Книга: Аналитика как интеллектуальное оружие

4.1. О путях дальнейшего развития аналитики в России

4.1. О путях дальнейшего развития аналитики в России

Сегодня научно-концептуальный рост в гуманитарных областях не очень заметен. Это связано с негативными трансформациями в научной сфере, едва началась перестройка. И поныне не преодолено разграничение, а точнее пропасть между фундаментальной, системно-концептуальной социологией и её производными, прикладными аспектами. Полагаю, для русской аналитической мысли крайне необходим синтез глубинного социологического знания и его предметики, детального фактажа, иначе оно неизбежно останется узкоспециализированным, фиксированным. При этом речь не идёт о чём-то абстрактном, этот синтез уже был достигнут в XX веке в работах выдающихся русских социологов-концептуалистов, таких как П.А. Сорокин, А.А. Богданов, К.Н. Леонтьев и его ученик Н.Я. Данилевский, А.Д. Нечволодов, И.А. Ильин, И.Л. Солоневич, историософ [Солоневич 73] (см. также интернет-ресурс netda.ru/belka/texty/solon/solonnm1.htm), Д.И. Менделеев как социолог, И.А. Ефремов как футуролог, профессор Л.С. Васильев (ВЭШ, Москва) и другие.

Леонид Сергеевич Васильев – классик отечественного востоковедения, специалист по истории и культуре Китая. Доктор ист. наук, профессор, в настоящее время заведует кафедрой всеобщей и отечественной истории на ф-те политологии ВЭШ. Автор многих монографий по истории Востока, истории культуры и религий Востока. Исследователь теории исторического процесса [Васильев 01] (см. также интернет-ресурс http://review3d.ru/vasilev-l-s-istoriya-vostoka-v-2-x-tt).

Их концептуальные философско-социологические работы стали золотым фондом русской классической социологии. Они также положили начало и практической реализации оптимального устройства общества. Данные имена преимущественно отражают характер высоких достижений российского интеллекта, хотя можно также привести немало имён учёных, работы которых послужили фундаментом современных цивилизаций Запада и Востока.

По ряду причин (сокрытая система управления, византизм, свойственный и русской монархии, и большевикам) современные научные методики и другие виды аналитического инструментария западной практической социологии не стали общим местом, не вошли в плоть и в кровь научной социологии и практики России. Небольшие полу-западные островки (журнал «Эксперт» и т. п.) это, в сущности, кальки западной социологии и массмедийные форпосты транснациональных корпораций. Для плодотворного развития русской цивилизации крайне необходимо органическое соединение западного инструментария практической аналитики, её методов, графопостроений, институтов и русского целостного фундаментализма, отражающего принципы построения именно такой цивилизации.

Можно предложить некоторые принципы решения этой проблемы. Все вышеупомянутые русские социологи не были уличными философами (в роли тех выступали К.Э. Циолковский, С.А. Есенин, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский, и они тоже ощущали нерв эпохи, главнейшие переходные точки русской цивилизации). Так, П.А. Сорокин, бывший секретарь премьер-министра А.Ф. Керенского, стал организатором и деканом социологического факультета Гарвардского университета. К.Н. Леонтьев на протяжении 20 лет занимал высшие русские дипломатические посты на Балканах, был иноком на Афоне и в Оптиной Пустыни, где встречались все тонкие по содержанию потоки информации, как геополитической, так и придворно-политической. Д.И. Менделеев был выдающимся химиком, профессором Императорского Университета, дружил со многими выдающимися умами. А.Д. Нечволодов был генерал-лейтенантом, близким ко двору, имел доступ к закрытым архивам, к нему благоволил Государь: классическое «Сказание о Русской Земле» было настольной книгой Николая II, имелось во всех полковых библиотеках, школах, церквах и земствах. А.А. Богданов был выдающимся деятелем большевистской партии, равным по статусу В.И. Ленину, позже директором Института переливания крови. К этому ряду можно причислить Н.А. Бердяева, И.А. Ильина и ещё примерно десяток выдающихся русских социологов начала прошлого века.

Научно-практический вывод таков: социология – не нумизматика, её далеко идущие выводы оказывают сущностное воздействие на общество. Чтобы в динамике социума что-то произошло, крайне недостаточно лишь какой-то суммы текстов. Для понимания надличностных, надисторических тенденций в русле национальной традиции необходимо неформализуемое тонкое знание, обычно достижимое только вблизи источников власти и информации. Наверное, здесь уместна гипотеза о том, что любой великий человек, оставляющий заметный след в истории своего национального социума, возникает не просто так. Как правило, его появление окутано полупрозрачной дымкой тайны. Иные же (случайно-уличные) мыслители – не в теме и, хотя вроде бы рядом, в лучшем случае лишь создают фон, контекстную среду. Сверхреализация достижима только в рамках национальной традиции, подчас сокрытой.

Огромное значение при этом имеет референтное окружение, школа в широком смысле. Царскосельский Лицей, и Московский Университет готовили высших управленцев для Царской администрации. А.С. Пушкин и будущий канцлер А.М. Горчаков были товарищами по Лицею. Без высокого концептуального старта, продуманной системы обучения, возможно, не было бы таких национальных универсальных гениев. Екатерининские вельможи ad hoc (лат. на данный случай) – Г.А. Потёмкин, Н.И. Панин, А.А. Безбородко, Орловы, Зубовы, Шуваловы, конечно, были выдающимися администраторами-царедворцами, однако вряд ли можно говорить, что они создали устойчивую управленческую традицию. Впрочем, можно считать, они сами были ею. Впоследствии научные школы, приёмы мышления и управления, иконостас предшественников, громких имён – всё, что составляет устойчивую научную традицию, образовалось не само по себе, не в вакууме, но всегда на интеллектуальном и институциональном фундаменте прошлого.

Социологи правы – без «Оксбриджа» (англ. Oxbrige, пара знаменитых университетов Оксфорд+Кембридж) и других элитных университетов, если посмотреть шире, не было бы викторианской Британской империи. Для нас это означает – без сельских, поселковых, городских и областных библиотек, гимназий, периферийных газет и книгоиздательств, создания крупных университетских центров во всех регионах России. Пока в нынешние созидательные процессы не включится русская периферия, все графопостроения ограничатся московской кольцевой дорогой, даже если столицу расширят до Калуги. Только фантазёры-эзотерики могут полагать, что масштабные социокультурные процессы могут происходить спонтанно, сами по себе. Пока ещё они инициируются, тщательно продумываются, организовываются только центральной властью.

Конечно, в идеале нужна чёткость школы, чёткость интеллектуальной традиции, не исключён и административно-референтный заказ. Блестяще образованные интеллектуалы-системщики по тексту научного исследования могут установить школу: Оксфорд или Кембридж. При всей необычности подобного подхода можно вспомнить по аналогии демагогический лозунг Мао Цзедуна, ведь, в принципе, он очень здрав – отсекая все противоречащие стройности научной школы (схоластика, литературщина, сомнительные гипотезы) – мы не плодим хаос, но уплотняем поле общей национальной научной школы, создаём внутренние переходы-мостики, позволяющие обогатить её новыми смыслами.

В 1956 году, после XX съезда КПСС в СССР в своей речи «О справедливом разрешении противоречий внутри народа» Мао бросает лозунг: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». По существу это был призыв к тому, что каждый мог высказывать свою точку зрения. Мао не ожидал, что этот призыв обернётся против него самого. Свободно обсуждались такие вопросы, как стиль работы правительства, отсутствие демократии, некомпетентность руководства, коррупция и т. д. Кампания Сто цветов провалилась и в 1957 году была ликвидирована. Все выступавшие ранее с критикой правительства и Мао во время Ста цветов теперь подверглись преследованиям и репрессиям. Таких оказалось 520 000 человек. Многие покончили жизнь самоубийством.

Русская дореволюционная и современная научная практика преимущественно востребует учёных двух классов – собственно исследователей-теоретиков и референтов-систематизаторов (организаторов современной науки). Думаю, в сегодняшней России не хватает именно вторых – тех, кто своим авторитетом, административным ресурсом, финансированием способен содействовать стройности, актуальности, востребованности нового научного знания. Сегодня, когда исследования во всё большей степени становятся коллективными, комплексными, проводятся командами, задачи организатора исследования становятся проще – совместить, перенацелить, увязать, сгладить стыки в рамках единого рубрикатора, прояснить нестыкующиеся фрагменты. В Русской традиции этот подход органичен, если вспомнить такие явления, как Вехи, Мир Искусства, кружок Серапионовы Братья, сборник Смена вех. Анализируя социологические работы многих уличных философов, приходишь к мысли, что им не хватает не редактирования, патриотизма (знания традиции), эрудиции и общих знаний, но чёткого рубрикатора – более универсальной ориентации в известном и неизвестном.

По аналогии – как дома мы размещаем книги по отраслям знаний на книжной полке, точно так же нам нужен Некто Сведущий, кто поможет разместить наше Творение на Звёздном Небе Национального небосклона, очистив от шелухи случайного и неактуального. Доктором физ-мат. наук (в хорошем советском смысле) можно стать в 27–30 лет, если в силу специфики самоорганизации своего интеллекта уловить нечто слабо уловимое (эфемерно-виртуальное) в мирах физики и математики. Социология в широком смысле, как и любая другая наука о человеческом управлении, в чём-то ещё более виртуальна, эфемерна, ещё более неочевидна, чем физика. Она требует совершенно иных качеств от своего адепта. Каких же?

