Книга: Аналитика как интеллектуальное оружие

4.3. Организация экспертно-аналитического сообщества и его перспективы

4.3. Организация экспертно-аналитического сообщества и его перспективы

Исторически Россия была слабее всех своих геополитических оппонентов (не только в военном отношении), сегодня это США, Объединённая Европа, Арабский (Исламский) мир, Китай, вскоре к ним примкнут также Индия и Турция. Но она всегда выживала, играя весьма умно на их противоречиях, проводя виртуозную внешнюю политику, в сущности, гася в своей внешнеполитической неочевидности их амбиции и противоречия. Эта тенденция наметилась где-то с правления государя Московии Ивана III и продолжается до сих пор.

Характерно, что политика эта столь иррациональная, виртуозная, многомерная, что подчас даже наши высшие управленцы сами не понимают, какая сила куда и почему их ведёт, примеров этому множество: всюду спонтанность, импровизация, подчас просто экспериментальная мастерская истории, в отличие от всех других стран. Русскую внешнюю политику, где столько диаметрально противоположных кульбитов сжато в единице времени, невозможно оценивать, изучать, предсказывать рационально в терминах политологии, дипломатии, международных отношений, она действительно – вещь в себе, почти не зависимая ни от кого и ни от чего. Только русские люди могут годами более или менее менее нормально выживать в иррациональной, аморфной, противоречивой ситуации социальной нестабильности и информационного хаоса.

Сегодня ни один самый гениальный аналитик не предскажет однозначно, как, по каким сценариям будет развиваться ближайшее будущее нашей великой любимой Родины. Возможны следующие варианты. Итак, Россия:

а) будет балансировать по-прежнему, во многом ориентируясь на западные ценности и США, в сущности, играя с ними в четыре руки;

б) попытается войти в Европу (Евросоюз), надеясь на возвышение там и помощь дружественной Германии, отбросив мечты о СНГ и Евразийском Союзе, как о реальной международной силе;

в) уйдёт в глухую оборону – в стратегическом альянсе с Китаем и в декларативной дружбе с Индией, Ираном, Венесуэлой.

При всём глубоком безразличии человека массового, из народа, к внешней политике страны из-за его невежества в этих вопросах всё же они его затрагивают весьма существенно – и прямо, и косвенно, ибо за подобную нечёткую, недоктринальную политику всегда приходится расплачиваться, и в российском контексте буржуазно-ориентированная (самостоятельная, самодостаточная) личность – всегда жертва. Или же личность такого типа вынуждена приспосабливаться, так и не приступив к собственному социальному проекту и не зная, то ли уходить в глухую оборону, ждать более благоприятной конъюнктуры, то ли развивать собственный бизнес, то ли, пока ворота не закрылись, продавать жильё и последней электричкой добираться в Хорватию, пока там ещё есть возможность получить Евро-гражданство. Отсюда, наверное, и интуитивное понимание того, что никакие внешнеполитические перемены практически не вызывают практически никаких реакций ни в каких стратах и сословиях общества. В России нет активно борющихся за что-то или против чего-то лоббистов, ибо всем очевидно: сами правила игры внутри страны суть единственное правило – без правил, и оно по своей сути не меняется. Какие-то крошечные фракции высших управленцев выражают узкие клановые интересы (сырьевики, нефтедобытчики, компрадоры), но вряд ли в масштабе всей страны их интересы играют какую-либо роль в установлении внешнеполитического (а тем более, внутриполитического) курса страны. Со времён князя-беженца Андрея Курбского русская элита отчётливо понимала: Россия настолько громадна, неповоротлива, непредсказуема, что для решения своих личных проблем (прагматических интересов) проще рассчитывать на свои поступки, нежели строить какие-то зыбкие конструкции (в том числе вербовать единомышленников), дабы подправить, слоббировать правила игры, ибо это всегда кончается Лобным местом, возвышением для казни, что и сейчас на виду на Красной площади напротив Кремля.

Вот простое сопоставление. Недавно ТВ показало: американский частный капитал приступил к освоению… Луны (!). Наши же граждане зачастую не могут создать простую лавочку, магазинчик. Нам пытаются доказать сверху, что бизнес – это не дело интеллигенции (беспочвенной и никчёмной), но исключительно клановой бюрократии. Интеллигенция, естественно, не согласна, ищет альтернатив – на улице. Наверное, можно констатировать: что несмотря на громадное разрушение материальных ресурсов, де-факто буржуазной революции в стране так и не произошло.

