это предложение, продолжая настаивать на эксклюзивности лицензии и обещании Haloid вообще никогда не производить офисной копировальной машины. А это в итоге было требование, которое, по мнению Уилсона, он должен отклонить.

В 1954 году, когда устройство верифакс появилось на рынке, компания Haloid выпустила свою собственную копировальную машину. Она называлась Copyflo 11 и делала приемлемые отпечатки на простой бумаге ксерографическим способом со скоростью около тридцати копий в минуту. И все-таки Copyflo не была копировальной машиной в обычном смысле. В отличие от верифакса, который был достаточно компактным, чтобы уместиться на углу стола, и имел стоимость всего 100 долларов, Copyflo имела размер с почтовый грузовик, требовала напряжения 220 вольт и повышенной прочности пола, делала копии только с микропленок и только на рулонную бумагу и имела розничную цену (некоторых более поздних моделей) 130 тысяч долларов[29].

Конечно, Copyflo не была конкурентом верифакса. Компания Haloid продавала машину не средним фирмам или частным лицам, а большим компаниям и организациям, у которых был большой объем документации. Машина была модифицированной коммерческой версией принтера для микропленок, который в Haloid и Battelle разработали для ВМФ, и она была прямым потомком примитивного опытного устройства, названного ксеропринтером, которое Роланд Шафферт из Battelle собрал из отдельных частей в 1948 году и которое тоже печатало на рулонной бумаге. (Ученые в Battelle иногда выпускали выходящую из ксеропринте-ра рулонную ленту, имевшую формат туалетной бумаги, через открытое окно четвертого этажа, чтобы не закрепившийся тонер не смазался.) В 1956 году фирма Haloid выпустила вторую модель Copyflo, которая делала копии с оригиналов на непрозрачной бумаге форматом в обычную страницу – характеристика, которая позволяла копировать обычные документы. Но все модели Copyflo были слишком громоздкими и слишком дорогими для использования в бизнесе, не имеющем бюрократической защиты. «Наши первые изделия все были монстрами, – говорил Гарольд Кларк. – Мы могли делать большие, быстрые и надежные в работе машины, но это было все, что мы могли делать».

Несмотря на это, модель Copyflo стала важным этапом в развитии настоящей офисной копировальной машины для простой бумаги, потому что она была полностью автоматической и ее селеновый фоторецептор был уже вращающимся барабаном, а не плоской тяжелой пластиной, как в машине «Окс Бокс». И все же громоздкость машины и ее поведение, которое часто ставило в тупик, указывали на проблемы, которые компании Haloid еще предстояло решить. Copyflo была громоздкой, потому что она должна была вместить в себя и изолировать весь комплекс операций, из которых состоит ксерографический процесс: зарядку, экспонирование, проявление, перенос изображения, закрепление, чистку. Превращение Copyflo в обычную офисную копировальную машину означало бы уменьшение ее размера наполовину, при этом все внутренние операции не должны были мешать друг другу, и решение проблемы замены рулонной бумаги на листовую, что было колоссальным достижением.

Даже когда модель Copyflo работала нормально, проблемы оставались. Например, на коммерческой презентации в 1958 году никто не позаботился установить катушку для бумажной ленты, и когда машину включили, отпечатанная лента сложилась в кучу на полу. Уилсон, который помогал на показе, не растерялся и попросил инженера сгрести бумагу в охапку и вынести ее в зал. «Мы хотим, чтобы вы все вблизи увидели качество копий», – импровизируя, сказал Уилсон. Это оказалось таким удачным рекламным ходом, что его взяли на вооружение торговые агенты Haloid.