Во-первых, громадного, разнообразного, изощрённого жизненного опыта. По критериям оценки абстрактного познания хорошо, когда теоретической социологией занимаются практики – бизнесмены, политики, разведчики, люди смежных естественно-научных дисциплин – биологи, палеонтологи, математики. И обычно такой жизненный опыт приходит к человеку в 45–50 лет.

Во-вторых – громадного теоретического знания, начитанности. Современный социолог-теоретик должен изнутри знать две-три тысячи теоретических трудов русских, западных и восточных авторов на разных языках. Только такая теоретическая подготовка позволит ему адекватно оценивать собственные наработки как рядоположенные в общем строю (что, собственно, и составляет интеллектуальную национальную традицию) и в меру своих сил и дарования развивать её и дополнять, исходя из возможностей и потребностей времени.

Нужны серьёзные усилия по созданию таких институтов (учреждений), где аккумулировалась бы наибольшая полнота не только источниковедческой, теоретической информации, но и практической, востребованной и в меньшей степени скованной шорами академических корпоративных каст, узкопартийных пристрастий, узкоутилитарных бизнес-потребностей. Они должны выступать своеобразными конфигураторами для выработки новых идей, систематизации смыслов на базе универсальных ценностей. В сущности, нужно говорить о высшей академической марке, достойной быть эталоном для негосударственных образовательных учреждений. В рамках таких структур должны сосредоточиваться настоящие исследователи, развиваться интеллектуальная конкуренция, манифестироваться подход, называемый в западной науке свободным от предвзятостей – free of values system. Это проявляется не только в культурологии (что очевидно), но и в политике, политологии. Должно быть место для беспристрастных академических исследований, вносящих значительный интеллектуальный вклад, способных стать ориентирами для дальнейших разработок в соответствующих областях.

Ведь сегодня, как это ни парадоксально, академические институты, различные фонды, зависящие от иностранных грантов, частные лица скорее рассматривают узкоутилитарные, частные вопросы, исследуют сегментарно-научные проблемы в интересах корпораций, партий, банков, этнических общин, но не государственные. В этом плане вузы нового поколения должны выгодно отличаться фундаментальностью, ориентацией на добротную проработку концептуальных источников, создавать принципиально новые концептуальные модели, матрицы развития, а не только препарировать отдельные подходы, схемы. В условиях бурного роста экспертных сообществ нужна сеть мозговых трестов (фабрик мысли), создающих аксиологические, онтологические и гносеологические основания для стратегирования социально-экономического развития.

Советская гуманитарная наука десятилетиями развивалась в узкодисциплинарном русле; междисциплинарные же исследования, ставшие общим местом в западной науке ещё 40 лет назад, только пробивают себе дорогу в российскую науку. За последнее десятилетие вышло множество сомнительных публикаций, таких как концепция Мёртвая Вода, Всеславянская грамота, сочинения Фоменко и Носовского по Новой Хронологии Руси, и других, претендующих на общеметодологическую роль в обществе. Академические институты просто отмахиваются от них, объявляя такого рода публикации бредом и отсебятиной. Основная часть научного сообщества соблюдает благородный нейтралитет, старается не вмешиваться в полемику по острым проблемам. Ведущие вузы страны, призванные решать научно-практические задачи, теоретически осмысливать проблемы и затруднения в общественном сознании и коридорах управления, должны сами обладать научным потенциалом для прагматической экспертизы упомянутых публикаций на предмет их псевдонаучности и возможного подрывного использования в социально-политической практике. То есть, по существу, современные вузы должны выполнять роль «коллективного ВАКа» по спорным, проблемным, концептуальным работам междисциплинарной и административно-государственной проблематике. Однако этого нет, а псевдонаука процветает.

В стране в ближайшей перспективе должны быть созданы свои аналитические школы и фабрики мысли, способные на достаточно высоком уровне научных изысканий не только решать самые сложные задачи сопровождения политических решений, но и осуществлять методологическую экспертизу, организовывать и подключать к этому процессу многие десятки других коллективов, структур, фондов, частных авторов. Они должны играть роль площадки консолидации экспертно-аналитического сообщества, через систему обучения аналитиков, междисциплинарные методологические семинары, игротехнические модули и тренинги нацеливать экспертов и аналитиков на расширенное понимание проблем, многовекторые пути исследования и определённый высокий их уровень, что в немалой степени обусловлено профессиональными достижениями ведущих специалистов.

Считаю, что преподавание аналитики как учебной дисциплины нужно начинать уже в средней школе. Как будет называться этот курс – не так уж важно: «Основы аналитики», «Основы системного мышления» или «Основы личной интеллектуальной самоорганизации». Важно другое – в юные годы сформировать фундамент будущего научного мышления, мотивацию к познанию. Точно так же, как в своё время в школах начиналось преподавание информатики, сейчас нужно начинать преподавать основы аналитики. Поясню свою мысль подробнее на следующем примере.

Любой человек, кто хоть немного умеет работать на компьютере, знает, что такое Windows. Гораздо меньше людей знают о том, что такое операционная система, «кора головного мозга» персонального компьютера. Зачем нам нужна операционная система (ОС) – Windows, DOS, LINUX, Mac или иная?

ОС позволяет нам собрать все созданные прикладные программы и информационные ресурсы в единую информационную (программную) среду и обеспечить их функциональную совместимость. ОС – это программа, объединяющая все остальные и задающая единые системные требования используемым вместе с ней прикладным программам (ПП), запускающая их в работу. Компьютер, работающий с ОС, является полипрограммным или многозадачным информационным инструментом. Под многозадачностью программисты условились понимать одновременную работу нескольких программ (приложений). Свойством многозадачности обладают все современные ОС. Тот, кто научился более обстоятельно работать на компьютере, знаком с концепцией внедрения и связывания объектов (Object Linking and Embedding – OLE). Её смысл в том, что выделенные объекты (блоки текста, графические иллюстрации, звуковые файлы и видеоклипы и др.) можно копировать и перемещать между приложениями.

Благодаря этому мы теперь создаём комплексные и мультимедийные документы, осуществляем между ПП функциональную связь. Пользователь персонального компьютера, работающий с пакетом прикладных программ в ОС, действует на несколько порядков эффективнее пользователя, имеющего дело с разобщёнными, не увязанными между собой ПП. Операционная система с пакетом прикладных программ представлена на рис. 25.

Рис. 25. Операционная система с пакетом прикладных программ

Но если ОС (та же «Windows») сконструирована под внешнего оператора, то самосознание личности, являясь своеобразной ОС нашего мышления, сконструировано Природой так, что мы полные хозяева нашего бортового биосуперкомпьютера. Мы можем не только им эффективно пользоваться, но и эффективно, очень гибко его совершенствовать.

В литературе до недавнего времени называли противоречивые цифры по поводу количества нейронов в мозгу человека: от 14 до 100 млрд клеток. Наконец, в 2009 году был поставлен прямой эксперимент, для чего взяли мозг четырёх недавно умерших людей. Подсчёт показал среднее значение 86 млрд нейронов, это, конечно, не 100, но и уж никак не 14. Каждая такая клетка со своими отростками – синапсами и дендритами, устроена сложнее современного компьютера, что позволяет людям быть информационно самодостаточными субъектами.

Самосознание, как совокупность открытых информационных обратных связей, отражающих объективный мир (по этой тематике имеется ряд любопытных публикаций одного автора из Саратова [Палагин 04]), позволяет:

• системно накапливать и хранить общую культурную информацию и всевозможные знания;

• быть носителем индивидуальных, личностных знаний и жизненного опыта;

• быть центром социальной самоорганизации;

• быть носителем социально-ролевой информации (функция самоопределения в системе социальных координат).

Любая информация существует только как результат умственной активности личности – субъекта познания. Информации вообще, вне субъекта, нет. Есть обратные связи в сложных нелинейных открытых системах, но не более.

Выделяя информацию из пришедшего к нам потока, мы структурируем её в соответствии с мыслительными моделями, привычными для нашей умственной работы. В мышлении процессы отбора и систематизации поступившей информации различны, организованы разными параметрами порядка и во многом зависят не только от природных данных человека, но и от навыков обработки информации как таковой. Дети, читающие много, лучше учатся, интеллектуально более развиты.

Преподавание аналитики в школе позволит закладывать основы системного научного мышления и адекватного отражения реальности, создавать правильные мыслительные модели, картины мира, выделять смысловую составляющую из поступающей в мозг информации, определять линию поведения.

Как показали когнитологи ([Веккер 98], [Урманцев б/г], В. Никитин, [Палагин 04]), протомышление возникло у животных в виде способности к решению задач оперативной пространственной самоорганизации. Но пространственная – это простейшая разновидность самоорганизации. По мере эволюционного восхождения Жизни протомыслящие субъекты обретали способность решать всё более сложные самоорганизационные задачи, что выражалось, прежде всего, возрастающей сложностью используемых для этого мыслительных моделей.