Другой подход – доктринальный, чётко фиксированный, он подразумевает соотнесённость внешнеполитической ориентации и внутреннего строительства. Дважды в новейшей русской истории мы пытались пунктуально идти этим путём.

В царствование Николая II перед I Мировой войной передовая политологическая мысль России тотально ориентировалась на Англию и Францию, на демократические ценности против германского авторитаризма. Однако эта ориентация не учитывала недемократичность Русской Политической Традиции, (всегда монархической, авторитарной), что привело, помимо неготовности к войне, к деморализации элиты и распахиванию дверей для коммунистической пропаганды, а в целом – к страшному краху государства и страны.

Сталинская коммунистичесая доктрина – явление того же порядка: она доразрушила историческую Россию. Наверное, трудно говорить о национальных недостатках, скорее здесь напрашиваются аналогии с индийским понятием кармы – национально-исторической обусловленности бытия.

Брежневская эпоха, несмотря на все её недостатки, наверное, если смотреть в целом, была близка к высшему взлёту Русской цивилизации, хотя 3 % элиты ощущали дискомфорт, стремились эмигрировать вовне или внутри, тогда как 97 % пролетариев чувствовали себя востребованными во всенародном государстве.

Наверное, и внешняя политика России сегодня в целом вполне сбалансирована, с учётом потенциала и возможностей (не только финансовых) страны даже можно говорить об определённом общенациональном консенсусе по вопросам внешней политики, чего, например, совершенно нет в вопросах политики внутренней. Вообще, реальная политика, международная особенно, это отнюдь не произвол, какофония, но шахматная партия, и у гроссмейстеров этой игры выбор осмысленных ходов весьма ограничен. Сейчас доминирует прагматика, что весьма оправданно. Даже без методичек калькуляции эффективности внешней политики видно: в исторической перспективе, а для неё и 20 лет не срок, новая и эффективная внешняя и внутренняя политика всегда начинается с яркого лидера и кардинальной смены вех-ориентиров.

Несколько слов хотелось бы сказать и в связи с проведением в России в 2014 году зимних Олимпийских игр в Сочи.

Существует весьма неартикулированная, но тем не менее отнюдь не отрицаемая геополитическая информация, выступающая в виде мощного контекста событий на Юге России. Она, если и не послужила причиной проекта Олимпиада в Сочи при условии соответствующего многомиллиардного строительства инфраструктуры в Южном федеральном округе, то, несомненно, была таковой по умолчанию.

Соображения следующие:

1) необходимость создания запасной гавани для Черноморского флота на случай его экстренного перебазирования из Севастополя в ближайшей перспективе; под этим углом зрения проблема безопасности Сочинской Олимпиады приобретает особые очертания;

2) геополитическое удержание проблемной зоны Дагестан – Чечня – Ингушетия; управленческие узлы свёртываемого ковра зримо стягиваются к Ростову-на-Дону; в контексте удержания всего Северного Кавказа Южный федеральный округ играет едва ли не важнейшую роль во внутрироссийском «раскладе», и огромное значение приобретает инфраструктура во всём регионе, строящаяся в ходе подготовки к Олимпиаде.

Раскроем эти соображения более подробно. Если кратко рассмотреть предысторию вопроса, но не идти вглубь веков, а остановиться на некоторых важных тенденциях конца советского времени (1988–1990 годы), то можно согласиться с общим местом западной советологии, тщательно исследовавшей феномен С.Ф. Медунова, М.С. Горбачёва, других партийных выдвиженцев из Северо-Кавказского региона. Именно здесь сложилась достаточно уникальная и устойчивая теневая экономика с зачатками рыночной, занявшая к концу советского времени едва ли не основные позиции в системе государственной власти. Можно спорить, кто выдвигал М.С. Горбачёва на ключевые позиции: Ю.В. Андропов или С.Ф. Медунов (британцы считают – последний), однако факт, что региональная поддержка хозяйственников во властных структурах была (и, очевидно, остаётся) критически важной не только для земляков (Р.Г. Абдулатипов, Р.И. Хазбулатов), но и фигур общесоюзного (ныне общероссийского) уровня. Можно долго говорить о причинах подобного избыточного влияния, однако, помимо геополитических соображений, укажем, прежде всего, на два фактора, это: а) благодатная природа, богатство, не скованное мелочной регламентацией, обнулившей всю хозяйственную жизнь Нечерноземья, создавшей массовую психологию паразита-пансионера, и б) человеческий фактор, развивавшийся и выживавший в конкурентной борьбе с мощными диаспорами рядом. Здесь, на Юге вырос русский человек общинного типа, энергичный, способный к оправданному (даже вооружённому) риску, рассчитывающий почти исключительно на себя, а не на Центр. Во многом и госаппарат региона унаследовал эти добрые казачьи качества. По самому большому счёту – это последний людской резерв России, зона расселения пассионариев, ещё способных породить общерусские образцы Национального строительства.