Еще одна мучительная проблема была связана с влиянием Copyflo на сбыт нексерографической продукции Haloid. Более поздние модели Copyflo – те, что делали копии с непрозрачных оригиналов, – конкурировали напрямую с фотокопировальным оборудованием компании, включая относительно новую систему Photo-Flo, похожую на Rectigraph. Это уничтожение существующего бизнеса приводило в ярость торговых агентов и ужасало тех членов правления, которые не верили в ксерографию. Однажды в Haloid узнали, что International Harvester, покупатель Copyflo, использовал машину для организации коммерческого копировального салона, который конкурировал напрямую с копировальным салоном, принадлежавшим самой компании Haloid. Единственной причиной, по которой такие конфликты не переросли в более серьезный кризис, было отсутствие широкой сети потенциальных клиентов для Copyflo.

И все же рынок для машин Copyflo существовал. Хотя было выпущено всего пятьсот машин, заказчики, которые использовали их, стремились это делать с максимальной нагрузкой и, следовательно, покупали дорогие расходные материалы с хорошей скидкой. Xerox Standard Equipment и его расходные материалы – система для производства бумажных форм для плоской офсетной печати компании Haloid – также имела устойчивый сбыт, и к 1956 году связанная с ксерографией продукция обеспечивала почти 40 процентов доходов Haloid. Эта доля постоянно росла, хотя эти доходы требовали значительных затрат, и Уилсон постоянно мучился, что Kodak, IBM, RCA или General Electric, кроме прочих, могут внезапно омрачить будущее Haloid. (На ежегодном собрании акционеров в 1954 году он заявил, что крупная конкурирующая фирма может выкинуть компанию из бизнеса сегодня же.) Однако Уилсон и многие другие все больше верили, что будущее компании, на счастье или несчастье, будет зависеть от ксерографии и что пришло время сделать решающий выбор.

Весной 1955 года, через два года после выхода первой модели Copyflo – времени, в течение которого Уилсон с тревогой думал о том, как ответить на просьбу IBM выдать ей эксклюзивную лицензию на создание ксерографических офисных копировальных машин, – Дессауер собрал группу, которую называли «комитетом малой копировальной машины», чтобы изучить весь комплекс вопросов на эту тему и дать рекомендации относительно того, как (или стоит ли) компания должна действовать дальше. Он попросил Карлсона стать председателем этого комитета. У комитета было мало информации «из первых рук», от которой можно было бы отталкиваться, так как первая из двух коммерческих ксерографических машин Haloid не была копировальной машиной, а вторая не была маленькой. В компании в это время было распространено мнение, что ксерографическая офисная копировальная машина станет экономичной только для тех пользователей, которым требовалось не менее ста копий в день, – количество, которое казалось таким абсурдно большим, «что мы не совсем понимали, как все это можно было осуществить», – сказал Гарольд Кларк, который был членом комитета. И все-таки группа пришла к заключению, изложенному в докладе, представленном Карлсоном Дессауеру через шесть месяцев, что компания Haloid должна продолжать делать все, чтобы разработать небольшую копировальную машину, даже если самая маленькая из возможных маленьких машин, скорее всего, не будет очень маленькой. По оценкам комитета, самая компактная производственная машина могла бы весить 600 фунтов, иметь стоимость производства 1800 долларов и габариты картотечного шкафа на четыре ящика – выводы, которые оказались достаточно верными.