Чем измеряется сложность самоорганизационных процессов? Сегодня синергетики уверенно отвечают на этот вопрос: насыщенностью рассматриваемой системы обратными связями. Чем больше взаимосвязанных контуров в процессах с обратной связью может обеспечить система, чем более они разнесены по уровням, тем лучше эта система приспособлена к сложным формам самоорганизации. Данная закономерность существует и в развитии руководящих мыслительных моделей воспроизводящегося субъекта.

Все мыслительные модели, существующие сегодня в нашем когнитивном пространстве, можно условно разделить на следующие основные множества:

– онтологические модели;

– физические;

– химические;

– биологические;

– психологические;

– социальные;

– когнитивные.

Когда же в середине XIX века учёные создали социологию, то она потребовала для себя совершенно особенных теоретических моделей, могущих охватить культурологические, экономические, демографические, лингвистические, юридические, духовные и другие аспекты общественной жизни.

Если в перечисленных выше физических, химических и биологических моделях человек для соблюдения принципа объективности занимал позицию стороннего наблюдателя, то в психологических и социологических моделях он оказывался в положении непосредственного участника и, так или иначе, но обязательно влиял на ход изучаемых процессов. Таким образом, в психических и социологических моделях оказалась обязательной рефлексивная составляющая, и её необходимо было учитывать.

Осмысление рефлексии в составе психологического и социологического научного знания вызвало к жизни ещё один, совершенно особенный вид теоретических моделей, когда объектом познания стали сами знания. В XX веке информация, будучи организованным потоком данных для процессов управления, потребовала от рефлексивных моделей уникальной логической структуры: в них субъект (по отношению к объекту) оказался как бы расщеплённым надвое – на стороннего наблюдателя и непосредственного участника. В этих теоретических моделях человек, глядя на себя со стороны как на мыслящее существо, спрашивал сам себя: а что я знаю и чего я не знаю? Что мне надо знать и как мне свои знания лучше всего использовать? Именно для этого и было введено понятие самосознание личности, позволяющее человеку осознавать свою активность и как объекта, и как субъекта одновременно.

Не нужно также забывать, что аналитические оргструктуры – это естественная среда обитания тех редких специалистов высшей квалификации, чьи наработки, опыт, уровень интеллектуальных контактов могут быть востребованы уже завтра для решения как насущных, сугубо практических задач, так и фундаментальных концептуальных проблем пока неопределимого порядка. Принципиальная (разумная) открытость аналитических центров для академического содружества (в том числе зарубежного) – необходимая предпосылка позитивного взаимодействия, обмена информацией, апробации научных выводов по ряду исследований.

В этом плане следует отметить ещё два немаловажных аспекта.

В дальнейшем, очевидно, уровень развития и имплантации подконтрольной аналитики всё более будет определять возможность или невозможность управлять информационно-аналитическими потоками, интегрировать или дезинтегрировать общество, привлекать на свою сторону аутсайдеров. Головной методологический семинар, мыслимый нами как регулярная научно-методологическая и экспертно-практическая деятельность по интеграции, культивированию и подбору новых идей, может потенциально оказывать доминирующее, определяющее воздействие на сильно фрагментированное ныне общественное сознание, вовлекая в нашу интеллектуально-методологическую обойму, в круг научных изысканий как отдельные научные коллективы, фонды, авторов, так и книгоиздателей, СМИ и т. п. Поддержка данной идеи, по-моему, лишь дело времени и осознания его важности и полезности руководством страны.

В 1918–1933 годах в Германии Генштаб фактически взял на себя информационно-аналитическое снабжение СМИ, издательств, партий свежей переработанной и адаптированной для употребления на различных уровнях общества научной информацией о реальном геополитическом положении Германии, её национальных интересах, потенциальных партнёрах, врагах и союзниках. За символическую плату почтового отправления германские СМИ по подписке получали унифицированные разработки высшей штабной мысли. В годы перманентного искусственного кризиса тех лет многие малые СМИ не имели средств, возможностей и первоклассных кадров для информационно-аналитической работы в широком спектре, однако получали информацию бесплатно. Это, помимо прочего, позволило сохранять германское информационное пространство, артикулированный контур национальных интересов, не давало заполнить его деструктивной массовой культурой стран-победителей и коммунистическими идейками из Москвы, тем самым помогая принципиально стране сохранять свою идентичность.

Совершенно противоположная картина просматривается в России. При реальном сворачивании партийных структур очевидно, что обслуживающие их квазианалитические (а больше пропагандистские) центры и центрики будут терять свою актуальность и востребованность. Останется много честных автономных информационно-аналитических структур, однако без финансовых и кадровых возможностей и научно-информационной базы для освещения всего спектра актуальных вопросов. Содержать их мог бы головной методологический семинар в рамках Русской аналитической школы (о ней мы скажем несколько ниже), тогда можно было бы привлекать эти разрозненные структуры более планомерно и в больших масштабах к разработке и реализации государственной информационной стратегии, к проведению конкретных научных исследований, координируя и повышая их научно-методологический уровень. Технически это вполне возможно осуществить благодаря следующим объективным предпосылкам.

1. Общество зримо стремится не к диверсификации, разбросу, как было в период 1989–1996 годов, а к духовной интеграции, прагматической идеологии общенациональной коммуникации. В условиях информационной открытости общества это не так трудно сделать: сами потребности жизни отсеивают недоделки, мифы, эклектические нагромождения. Общество воодушевлено не цветущей сложностью накопительного периода, но лаконичной ясностью, самодостаточной простотой этапа самореализации каждого гражданина. Сейчас можно реально говорить о восстановлении целостности информационного пространства, чего, скажем, не было в 1996 году. Каждая идеологема-мифологема постепенно занимает своё место в огромном пространстве, где работают разнообразные СМИ.

2. Духовная культура России огромна, её органическими составляющими были советская академическая мысль 70–90-х, а также многочисленные кадры, подготовленные в условиях единой общеобразовательной и научной школы. Поэтому сегодня имеются все предпосылки для подведения под имеющиеся знания строго научной методологии, что существенно упрощает коммуникацию, ретрансляцию знания. Такие экзотические заимствованные концепты, как авангардизм (и не только в живописи, но и как «игра ума в бисер»: помню, какое огромное впечатление в своё время на меня произвёл всемирно известный роман Г. Гессе Игра в бисер), Мёртвая Вода, дианетика, самотворизм, ариософия, буддизм, разветвления Нью-Эйджа (англ. New Age, Новый Век, Эра Водолея, это название объединяет различные течения современного оккультизма) российской культурой отторгаются. Пусть фрэнсисы фукуямы и жаки аттали отдыхают, они не смогли стать законодателями интеллектуальной моды в постперестроечной России.

Фукуяма Ёсиро (Фрэнсис) – американский политолог, политэкономист, сотрудник Центра по вопросам демократии, развития и верховенства права при Стэнфордском университетете [Фукуяма 03].

Аттали Жак, политолог, футуролог. В 1981–1995 годы помощник президента Франции Миттерана. Автор нашумевшей футурологической книги [Аттали 06].

3. Источниковедческая база и правых, и левых, и коммунистов, и антикоммунистов, и христиан, и нео-язычников, и атеистов-прагматиков принципиально одна – это книги, изданные в СССР и России. Она опирается на национальную традицию, шире – новоевропейскую (постбэконовскую) традицию с небольшими вкраплениями китайской мудрости (Путь Дао, недеяние, Великое Молчание [Синкевич 08]) и дальневосточного менеджмента. Позитивистская методология (цитирование, в том числе концептуальное), формально-логические методы науки, широко растиражированные в 80-е годы, стали общим местом любого формального текста, так что актуализация и использование информационно-аналитических материалов может быть достаточно очевидной для всех, общенациональной, общезначимой, нефрагментированной задачей.

4. Современная фаза развития информационной структуры общества характеризуется тиражированием тех же инструментальных стереотипов, стародавних методов препарирования поступающей информации в бесконечном тёмном коридоре. Фундаментальные достижения науки, методологии и даже выводы точных и прикладных (негуманитарных) наук недоступны, неинтересны общественникам, почти не оказывают воздействия на управленческие науки. Грядущие прорывы в этих направлениях, возможно, вообще поставят под сомнение современную науку в том виде, в каком мы её знаем.

Уже сейчас вполне очевидно, что старые экономические концепции (о невидимой руке рынка, балансе спроса и предложения и т. д.), как и социологические схемы и представления, уже не работают, нужно создавать новую теорию обществознания, причём фундаментом может быть только природа человека с её важнейшими сторонами активности и адаптивности.

Следует сказать о том, что нового будет в аналитике в XIX веке помимо её междисциплинарности, единства методологической платформы в нашей стране и сходства с американскими фабриками мысли. Полагаю, после того как коренным образом улучшится подготовка специалистов в данной сфере и будут созданы отечественные мощные аналитические центры, дальнейшее развитие аналитики пойдёт по линии её связи с наукой: тогда аналитика может оказаться в авангарде науки и даже формировать для нее заказ. Аналитика становится на острие междисциплинарного видения и уже этим всех объединяет и по-своему синтезирует, выступает комплексным заказчиком на новые виды знаний и технологий.