В течение последних 20 лет недобросовестные манипуляторы из СМИ называли и называют регион Ростов – Ставрополь – Краснодар красным поясом, что не совсем верно, правильнее было бы назвать его поясом русской самобытности. При всей условности, непоследовательности, вынужденности компромиссов в деятельности местных администраций, здесь находятся наиболее национально-ориентированные и пользующиеся доверием славянского населения структуры, поддерживаемые теневиками, казачеством, отставниками, армией, национально-ориентированной элитой, интеллигенцией, московскими политактивистами.

Не следует, конечно, абсолютизировать и идеализировать эти процессы, но несомненно и то, что именно здесь существует высокоорганизованная русская община. Возможно, это неудачный, условный термин, но мафия ещё условнее. Под ним мы понимаем неформализованные структуры реальной власти на местах (финансовой, хозяйственной, административной, кадровой), прочно инкорпорированной в структуры государственного и муниципального управления, но при этом не во всём отождествляющей себя с Властью как таковой, особенно центральной, но весьма уверенно и целенаправленно реализующей свои корпоративные интересы. Конечно, эта община может пойти и по чисто криминальному пути: Кущёвское дело в этом смысле весьма показательно. Но она может идти и по пути формирования квазигосударственных структур для защиты интересов казачества и другого местного населения.

Надёжных социологических данных по этим вопросам нет, однако некоторые косвенные соображения, обмолвки в информационном поле, позволяют достаточно уверенно утверждать, что эти структуры уже вышли (или выходят) из-под зонтика всевозможных контрольных органов на международный уровень, преимущественно по линии прямых связей с германским капиталом, видя в этом долгосрочную перспективу и определённые гарантии против произвольных реквизиций федерального центра. Поэтому, когда весьма влиятельные, но непубличные люди и наиболее проницательные аналитики русской ориентации рассматривали Олимпийский проект, в том числе с точки зрения баланса этнических интересов внутри страны, то они посчитали его разумной формой подпитки русских общин Северного Кавказа (соответствующие заказы, должности, поставки, инфраструктура).

Ключевое конфликтное поле строительства инфраструктуры Зимней Сочинской Олимпиады с его борьбой за ресурсы (финансы, заказы, кредиты, административный ресурс, ротация кадров) следует рассматривать под углом хрупкого этнического мира на Северном Кавказе. Любые вливания, усиление какого-то центра сил могут безвозвратно разрушить этот мир, привести к системному конфликту, полагаю, это достаточно очевидно и прочитывается в рамках вышеупомянутой тенденции.

Среди основных центров сил, определяющих векторы развития региона, присутствует казачество. Возможно, когда-нибудь грядущие историки напишут всю правду о роли казачества в восстановлении Российского государства. Именно казачество своей самоотверженными действиями в Абхазии, Приднестровье, Сербии, Хорватии внесло и отчасти продолжает вносить весомый вклад в возрождение русского национального самосознания. И сейчас роль казачества в Краснодарском крае, на Дону чрезвычайно важна. Это, в сущности, единственный Русский народ, устроенный по общинно-этническому принципу, являясь профессиональной кастой (наподобие сикхов в Индии), призванной иррегулярно защищать государство, носить оружие и самоуправляться. Роль казачества несопоставима с его численностью, но и сегодня в офицерском корпусе России есть представители казачьих родов. По самому большому счёту казаки проиграли, и они это вполне отчётливо осознают. Казаки не получили ни статуса репрессированного народа, ни земли, ни оружия (даже лёгкого стрелкового, холодное не в счёт), ни самоуправления, ни права создавать свои иррегулярные воинские формирования.