За несколько месяцев до окончательного завершения доклада «комитетом малой копировальной машины» компания IBM, которая в течение некоторого времени была единственным значительным партнером Haloid, вышла из лицензионного соглашения. Фирме Haloid ничего не оставалось делать, как продолжать работу самостоятельно (если допустить, что она хоть как-то собиралась продолжать). Но доклад, когда он был представлен, действительно подкрепил решение Уилсона. Первым его шагом было принятие мер по разъяснению прав компании Haloid на свою технологию. У Карлсона не было соглашения с самой компанией Haloid; он продал свои патентные права институту Battelle, и срок действия первого из его самых важных патентов заканчивался в 1959 году. Соглашение Haloid также было заключено с Battelle, и оно требовало уплаты больших процентов с каждого доллара, полученного в связи с ксерографией. Так как доходы Haloid от машин для изготовления бумажных офсетных форм и машин Copyflo увеличились, плата процентов стала основной утечкой средств, ограничивая возможности Haloid вкладывать деньги в дополнительные исследовательские работы. Кроме этого, точное определение тех доходов Haloid, с которых надлежало платить проценты, стало насущной проблемой, особенно теперь, когда компания Haloid увеличила объем своих собственных исследований и производства. В 1955 и 1956 годах Линовиц провел переговоры по новому соглашению, согласно которому Haloid приобретал все ксерографические права Battelle в обмен на 53 тысячи акций Haloid, которые должны быть выпущены в течение трех лет, плюс 3 процента отчислений до 1965 года – взаимовыгодное соглашение, которое обеспечивало Haloid средствами, необходимыми для финансирования разработки новых машин, обеспечивало Battelle фондами, которые в течение десятилетия сделают его одной из самых богатых научно-исследовательской организаций в мире, и сделает Карлсона очень богатым человеком. (Между Карлсоном и Haloid не было прямого соглашения, но соглашение Карлсона с Battelle давало ему право на 40 процентов от доходов института от ксерографии, включая акции.)

Теперь, когда компания Haloid не совсем уверенно двигалась в новом направлении, Уилсон был убежден, что ей нужно новое имя. Эту идею он сначала озвучил среди руководителей высшего звена в 1954 году и был удивлен, когда она натолкнулась на твердое и единодушное неприятие, поскольку имя Haloid уже имело пятидесятилетнюю историю, и его изменение было бы связано с большими затратами и неудобствами, а слово «Хегох приводило в замешательство, люди не знали, как его произносить, и т. д. Однако Уилсон продолжал упорствовать, и в 1955 году он разослал длинный меморандум, в котором вновь заявил о своей идее. «При всей справедливости ваших возражений, – писал он (как перепечатал Дессауер), – именно сегодня нам следует начать создавать конкурентоспособное торговое имя». Он добавил, что правильный выбор очень важен, потому что «имя компании появится миллионы раз, буквально, на чеках, бланках, финансовых документах, внебиржевых листингах, может быть, иногда в листингах [Нью-Йоркской] фондовой биржи, и если слово Хегох будет появляться там каждый раз, так же как и слово Haloid, через десять лет Хегох станет более сильным именем, чем оно есть сейчас; и никто не переубедит меня в этом». Уилсону нравилось Хегох как корпоративное имя; в какой-то момент он предложил Haloid & Хегох как компромисс. Линовиц выступал в пользу сохранения Haloid как названия компании, но предложил организовать собственную дочернюю фирму Хегох, Incorporated. Какой-то консультант предложил Атеnсаn Xerography Corporation и National Xerographic, Inc. В конечном счете правление, с оговорками, согласилось на имя Haloid Хегох; акционеры одобрили изменение в 1958 году.

Если компания в силу необходимости включилась в копировальный бизнес, ей были также необходимы новые производственные мощности. Сотрудники Haloid работали в разнокалиберных и широко разбросанных ветхих помещениях, расположенных в разных, не очень приятных районах Рочестера. Физический отдел находился в доме на Холленбек-стрит, а позади него – полное сквозняков унылое здание завода Rectigraph. В главном корпоративном офисе компании стояла старая ветхая мебель, а на полу лежал растрескавшийся линолеум. Кончилось тем, что фирма в начале 1960-х передала это помещение городу после того, как не смогла найти на него покупателя. Помещение на Лейк-авеню, где работал научно-исследовательский отдел, было похоже, и действительно им было, на магазин игрушек. Кроме этого, было еще полдюжины других, таких же неприглядных мест.