Грань между привычным и неизвестным (синергетика, сложные управленческие модели по типу живой природы, искусственные информационные поля) скорее объединяет антисимбатные векторы перед общей загадкой, нежели подготавливает ненужные общественные раздраи, борьбу противоположностей в рамках единой мифологемы (по типу тупоконечников и остроконечников).

«Сто лет тому назад дед нынешнего императора, в те времена ещё наследный принц, за завтраком разбил яйцо с тупого конца и скорлупой порезал себе палец… С того времени всё население Лилипутии разделилось на два лагеря – тупоконечников и остроконечников».

Дж. Свифт, «Гулливер в стране лилипутов».

В этом плане сегодня наиболее эффективный рычаг информационного контроля ситуации, а также воздействия на неё имеет та научная школа, семинар, концептуальная парадигма (в пределах доступного пониманию подготовленных операторов), где меньше всего мифологем, идеологем, общепринятых и партийных условностей, тогда эта школа стоит над ними, всех объединяя. Аналогом, пожалуй, может служить нуль (0) в декартовой или полярной системе координат – единственная точка отсчёта для всех прочих координат: она является для них подобием Абсолюта.

Думаю, огромную роль в этом объединительном процессе могла бы сыграть философия. Лично я знаю немногих современных философов, проявивших стойкость и в теории, и в мировоззрении: в условиях перестройки, перехода к рынку они не стали шарахаться ни к западным ценностям, ни к религии. Среди них – один из моих учителей Александр Алексеевич Кокорин. Его труды по аналитике [Кокорин 03, 07] и по философии [Кокорин 76, 07А, 07Б, 08], может быть, не столь широко известны, как работы «маститых» философов, быстро приспособившихся к новым социально-политическим и экономическим условиям и перебежавших на позицию отрицания практической значимости философских знаний, однако именно в трудах А.А. Кокорина на это находим достойный ответ. Изложенное в его трудах и особенно в монографии «Философия и наука» [Кокорин 08] понимание философии как специфической общенаучной системы знаний, выводы о необходимости усиления её социальной роли в условиях снижения общей философской культуры современного общества чрезвычайно важны и продуктивны.

Целостность традиционного общества (каким был СССР) обеспечивалась единством идеологии, развёрнутой системой социально-политической аргументации и гарантий, которая и есть система коммуникации между властью, её институтами, обществом, электоратом. В постиндустриальном обществе эта целостность обеспечивается технологией работы его институтов, а в обществе переходного типа (каким ныне является российское) – вводными паллиативами, выборными кампаниями, комбинированными технологиями лингвистического программирования, созданием временных консенсусов между политическими партиями, религиозными конфессиями и т. д. Переходное общество весьма неустойчиво, многие ранее работавшие структуры на глазах валятся, в обществе возникает информационный хаос, нет взаимопонимания (коммуникации) даже между звеньями госструктур, у каждого свои предпочтения и интересы, всё это не редуцируется в информационную ткань общества. Механизмы согласования интересов между различными центрами сил практически отсутствуют.

Каждая социальная формация имеет свой язык (по аналогии – как оперативная память компьютера) и внутреннюю структуру управления – о ней каждый индивид мало задумывается, она как бы автоматически встроена в структуру социума и управляет трансперсональными коммуникациями. При информационном хаосе и дестабилизирующей роли СМИ возникает разрыв подобной ткани, и мы знаем, что это может быть сделано искусственно, преднамеренно: нормальная коммуникация и взаимопонимание становятся невозможными, в итоге рвутся все управленческие цепочки.

В настоящее время ведущие представители западной аналитической школы работают над обобщением накопленного за последние десятилетия опыта, прежде всего, негативного, обусловленного просчётами аналитических служб различного ранга. Предпринимаются попытки интеграции этого опыта в казавшуюся столь совершенной систему взглядов на методы разработки управленческих решений. Активизировались философские изыскания, в частности, был выдвинут ряд концепций с акцентом на открытость общества, его информационного сетевого пространства. Однако действительно продуктивных и безопасных путей решения возникающих проблем пока не предложено. Более того, за последние несколько лет представители ряда террористических организаций нанесли множество болезненных ударов по болевым точкам, уязвимым именно из-за информационной открытости общества. В частности, события, последовавшие за террористическими актами 11 сентября 2001 года, показали, сколько нерешённых проблем таит в себе концепция открытого информационного общества.

Без повышения интеллектуального потенциала каждого отдельного гражданина информационная открытость становится лишь каналом дестабилизации экономики, разрушения личности и её этико-моральных основ. Альтернативой этому может быть только сценарий свёртывания демократических свобод и перехода к жёсткому государственному контролю над потоками информации. Интересно, что в пределе оба пути (и тотальный государственный контроль над информационными потоками, и полный отказ от их регулирования) ведут к снижению интеллектуального потенциала общества и воплощению концепции общества золотого миллиарда – её основы заложил ещё в 1798 году англичанин Т. Мальтус. Избежать этого можно лишь при условии, что каждый индивид будет способен своевременно обнаруживать зарождение кризисных тенденций, что он сможет на своём уровне управления вырабатывать управленческие решения, оптимальные в широком смысле (адаптивные).

Под такими решениями здесь понимаются те, что направлены не столько на преодоление последствий тех или иных негативных процессов или явлений, сколько на разрешение всего комплекса противоречий, приведших к возникновению проблемной ситуации, – тем самым будет обеспечен учёт интересов максимально широкого круга лиц. Это требует от каждого лица, принимающего решение (ЛПР) способности прогнозировать последствия на основе системного видения проблемы. В таком Городе Солнца (вспомним утопию Томмазо Кампанеллы) проблемы просто не будут доходить до такой стадии, когда попытки их решения не могут не повлечь за собой страдания масс населения.

Да, конечно, проблемы лучше не создавать, чем эффективно решать созданные, но если они уже есть, и отказаться от выбора решения нельзя, что тогда? Только одно – начиная с анализа содержания проблемы и комплекса породивших её противоречий, продвигаться через этапы разработки концептуальных подходов, моделирования процесса реализации и прогнозирования результатов перед этапом выбора и реализации управленческого решения.

Решению любой практической задачи предшествует мыслительная деятельность по её концептуализации. Она осуществляется в три этапа, это разработка:

– концептуального подхода к решению проблемы;

– самой концепции;

– программы конкретных действий. Последовательность этапов представлена на рис. 26.

Рис. 26. Последовательность этапов концептуализации в решении проблемы

Что касается этапов выработки решения, следует выделять следующую иерархию терминов, обозначающих промежуточные результаты:

– доктрина, это описание стратегических целей и принципов достижения результата, не учитывающее наличие или отсутствие достаточного ресурса;

– концептуальный подход, это общее представление о путях и сроках решения проблемы без детализации конкретных шагов и механизмов решения; как правило, для решения проблемы разрабатывают несколько концептуальных подходов;

– концепция решения, замысел достижения цели, учитывающий наличие и порядок использования определённого ресурса;

– программа действий, детально проработанное описание совокупности операций, ведущих к решению проблемы (задачи), включая использование ресурсов, раскрытие механизмов реализации идей, технико-экономическое обоснование и т. д.

Каждый последующий результат отличается от предшествующего повышением степени детализации и сокращением числа альтернатив, доступных руководителю (ЛПР), обязанному выбрать одну из них для решения проблемы посредством реализации указанных шагов. По существу, спуск по этой иерархии соответствует этапам эволюции модели, призванной отражать процесс достижения цели. Можно согласиться с теми положениями, что выдвинул профессор О.С. Анисимов. По его мнению, исходным материалом в концептуальной работе служат теоретические представления о содержании рассматриваемой деятельности, её миссии и особом месте в ряду других типов деятельности. Следовательно, подготовительным этапом к конкретной концептуальной работе будет формирование представления о некоторой общей текущей деятельности, как сложной системе, куда должен быть интегрирован новый вид деятельности [Анисимов 98].

В аналитических исследованиях разработка концептуального подхода к решению проблем обычно начинается после изучения общего состояния объекта (например, предприятия или организации), аналитической реконструкции и описания ситуации, сложившейся на объекте (событий, внешних характеристик отношений в коллективе, существующих нормативных предписаний в исследуемой деятельности, выяснения базовых трендов, внешних и внутренних факторов, воздействующих на ситуацию и т. п.).

На этом предварительном этапе основная задача – достаточно подробно зафиксировать весь необходимый для дальнейшего анализа материал в виде текста, включая собственно текст, а также необходимую информацию: аудио-, видео-, фото-и иную, подготовив тем самым почву для сущностного изучения событий или явлений. Предметом исследования могут быть все существенные для данной деятельности явления, так или иначе влияющие на функционирование или развитие объекта. Например, состояние рынков, сложившееся функциональное взаимодействие между сотрудниками фирмы, нормы и реалии иерархичных вертикальных управленческих отношений, ресурсная обеспеченность производственных процессов, уровень профессионального мастерства исполнителей, их мотивация к работе, конфликтность и др.

Естественно, многое зависит от заказчика аналитической разработки – именно он своими требованиями задаёт рамки исследования и указывает конкретные вопросы, заслуживающие особого внимания. Эти требования и вопросы отражаются в техническом задании (ТЗ) на проведение работы.