Разгром Майкопской бригады (в период второй Чеченской кампании, во время зимнего штурма вокзала в Грозном) для большинства казаков стал свидетельством того, что федеральные власти видят в них только пушечное мясо, ненадёжных союзников, а также невозможности реализовать свои воинские преимущества в рамках формальных структур российской армии. В то же время, история показывает, что иррегулярные формирования (например, «батальон Ермолова») проявили свою в высшей степени эффективность лишь в зачистках и полицейских операциях. Сейчас казачье движение в высшей степени в выжидании и разброде. Нельзя не сказать и об организационной структуре казачьего движения. Асфальтное (реестровое) казачество сознательно размыто и включает выходцев с Кавказа, бывших партсовработников и уголовников. Признанная Кремлём верхушка казачества на Старой площади, в общественной Академии безопасности и правопорядка вызывает смех и отторгается большинством казачьих движений (через Интернет, газеты, собрания), существует жёсткое противостояние – «мы и они». Сильна струя культурничества, обучения молодёжи казачьим традициям на примерах атаманов Шкуро, Краснова. На местах даже не совсем вооружённое казачество представляет собой весьма реальную силу, противостоящую уголовным выходцам с Кавказа, с которыми нынешняя администрация на местах не только заигрывает, но и нередко прямо зависит от них.

Объективно существует заинтересованность «неформализованных структур локальной власти» в казачестве. Конечно, это едва ли не одно и тоже, по сути дела весь белый русский бизнес на Юге России это лишь экономическая верхушка казачества, то есть не просто действующая «крыша», опирающаяся на казачьи формирования и полицию (в том регионе это те же казаки), но и сама является казачеством по происхождению родословной, менталитету, историческим перспективам. Можно, конечно, говорить об их русских, национальных интересах, однако специфика русского регионального развития позволяет выдвинуть следующую гипотезу.

Более организованные центры сил (в том числе иностранные спецслужбы) могут попытаться разыграть противостояние между русскими и выходцами с Кавказа в виде казачьей войны. Сегодня это звучит непривычно, однако в объективно существующей реальности существуют такие кризисные точки, и на них сравнительно нетрудно воздействовать чужими руками.

Сегодня по уровню противостояния между русскими и незаконопослушными выходцами с Кавказа северокавказский регион уступает лишь Москве. Дела против Ю. Буданова, Э.А. Ульмана, Мироновых (старшего и младшего), примерно двухсот русских издателей (привлекавшихся по 282-й статье) вызвали наибольший отклик именно на Северном Кавказе, потому что именно там люди наиболее ясно понимают, что федеральный центр может их сдать под власть кавказского криминала.

Как это ни парадоксально, фактор времени работает на русских (славян). Этническое проникновение продолжается, но оно аморфно, неагрессивно. Экспансия выходцев с Кавказа сокращается, хотя и не надо абсолютизировать этот процесс. Последние (с 2000 года) тенденции в экономике, укрепление вертикали власти и русского национального самосознания делают многолюдные земляческие общины затратными, малоэффективными с экономической точки зрения (как и сектор мелочной розничной торговли). Наметилась тенденция их оттока в Восточную Европу из России. Всплески протестных выступлений не исключены, но, наверное, уже не среди познавших русскую бюрократию выходцев с Кавказа, а среди новых мигрантов из Центрально-азиатского региона.

Можно даже констатировать, что пассионарность (расчёт на стремительный захват материальных и административных ресурсов) в современных условиях у кавказских торговцев проходит. Отмечу здесь, что речь идёт именно о развёрнутых диаспорах периода 1990–2010 годов, а не об отдельных, пусть значительных, слоях новобуржуазных специалистов, преуспевающих, например, в ТНК. Сильная сторона хода вещей – тот факт, что диаспоры никто силовым, политическим образом не разорял, так что обижаться на российскую государственность им не приходится, тибетских эксцессов (синдромов) не ожидается.

Включение в свои игры на достойных условиях – некоторая гарантия гражданского мира и конструктивного сотрудничества со славянским большинством. Моя интуиция аналитика говорит, что именно в период подготовки и проведения Олимпийских игр 2014 года, после завершения строительства инфраструктуры, враги нашего Отечества попытаются подготовить нам серьёзное этническое противостояние. Поэтому необходимы соответствующие разумные превентивные действия на территории Южного федерального округа.

Оглавление книги