Эта географическая удаленность структурных подразделений компании друг от друга создавала в течение первых лет веселую обстановку в Haloid, так как позволяла большинству сотрудников работать без строгого надзора корпоративных вице-президентов. Джек Кинселла вспоминал впоследствии о незапланированном исследовательском проекте, задуманном ученым Эдом ван Вагнером в начале периода космической гонки между США и Советским Союзом. Кинселла пишет: «Он налил немного ацетона в картонный пакет из-под молока и поджег его. К нашему великому восторгу, коробка, как пуля, пролетела через всю лабораторию. Повторив этот фокус несколько раз, Эд решил, что это слишком скучно, поэтому он заменил пакет на пустую пятигалонную стеклянную бутыль для хранения химикатов. Когда он ее поджег, она взорвалась с ужасным грохотом, засыпав осколками всю лабораторию». Свободная атмосфера способствовала также проведению ценных для науки рискованных экспериментов; Боб Гундлах часто говорил, что большую часть своих лучших открытий он сделал, когда босса не было в городе.

И все же разобщенность отделов нарушала внутреннюю связь между ними, и в 1955 году Уилсон, заглядывая в будущее, стал подыскивать хорошее место в Рочестере и его окрестностях. В конце концов, он купил большой участок земли в Вебстере, Нью-Йорк, в сельскохозяйственном районе, в десяти милях на северо-восток от деловой части Рочестера и в пяти милях от озера Онтарио. Участок в Вебстере станет местом бурной научной и производственной деятельности, но в первое время компания не могла себе позволить слишком многое. Единственным сооружением, построенным Haloid в 50-е годы, была одноэтажная фабрика, в которой производились селеновые фоторецепторные пластины для машины модели D.

Несмотря на то что выкуп доли у Battelle, изменение имени фирмы, покупка земли и другие нововведения указывали на то, что Уилсон и его компания упорно двигались, как оказалось, в правильном направлении, прогресс в течение этого периода шел неравномерно и неуверенно. В 1957 году, через четыре года после выпуска Copyflo и спустя семь лет после коммерческого выхода «Окс Бокса», Линовиц разослал 126 писем изготовителям технологического и производственного оборудования с предложением: «Если ваша компания заинтересована провести переговоры с Haloid о лицензии на использование ксерографии в отрасли, мы с удовольствием ответим на ваши вопросы» – и получил фактически такой же ответ, какой получил Карлсон на свои письма пятнадцать лет назад. Иногда компанию упоминали в прессе, но для большинства деловых журналистов ксерография была слишком непонятной, чтобы заслуживать большого внимания. В том же году, когда Линовиц разослал свои 126 писем, редакторы журнала «Форбс» пригласили Уилсона посетить их редакцию и рассказать о компании Haloid и ее продукции. Встреча прошла с большим успехом, «Форбс» подробно рассказал о ней в редакционной статье, которая была опубликована через восемь лет, в 1965 году:

Такой была эмоциональная, экономическая и физическая обстановка, в которой Уилсон и его компания в середине 1950-х начала совершать свой окончательный рывок, чтобы построить первую в мире офисную копировальную машину для простой бумаги, которая еще не имела названия, но в конце концов будет известна как модель 914 (потому что могла работать с оригиналами форматом до 9 дюймов (22,8 сантиметра) в ширину и 14 дюймов (35,6 сантиметра) в длину). Успешный результат не был неизбежным, когда процесс начался, а поражения на пути следования были близки к тому, чтобы превзойти победы. В последний момент, когда были затянуты последние гайки в первых производственных машинах, оставалось еще много причин, чтобы беспокоиться, что все предприятие может просто рухнуть. Иногда казалось, что проект держался только благодаря своему необъяснимо мощному внутреннему импульсу, который каким-то образом помогал всем его участникам преодолевать трудности и разочарования. «Трудно поверить, какими наивными мы были в электростатике, когда начинали этот проект, – сказал впоследствии Льюис Уокап из института Battelle. – Ксерография прошла через многие этапы в своем развитии, в течение которого любой здравомыслящий руководящий комитет был бы прав, если бы отказался от него. Чтобы продолжать, нужно было иметь нечто, выходящее за рамки логики».

Оглавление книги