Затем аналитик готовит план исследования, где общий замысел работы представлен в виде функциональных блоков, задана последовательность проведения исследования. В ходе дальнейшей работы все эти заготовки, пока ещё не наполненные конкретным содержанием, будут дробиться на более мелкие ячейки, соответствующие отдельным подзадачам. К окончанию работ ячейки, а с ними и заготовки, будут наполняться, но сначала аналитик, словно пчела, строит соты, стараясь вписаться в рамки, предложенные «пасечником» – заказчиком.

По завершении этапа синтеза подходаконцептуальный подход преобразуется в полноценную концепцию путём формулирования замысла по достижению цели, учитывающего наличие и порядок использования определённого ресурса. Речь здесь ещё не идёт о строгих количественных методах оценивания, но приблизительно уже формулируется гипотеза о масштабах затрат.

Полученная в результате концепция (концептуальный продукт) должна соответствовать следующим требованиям:

– целенаправленность (все частные цели и процессы, должны быть направлены на достижение главной цели);

– оптимальность (концепция должна отвечать заданным критериям оптимальности, не приводить к срыву или торможению текущих деловых процессов при соблюдении приемлемого для заказчика режима потребления ресурсов);

– адаптивность (концепция должна быть приспособлена к реализации в структуре исполнителя, иметь резерв адаптации к изменяющимся условиям реализации);

– модульность (в ходе реализации концепции должна быть предусмотрена система промежуточных контрольных точек, благодаря чему руководитель проекта и заказчик могли бы обсудить ход её реализации);

– комплексность (концепция должна предусматривать и учитывать все существенные аспекты проблемы);

– целостность (все функциональные блоки концепции должны быть тесно увязаны, она не должна распадаться на части, не объединённые общим замыслом);

– однородность (описания всех функциональных блоков должны иметь равный уровень детализации).

Разработанная в соответствии с этими требованиями концепция должна содержать чёткие положения о том – кто, что, каким образом, в какие сроки, за счёт каких ресурсов будет работать для её реализации на практике. Проще говоря, любая готовая концепция по определению должна включать полный и детальный механизм её выполнения, в том числе технико-экономическое обоснование (ТЭО). В противном случае это не концепция, а лишь концептуальный подход. Если рассматривать под таким углом зрения большинство документов, разрабатываемых в стране на разных уровнях государственного управления (доктрин, стратегий, проектов), то становится понятно, насколько велика разница между предлагаемым теоретическим видением какого-либо участка деятельности (то есть концептуальным подходом) и практическими шагами по достижению конкретных результатов (то есть собственно концепцией).

В этой связи вспоминается такой случай. Когда я работал несколько лет преподавателем кафедры периодической печати факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (по совместительству), вместе со мной на кафедре трудился А. А. Стрельцов, сотрудник Совета безопасности России – он в то время был одним из главных идеологов и разработчиков Доктрины информационной безопасности России. Он показал мне проект этого документа. Изучив текст, я спросил – а кто непосредственно, каким образом и за какие деньги будет осуществлять всё намеченное? Кто будет нести персональную ответственность за реализацию в целом правильных и замечательных идей и подходов? Ответ был расплывчатым. Прошло пять лет. И практически ничего из продекларированного не было реализовано!

И такая же картина существует в отношении десятков других «концепций». Да возьмите хотя бы кандидатские и докторские диссертации. В большинстве из них диссертанты предлагают и обосновывают «новые авторские концепции». На поверку выясняется, что в лучшем случае это лишь концептуальные подходы. Казалось бы, это просто игра слов. Но нет, за этой игрой стоят серьёзные проблемы рационализации нашего мышления, его методологической вооружённости. Ну и, естественно, большей прикладной значимости научных изысканий.

Технология разработки концепций во многом перекликается с технологическим циклом ИАР – их сходство вызвано общностью закономерностей информационной работы, представляющей собой процесс поэтапного уточнения и совершенствования моделей, вплоть до той степени детализации, когда появляется конкретное описание механизмов решения проблемы. Однако не следует забывать: разработка концепции – это следующий этап ИАР. По существу, этот процесс протекает на стыке двух «потоков» ИАР – потока ИАР исполнителя (некого подразделения, занятого в сфере ИАР, действующего по поручению разработчика концепции) и потока ИАР заказчика или его представителя, осуществляющего взаимодействие с этим подразделением.

Технологический цикл разработки концепций может быть организован по-разному, особенно в части, касающейся отношений заказчика и исполнителя, распределения их обязанностей и полномочий.

В одном случае исполнителю вменяется в обязанность проведение первичного обследования состояния дел в организации (на предприятии), составление моделей деловых процессов, пополнения ресурсов, синтез концептуального подхода, его уточнение и адаптация к конкретной ситуации. В другом случае требуется лишь объективная оценка и модель деловых процессов, поскольку внутренняя бюрократическая система обычно склонна давать идеализированную картину, а всю остальную работу берёт на себя заказчик. В третьем (наиболее распространённом) случае заказчик приходит с готовым концептуальным подходом и предлагает довести его до уровня концепции и далее – до детально проработанного плана мероприятий по воплощению концепции.

При осуществлении концептуального проектирования широкое применение находят компьютерные технологии: начиная от систем протоколирования схемы рассуждений и поддержки функционального проектирования и заканчивая системами автоматизации концептуального проектирования, таких, как отечественные системы Постулатор, Концепт, Оргпроект и другие.

Последний класс систем заслуживает особого упоминания. В России подобные системы получили название технологических линий концептуального проектирования [Никитина б/г]. Эти программные продукты находят применение для решения задач концептуального проектирования таких объектов и процессов, как:

– системы организационного управления (СОУ);

– автоматизированные СОУ;

– банки данных;

– программное обеспечение (ПО);

– планы совершенствования и развития организаций;

– электронный архив нормативной документации;

– электронные теоретические модели предметных областей большой сложности;

– электронные материалы для обучения персонала и повышения квалификации руководителей;

– и т. д.

Таким образом, можно считать, что и этот блок ИАР обеспечен средствами автоматизации. Углубляться же в рассмотрение принципов функционирования подобных систем мы не станем, так как автоматизированные системы поддержки технологических процессов не являются сущностью технологии, а лишь отражают основные её особенности. Вне зависимости от конкретной задачи и нюансов реализации систем поддержки концептуального проектирования аналитические технологии распадаются на три крупных класса процедур:

– исследование предметной области;

– аналитическая реконструкция и моделирование как предметной области, так и разработки новой парадигмы предметной области, с целью выявления проблемных (кризисных) точек;

– разработка путей решения проблем (организационных процедур), включая ТЭО необходимых мероприятий.

Оценим необходимые и достаточные условия начала таких работ. В одних случаях уже существует прототип системы (это может быть предыдущее поколение системы хранения данных, информационной инфраструктуры системы управления предприятием, прежняя структура организации и т. д.), в других – лишь общий замысел без конкретного прототипа. В обоих случаях процессы проектирования начинаются с процедуры исследования предметной области.

Заметим, любая задача проектирования появляется лишь при наличии субъекта, её инициировавшего, а это значит, что уже существует первичная формулировка проблемы – в терминах этого субъекта. Вполне естественно, что любая работа по концептуальному проектированию начинается с изучения тезауруса(гнездового словаря основных понятий и терминов) Стороны Заказчика. Более того, даже если проектируемая система не имеет конкретного прототипа в данной отрасли, то он, скорее всего, существует в смежной отрасли, а значит, тезаурус уже имеется и подлежит изучению. Прежде всего, изучаются и анализируются основные понятия деятельности в данной области. В случаях, когда уже наработан специфический тезаурус, и им пользуются специалисты данной отрасли, то он берётся за основу.

Далее проводится анализ тенденций развития данной отрасли, выделяются проблемы, препятствующие достижению поставленной цели. Для решения этих задач, состоящих в анализе проблем и выработки предварительных предложений по их решению, привлекаются методы системного анализа. На этом этапе исследуются реализованные в прототипах и характерные для данной организации процессы выработки решений, как на технологическом, так и на организационном уровнях.

Здесь требуется выявить классы объектов, инструментов и ресурсов, используемые субъектами управления, включая алгоритмы функционирования информационной инфраструктуры обеспечения процессов управления, схемы выработки управленческих решений. В ходе анализа следует учитывать ресурсы различных типов: время, методологические, организационные и технологические ресурсы, финансовые схемы и многое другое.

Изучению подлежат нормативные документы, правила формализации используемых в управлении документов и вторичные документы, разрабатываемые на их основе. Проводится анализ штатного расписания, состава технологического оборудования и тому подобные операции. Целью этой работы являются составление иерархии целей и задач, реально решаемых системой или её прототипом, построение модели её функционирования.

На этапе аналитической реконструкции предметной области (или разработки её парадигмы) выстраивается иерархия целей и задач проектируемой системы (без учёта существующих ограничений и задач по их преодолению) в сопоставлении с иерархией, присущей реальной системе или её прототипу. Выявляются группы процессов, которые нельзя прервать в ходе решения проблем, связанных с трансформацией иерархии целей и задач и приведения её к новому виду, а также ассоциированные с этими процессами ресурсы (то есть, задействованные ресурсы, высвобождаемые лишь по завершении реструктуризации). Тем самым определяются степень гибкости структуры деловых процессов, пределы адаптации существующей системы без временного прекращения её функционирования.

Проблемы, подлежащие решению на пути к достижению цели, подвергаются процедуре классификации, в результате чего разработчик концепции может оценить возможные стратегии их решения. Основаниями классификации могут служить следующие проблемы:

– для решения которых необходимы ресурсы одной группы (класса);

– требующие изменения схемы распределения ресурсов;

– требующие изменения схемы управления;

– решаемые независимо от прочих проблем;

– решаемые экстенсивным путём (наращиванием числа технологических линий, увеличением расхода ресурсов);

– требующие принципиального изменения технологии.

Благодаря классификации сокращается многообразие типов проблем и подготавливается почва для разработки путей и порядка их решения.

На этапе разработки организационных процедур результаты, полученные на предыдущих этапах, используются для построения сценария трансформации исходной структуры в новую. Отдельные задачи разрешения (преодоления) существующих проблем стыкуются по входам и выходам, механизмам и вариантам решения, при этом формируются параллельные ветви возможных сценариев решения, задаются точки схождения ветвей, вычисляются потребности в ресурсах, выстраивается их логистика.

Разработанный подход представляет собой целостное и непротиворечивое схематическое представление решения поставленной задачи в данной предметной области, его адекватность можно проверить логически и математически.

Дальнейшие операции позволяют с применением экспертных методик и методов вариационного исчисления конкретизировать полученную концепцию, согласовать расходование ресурсов с их поступлением – иными словами, сформировать детально проработанный план решения проблемы на основе проектного управления.

Эти идеи уже апробированы в России при реализации Олимпийского проекта, сооружении объектов саммита АТЭС во Владивостоке, других крупных проектов и программ.

Имеется также ряд идей, простых и понятных принципов Нового Будущего для нашей страны, предполагающие более широкий взгляд на многие процессы. Суть этих идей в следующем.

Я глубоко убеждён, что у России настолько сильна своя цивилизационная специфика, что она может и должна идти своим путём, не поддаваясь подгонке под чужие стандарты. Сейчас общеизвестно, что все основные процессы в разных цивилизациях идут в общем параллельно, хотя и несинхронно. Большими мастерами находить историческое сходство были, в частности, Л.Н. Гумилёв и К.Н. Леонтьев в их историософских рассуждениях об общих судьбах и историческом времени народов и цивилизаций. Другие учёные (Тойнби, Данилевский, Шпенглер) делали акцент на различиях, уникальности цивилизаций. Не ставя задачу решить вопрос – пуст стакан наполовину или полон, попробуем рассмотреть в этой связи несколько другой аспект современной цивилизации, касающийся прямого переноса материальных форм и стереотипных подходов Западной цивилизации на российскую почву.

Как показала отечественная практика, поистине «горькая», в нашу страну, наряду с позитивными моментами в области управления и технологий, было привнесено много чуждого и абсолютно ненужного россиянам. Моя дочь Таисия, ещё в 1999 году, обучаясь в Финансовой академии при Правительстве РФ, заняла третье место по России в конкурсе студенческих работ, обосновав идею, что наша страна настолько богата, что не нужны ей вообще никакие западные кредиты! Не нужны нам и западные фильмы, день и ночь обрушивающие на наше сознание через СМИ все эти потоки крови, убийств, насилия, жестокости, секса. Не нужны и технологии безудержного обогащения одних за счёт обнищания других, бесконтрольного вывоза капитала в другие страны, идеологии потребительства и многое другое. Архетипы нашего общественного сознания – другие! Они выстроены на принципах Истины, Справедливости, Добра и Красоты, общинном сознании, сохранности русской традиции в лучшем смысле этого слова.

Специфику современного развивающегося мира, зримо переходящего от симфонии национальных государств к некоторой трудно формализуемой синергетической мозаике при доминирующей роли идей Нового Мирового Порядка трудно отразить в теории – слишком быстро происходят изменения. Времена, как и деньги, стали короткими. Попытки насадить на нашу почву чуждые концепции – экономической науки, социологии, обществознания, давным-давно устаревшие – контрпродуктивны и просто опасны. Зачем повторять чужие ошибки? Думается, этот глобальный процесс давно вышел из-под контроля, научно осмыслить его заново крайне интересно и перспективно.

Для того чтобы аналитика набрала силу в масштабах всего государства, нужны условия для её развития на российской почве. Нужны аналитические центры, нужны подготовка кадров аналитиков, система отбора и продвижения к реальной власти совестливых и высокопрофессиональных яйцеголовых. Чисто механический перенос западных образцов менеджмента ничего не даст. Вызывает сомнение идея создания нашей Кремниевой Долины (англ. Silicon Valley) в Сколкове именно по этому принципу. Во все времена люди и народы воровали друг у друга производственно-технологические тайны, что-то заимствовали легально, учились, в том числе массово привлекали иностранных специалистов, придававших своеобразие (как присадку для крепости связующего материала) цивилизации, прежде автохтонной.

Эти процессы шли как в России, так и на Западе. Достаточно привести пример Петровской эпохи (до Екатерины II), советскую помощь третьему миру. Инженеры, учёные, военные специалисты и инструкторы, администраторы-организаторы составляли костяк этого технологического трансфера. Позднее шёл прямой перенос производственных мощностей, массированные поставки вооружений и тонких технологий, а также обучение научных кадров в стране-реципиенте, что составляло основу технологического взаимодействия (с получением преимуществ для США и стран ЕЭС). До развала Восточного блока эти процессы происходили почти эксклюзивно под эгидой национального (получающего)государства. А на межгосударственном уровне – под гарантии страны-донора. Эти подходы закреплялись в Доктрине Вильсона 1918 года, Хельсинском соглашении 1975 года, гарантировавших неизменность границ в Европе. В.И. Ленин и другие марксисты совершенно справедливо отмечали неравномерность развития мира при империализме, хотя этот процесс просматривается и гораздо раньше. Фундаментальная триада: Власть (осуществляющая эффективное управление), Народ (численность и качество населения, архетипы поведения) и Культура – дают почти неисчерпаемый набор вариаций, когда прямое заимствование технологий было невостребовано, малопродуктивно или невозможно по социальным причинам, так как угрожало сохранению системой целостности в силу национальной специфики. Англия, Испания, Польша никогда не знали крепостного права и коммунизма. Испания при всём своём колониальном богатстве не смогла им воспользоваться (и свою роль тут сыграли протестантизм, католичество и инквизиция) и породить что-либо подобное Британской Науке. Поэтому британские корабли с капсульными корабельными орудиями легко жгли при Трафальгаре испанские с их фитильными пушками. Так же, как в Крымскую войну против нарезных ружей, бывших на вооружении сил коалиции (Турция, Англия, Королевство Сардиния, Франция) и против кавказских горцев (им англичане и французы тоже поставляли нарезные ружья) русские крепостные войска воевали с гладкоствольными ружьями. Русский аналитик Левша не был услышан.

«Передайте Государю: у англичан ружья кирпичом не чистят; пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся», – таковы последние слова умирающего оружейника-умельца Левши.

Н.С. Лесков. «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе».

Поэтому, хотя все высокотехнологичные изобретения к тому времени были широко известны (автор Записок охотника И.С. Тургенев ходил по лесам-полям с нарезным ружьём) внедрить их массово из-за архаичной социальной структуры было невозможно в силу всё той же неравномерности развития.

Весь XX век прошёл под знаком унификации, отнюдь не всегда добровольной, но и не обязательно вынужденной, проявлявшейся в переносе технологий в широком смысле, и таким образом отчасти выравнивавшей линии цивилизационного развития. Америка по своему образу и подобию кроила Латинскую Америку, дважды после мировых войн – Европу, а также Японию в 1945–1950 годах. США сейчас, как единственная сверхдержава, претендует на осуществление подтягивания и защиты цивилизации в международном масштабе, вплоть до организации новых войн. Германия трижды (в 1914, 1939 годах и сейчас) далеко опережала всех своих конкурентов, создавая свою зону гегемонии-притяжения (культурно-технологического в Центральной Европе, включая и Россию). СССР в странах Восточной Европы и Китае осуществил передачу своего социально-политического эксперимента, включив их в свой управленческий контур. Но что важно отметить – эти процессы технологической передачи (англ. technology transfer) не были никогда сугубо эгоистическими или рациональными, скорее тут уместна аналогия – стареющая Византия передаёт своё наследие, вместе с гербовым двуглавым орлом, Третьему Риму. Тут, конечно, есть и интерес, и корысть, но цивилизационный прозелитизм этим не исчерпывается.

Конечно, могут быть другие, более перспективные связки и даже войны, но вряд ли только грубой военной силой (экспансией и оккупацией) можно объяснить коричневую окраску всей Западной Европы в 1939–1945 годах и даже массовые рецидивы этого в наше время. Очевидно, предложенная модель была созвучна многим процессам внутри самих этих стран, что можно сказать и о развале Восточного блока (во многом сработали традиции, менталитет, ориентация на Запад, неприятие авторитаризма).

И сегодняшние процессы в Евросоюзе, сказочное расширение его на Восток – не столько экспансия, сколько жажда быть поглощёнными в самих бывших соцстранах, а точнее – жажда хорошей, стабильной жизни во вдруг образовавшемся вакууме геополитической Власти, многовековая культурная близость, даже безальтернативность. Горько видеть, с какими перегибами идут эти процессы, как, например, притесняются права русских в Прибалтике, какую яростную антироссийскую пропаганду ведут националисты в Польше, Украине, Латвии, Литве и Эстонии.

Тут важно определиться с понятиями, что мы понимаем под заимствованием и что – под прямой передачей технологий. Абдуррахман-хан в Афганистане так же, как наш Пётр Первый, в 1880 году создавал машин-хане, оружейные заводы, выпускавшие неплохо стрелявшие винтовки, а также военные лицеи для подготовки офицеров (обучали немцы). Точно так же в советское время выпускали легковушки, используя опыт царсого Руссобалта, и массово готовили ЖЭКовских инженеров, для чего, конечно, приглашали итальянцев, директора ездили за границу на стажировки. Но в этих случаях и сонме им подобных такие переносы, заимствования вынужденно имитировали передовой европейский опыт (причинами тому были оборона, престиж, экономическое соперничество), но вовсе не меняли внутренней структуры своего общества. Целесообразность упомянутых мер очевидна, а эффективность была прямо пропорциональна тому, насколько искажался первоначальный замысел.

Мы часто не осознаём, что, несмотря на технический гений наших специалистов и высокий профессионализм высококвалифицированных рабочих, порой попытки создать собственную национальную технологию разбивались о чрезвычайно громоздкий бюрократический аппарат организации производства с его длинными цепочками согласований и внедрений, волокитой, обрубанием личной организационной инициативы, неподключением сети малого бизнеса к большому производству и т. д., то есть со всем тем, что стало неотчуждаемой составляющей нашего национального хозяйства – особенностями национальной технологии, если позволительно заимствовать это определение (и его основную идею) у двух любимых в народе фильмов: «Особенности национальной охоты» и «Особенности национальной рыбалки».

Прямая передача технологии – в каких бы формах она ни произошла: от простого воровства до дара технологий включительно – означает культурную экспансию и больше ничего. Финансово-технологическая непреодолимая зависимость Царской России от Германии и столь же непреодолимое стремление вышибить этот клин клином были главными причинами вступления России в I Мировую войну.

Сейчас мы подходим к наиболее спорному тезису: он, я чувствую, может вызвать возражения. Хотя с 80-х по настоящее время разрыв в уровне жизни США и беднейших стран третьего мира увеличился с 30 до 90 раз, можно констатировать: технологически и организационно мир стал более гомогенным, достигшие высокотехнологичного уровня западные формы производства стали принципиально открытыми, понятными и доступными лидерам стран-аутсайдеров. Естественно, это создало новые проблемы, приведшие к синергетическому взрыву. За последние 30 лет в мире произошли зримые глобальные перемены. Рациональные, эффективные технологии проникли во все области жизни и производства. Единый мировой производственный комплекс управляется из одних и тех же центров, финансируется и подпитывается одними и теми же банками и деньгами (и ключевыми людьми, мировыми надполитическими структурами). При этом произошло заметное обеднение потока нововведений, а также сокращение островков национальных технологий, а оставшиеся глобальные стали настолько функционально просты, состыкованы, технологичны, что даже средние по размерам и развитию страны (Иран, Турция, Аргентина) способны самостоятельно на их основе не только стать самодостаточными, но и обрести богатство для самостоятельного развития, если только не возникнет военное вмешательство извне или не исчезнет его зримая угроза.

Технологическое развитие неостановимо идёт дальше, и то, что авангарду представляется морально устаревшим, становится вполне достаточным и доступным для стран со средним уровнем развития. В первую очередь это касается информационных технологий. Так, римляне и варвары воевали принципиально тем же оружием, и первые до поры до времени побеждали исключительно благодаря организации, дисциплине и стратегии, включая подкуп союзников, возведение долгосрочных оборонительных сооружений. Усложнение всегда избыточно и затратно, оно не приносит осязаемой избыточной прибыли, например, такой, когда себестоимость добычи нефти составляет 2–7 долларов за баррель при продажной цене 100. Во всём мире в технологической сфере параллельно реализуются прозрачные объективные сценарии: устаревающие технологии известных форматов дешевеют, становятся всё более доступными, разовые выигрыши от появления уникального оборудования и реализации изобретений редко окупаются избыточной маржой сравнительно с рисками и затратами (например, богатый Восток, сидя на золоте, отнюдь не стремится закупать российские ноу-хау, иногда просто поражающие воображение). В то же время государственно-корпоративное управление (осуществляемое не только ТНК) благодаря простоте технологии, доступности ресурсов и масштабам производства (стимулируемого в госсекторе) давно стало наиболее удобным форматом. Это ведёт к тому, что такие нефтедобывающие страны, как Россия, Казахстан, Иран, Ирак, Венесуэла, Норвегия, даже ничего более не производя, при грамотном адекватном руководстве и отсутствии воровства в общегосударственных масштабах, способны с избытком покрыть все свои разумные потребности. Таким образом, сформировавшаяся стоячая волна технологии напоминает ситуацию накануне I Мировой войны, когда были принципиально известны все последующие технологические нововведения.

Наряду с этими процессами технологического развития, по всей планете произошло обеднение идеологической, культурной, научно-политической картины мира, кроме, возможно, Китая и России. Западная аналитика и, прежде всего, её массовая прикладная составляющая – корпоративное управление, практический менеджмент, в силу своей ясности, простоты и удобства вытеснили из употребления все их суррогаты, что обернулось унификацией хозяйственной, финансовой, налоговой, административно-юридической, государственно-политической жизни. В этом, возможно, главный плюс глобализма.

При этом принципиально не важно, идёт ли речь о ТНК, государственной, смешанной, 100 % иностранной (оффшорной), акционерной, частной национальной, этноориентированной (мусульманский фонд) структуре – те же люди (требования к качеству образования), принципы управления, коридоры администрирования, требования рынка, отчётность. И эти различия сглаживаются, даже между госсектором и высокотехнологичным бизнесом – благодаря распространению ареала культурной среды среднего класса, его ценностей.

Это очень сложный и длительный процесс, однако распространение культуры, образования (в том числе через кино, радио, СМИ, Интернет) существенно его унифицировали и интернационализировали. Однако тут есть грань, связанная с международным правом. Парадоксально, но международное право (продукт европейской цивилизации) нередко больше соблюдается азиатскими народами, нежели самими США и другими странами Запада.

Когда мы говорим в этой книге о западной аналитике, то предполагаем, что она создаёт массовые корпоративные интеллектуальные продукты, востребованные жизнью современного общества и государства. В то же время имеются информационно-аналитические продукты большой разрушительной силы и длительности воздействия, используемые США и НАТО против других государств.

Хотя нельзя отрицать способности спецслужб некоторых стран третьего мира демонстрировать высший пилотаж в аналитике (Индия, Вьетнам, Корея, Китай, Саудовская Аравия, Пакистан).

Отдельно нужно сказать об опасностях для интеллектуальной элиты. Её ключевая роль несомненна. Профессиональные тайны были всегда, равно как их адепты-носители, наподобие касты древнеегипетских жрецов, кузнецов при родовом общественном строе, оружейников, делавших самураям непревзойдённые мечи. Однако пожалуй, никогда ранее в Новейшее время не было такой уникальной ситуации, какая сложилась сейчас, когда живое тонкое Знание столь легко переходит в любой другой вид ресурса – деньги, власть, темпы роста, новые технологии, альтернативные источники энергии, производство, вооружения. Дело не только (и не столько) в разрушении межгосударственных барьеров, границ, хотя и это имеет место во всё возрастающих масштабах. Речь идёт о принципиальной возможности аналитики как научной дисциплины разрешать самые сложные проблемы, видеть невидимое, прогнозировать непредсказуемое. Но это не тот уровень массового знания, что тиражируют журналисты, профессоры и правозащитники, это знание, к которому апеллирует сознательная, самоорганизованная часть населения.

Речь идёт об ужасных открытиях, вызывающих мощнейшие сдвиги у целых поколений, к чему, например, ведёт внедрение в массовое производство генно-инженерно-модифицированных организмов (ГМО) и генно-модифицированных продуктов (ГМП), создание новых видов оружия массового поражения, организация локальных мировых войн, глобальных кризисов и т. д. Говорят и об ещё более закрытых эзотерических вещах наподобие магических коридоров во Вселенной: будто вся Планета и Вселенная связаны системой узких коридоров возможностей, что предельно сужает, затрудняет выбор национальных элит, заставляет их группироваться в более масштабные структуры (Бильдербергский клуб, Трёхсторонняя комиссия), народным массам же оставляют жизнь по римскому принципу хлеба и зрелищ. Специфика момента также не только в многократно возросшей сложности знания предметного, но и в запутанности интеллектуально-социальных связей: кто что знает и о чём. Такое сложное положение имеет мало аналогов в мировой истории (пожалуй только войны Франции, когда ею правили Ришельё и Мазарини, с Испанией).

В 1630 году папа римский направил в Париж своего придворного Дж. Мазарини в качестве легата, личного представителя, на переговоры с великим кардиналом Франции Ришельё в связи с разгоревшейся войной между Францией и Испанией. Известность Мазарини получил после битвы при Монферрато (26 окт. 1630 года): во время сражения он скакал на коне по полю боя, размахивая… листом бумаги с проектом мирного договора (!), крича: «Мир, мир!» и призывая французов и испанцев перестать убивать друг друга. Всю последующую жизнь его называли рыцарем за этот отчаянный поступок. В 1631 году между Францией и Испанией было заключено перемирие, текст составил Мазарини, он же выступал посредником на переговорах. Вторично отправился с миссией во Францию в 1634 году, но там противостоять воинственному кардиналу Ришельё было бессмысленно, и в 1635 году Франция выступила против коалиции: Испании и её союзников. Король Франции Людовик XIII высоко ценил Мазарини, содействовал его утверждению кардиналом Франции (1641). После смерти Ришельё (1642) и Людовика XIII (1643) кардинал Мазарини стал первым министром Франции и регентом при малолетнем Людовике XIV. В 1644 году по инициативе Мазарини в Мюнстере (немецкая земля Вестфалия) начались мирные переговоры. В распоряжении кардинала были первоклассные дипломаты и победы, одержанные над испанцами отличными военачальниками: Людовиком Бурбоном, принцем Конде и Тюренном. В 1648 году был заключён Вестфальский мир. Война затихла было, но ненадолго: в стране под названием Фронды началась внутренняя смута, принц Конде стал военачальником оппозиции, заключившей союз с Испанией. Конец войне положила Битва в дюнах (1658), где волею судьбы принц Конде был разгромлен Тюренном, и в 1659 году был заключён Пиренейский мир. Следующим крупным столкновением Франции с Испанией стала Война за испанское наследство в начале XVIII века.

Виртуальный переход всего во всё, например, финансовой и военной мощи в политико-экономическую гегемонию США на международной арене, знаменует следующее: больше невозможно управлять миром старыми методами косвенного управления, санкциями, кнутом и пряником. Простота и доступность массовых технологий (в том числе ядерных), методов самоорганизации и управления, корпоративного планирования делают невозможным (в силу косности, усталости человеческого материала) для лидеров участие в новой технологической гонке. Непредсказуемое развитие новых технологий, геополитических зон и альянсов не оставляет иных вариантов, кроме тотального контроля и подавления всего и вся. Все эти прыгающие технологические волны, становящиеся неподконтрольными истеблишменту США, имеют тенденцию тиражироваться и мультидублироваться именно по законам синергии, когда вместо одной отрубленной головы гидры отрастают три новых.

Наезд Штатов на Иран имеет в виду не столько саму Исламскую Республику, сколько геополитический контекст в целом – Бразилия, Аргентина, Южная Корея, Турция, Япония уже на пороге создания ядерного оружия. Операции против Аль-Каиды порождают исламский фундаментализм в геометрической прогрессии, ставят под угрозу легитимность консервативных исламских режимов (Пакистан, Турция, Египет, Саудовская Аравия). При этом бессмысленно контролировать часть ареала, только тотальный всеобъемлющий контроль не даёт исламскому антиамериканизму расползтись. Да, непроста роль Мирового жандарма.

А ведь в перспективе возможны новые реалии: объединение Кореи, создание мирового глобального рынка АТР, золотой юань и уже упоминавшаяся Большая война, наконец, тегеранская нефтяная бартерная биржа. Ещё несколько подобных мультидубликаций – и доллар может потерять статус мировой меры стоимости. Вполне вероятны и нестандартные ходы со стороны России, ведь её крайне раздражает беспринципность и наглость Запада с его НАТОвской экспансией на Восток в нарушение всех договорённостей и обещаний.

Наша страна, заплатив огромную контрибуцию Западу за прогрыш в холодной войне (после развала СССР из стран СНГ были вывезены на Запад огромные ресурсы), образно говоря, распахнула объятия Западу, но он не оценил этого дружественного жеста, и пытается нас экономически придушить.

Все эти процессы во многих странах (вот в чём проявляется синергия, мультудубликация) выступают одномоментно, поэтому вполне можно говорить о единой волне Времени, волне Бытия, когда всё это происходит достаточно синхронно. Раньше было не так, мир управлялся последовательно, пофазно, продуманно (в XVIII, XIX, XX веках). Сейчас, вследствие того же позитивного конструктивного упрощения (форм, структур, технологий), информационного сближения и аналитической прозрачности (взаимообусловленности), все вызовы времени и внедрения технологий происходят одновременно на огромных территориях, ни у кого нет исторического времени ждать, гнетёт страх упустить историческую возможность. Образно говоря, ситуация напоминает картину, будто бы все мировые генштабы (условно) сели за ломберный стол и начали игру открытыми картами. Внезапно началась виртуальная цепная реакция, игра распространилась лавинообразно и теперь сама играет игроками.

Мировую историю можно рассматривать как сумму волн с разными периодами. На витках развития в бифуркационных точках сложения (интерференции) ряда волн история проявляется как космическая предопределённость. Представители Академии небополитики (ныне АУРа) с позиций постигнутого китайцам с допотопных времён всеобщего закона перемен трактуют каждый исторический период как благодать или наказание (по-китайски эти понятия выражаются соответственно иероглифами «фу» и «фа»). Мудрецам, умеющим исчислять космические циклы бытия, давно известно: 2012 год (по нашему летосчислению) будет точкой предопределённости, когда сложатся несколько волн разных периодов, после чего история может пойти по разным путям развития – до следующей точки предопределённости в 2040 году. Подобные неминуемые точки на пути Истины и Жизни предвосхищали пророки, по их словам, в божественных откровениях. В противоположность этому те, кто замышляют мировые проекты, подгоняют политико-экономические решения официальных властей под нарисованные самими проектёрами точки на витках развития, чтобы ресурс, полученный путём этой изящной комбинации, вызывал приливы энергии у себя и её отливы у конкурентов. Ясно, что тогда вся Вселенная станет помогать прозорливой власти, тогда как других правителей разведут втёмную.

Кризис периода 2008–2015 объясняют тем, что как раз в 2008 году согласно Периодической системе развития мирового капитализма А. Айвазова закончилась 36-летняя «эпоха Уолл-Стрита» (1972–2008 годы) американского цикла накопления капитала в XX веке [Айвазов б/г]. Это была фаза турбулентной финансовой экспансии с переизбытком денег, где деньги делались из денег, минуя спрос и материальное производство.

До американского цикла капитализм прошли голландский (XVIII в.) и британский (XIX в.) циклы накопления. Сейчас, в XXI веке, через кризис, вступивший в фазу финишных потрясений (2008–2020 годы) мир капитала перейдёт в фазу материального рывка на базе VI технологического уклада. Наиболее острая борьба за инновационное лидерство развернулась на главном его направлении, в NBIC-технологиях (N – nano, B – bio, I – info, C – cognitio, «знание»). Оценка уровня инновационной активности государств оказалась в значительной степени связанной с активностью именно на этом направлении. Предполагается, что главным станет использование нанотехнологий – рынок сложится к 2020 году.

Это обеспечит переход к азиатскому циклу накопления капитала, когда Новый Мировой Порядок будет отличаться глобальной экономической взаимозависимостью стран и народов. Однако это будет уже не насаждённый США единообразный рынок на принципах вашингтонского консенсуса с диктатом доллара, а мультирынок с взаимосвязью 8–12 макрорегионов (валютных зон) при сохранении их экономиками цивилизационных различий.

В этом новом азиатском цикле государство с его законами и гарантиями будет уже не столько гарантом правил финансовых игр, сколько вершителем троичной гармонии между властью, трудом и капиталом. Главным ресурсом экономики станет не энергия углеводородов (плюс труд как придаток машины), но сам человек как генератор и носитель информации, с его креативными способностями творить и внедрять новое, навыками высококачественного умственного производства и умением трудиться.

Мировые реалии стали таковы, что вести войны за природные ресурсы просто нерентабельно, что демонстрирует нам, в частности, война американцев в Ираке, где военные расходы США намного превысили любые материальные выгоды от добычи иракской нефти. Причиной войны стали амбиции правительства США с претензией на мировое господство, а также банальная коррупция в американской администрации, когда добычу нефти в Ираке вели частные американские нефтяные компании, близкие к Бушу и Чейни, извлекая из этого неплохую прибыль, и американские войска, обеспечившие им возможность эту нефть в Ираке добывать, содержались на деньги американских налогоплательщиков. Практически войну в Ираке оплачивали американские налогоплательщики и налогоплательщики стран-союзников США, пославших свои войска в Ирак, а прибыли от добычи иракской нефти получали несколько нефтяных компаний, близких к высшим должностным лицам американской администрации. Принцип этой аферы XXI века прост: основные затраты и убытки – государству, прибыль корпорациям. В Китае такое просто невозможно, это прагматичное государство, и оно никогда ничего не делает себе в убыток и не обеспечивает свои экономические интересы в мире силой оружия. Для этого есть более хитроумные схемы с использованием стратагемных ходов.

Оглавление книги