Книга: Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху

Социальные новости

Социальные новости

В 2008 году молодая политическая активистка Лорен Вольф рассказала в интервью о своих читательских привычках: «Нередко, прочитав в сети интересный материал, я копирую адрес и рассылаю его по электронной почте десяти своим друзьям… Я скорее прочту имейл от друга с приложенной к нему статьей, нежели буду искать материал на сайте газеты».[150]

Роль распространителя контента, которую берет на себя Вольф, отнюдь не редка. Проведенное в 2006 году исследование компании Harris Interactive показало, что 59 % взрослых американцев часто или очень часто пересылают найденную в интернете информацию своим коллегам, партнерам, родственникам и друзьям.[151] Популярность обмена новостями по электронной почте и через Facebook предполагает, что в будущем нам не нужно будет решать, какие читать новости. Мы просто будем потреблять новости, которые решили распространить наши друзья. В наш век, когда столь многие постоянно находятся на связи через мобильные телефоны, социальные сети и электронную почту, молва постоянно доносит до нас новые сведения. Отсюда следует простой вывод, озвученный одной студенткой и записанный исследователем СМИ Джейн Бакингем: «Если новость действительно важная, она сама меня найдет».[152]

И хотя широкое распространение социальных медиа не сразу видится как путь к обнаружению новостей, студентка эта, вероятно, права.

Анализируя интернет-трафик 25 наиболее посещаемых новостных ресурсов Америки, участники «Проекта по совершенствованию журналистского мастерства» обнаружили, что 60 % посетителей приходят непосредственно на сайт, а не через поисковик или линк с другого сайта. (Исследование ПСЖ касается только сетевых СМИ, тогда как большинство американцев по-прежнему черпают новости из телевизора, радио и газет, где превалирует кураторская модель.) Около 30 % пользователей приходят на новостные сайты через поисковики, и в особенности через Google. Через социальные сети, и в частности через Facebook, на ресурс Huffington Post заходит менее 8 % посетителей, притом что этот сайт показывает самые высокие показатели по трафику через социальные сети из всех участвовавших в исследовании. Другие социальные сети, включая Twitter, направляют куда меньше посетителей.[153]

Такие цифры, может показаться, занижают важность социальных сетей. Однако стоит поподробнее рассмотреть те 60 %, что приходят прямо на сайт. Часть из них приходят на главную страницу. Но больше тех, что приходят на конкретные страницы с индивидуальным адресом. Можно с большой долей уверенности предположить, что немногие станут забивать такой, например, адрес: http://globalvoicesonline.org/2012/10/12/czech-republic-prednadrazi-struggle-continues/, поэтому, скорее всего, на эти страницы люди приходят по ссылкам, присланным им по электронной почте или в мгновенном сообщении. Алексис Мадригал, старший редактор Atlantic, называет такой трафик «теневой социальный», поскольку и электронная почта, и мгновенные сообщения – это, безусловно, социальное поведение, и по этим каналам на Atlantic приходит не меньше посетителей, чем через поисковики. Если совместить теневой социальный трафик, – ссылки, отправленные по электронной почте или в сообщении, – с переходами через Facebook и Twitter, получится, что социальные медиа занимают первое место по трафику на сайт Atlantic.[154]

Возможно, Atlantic – не показатель, однако тенденция на повышение трафика из социальных медиа и снижение потока из поисковиков налицо. Facebook сообщает, что между 2010 и 2011 годами трафик на медиасайты с его страниц удвоился. Некоторые ресурсы показали еще более впечатляющий рост: так, Washington Post сообщил об увеличении трафика через Facebook в три раза за год. На крупный спортивный американский ресурс Sporting News через Facebook сегодня приходит больше посетителей, чем через какой-либо другой сайт.[155] Руководитель отдела цифрового развития Guardian Таня Кордри объединила усилия с Facebook для создания приложения с публикациями ресурса. В феврале 2012-го Facebook стал доменом, через который на сайт заходило уже более 30 %, что превысило трафик от поисковиков. Кордри описывает это как «тектонический сдвиг в нашем реферальном трафике», который тем более важен, что в результате на сайт Guardian приходит более молодая аудитория.[156]

По мере того как социальные медиа играют все более важную роль в привлечении нашего внимания, мы все меньше информации получаем через профессиональных кураторов и с помощью основанного на наших интересах поиска. Когда мы перекладываем такую значительную долю ответственности за нашу картину мира на друзей и знакомых, нам следует не только радоваться этому новшеству, но и учитывать недостатки таких открытий.

Из пяти минут, проведенных в интернете, более одной сегодняшние пользователи проводят в Facebook (в 2010 году американцы провели в Facebook 22,7 % всего времени в сети, что на 15,8 % больше, чем годом ранее, австралийцы – 21,9 %, на 16,6 % больше).[157] Однако такого рода социальная фильтрация наблюдается по всей сети, а не только там, где друзья выкладывают фотографии и умные мысли.

Foursquare – сайт, позволяющий пользователям «чекиниться» в реальных заведениях, барах и кафе, сегодня уже может подсказывать вам места, которые вам могут понравиться, основывая свои рекомендации на отзывах ваших друзей и пользователей, которые бывают в тех же местах, что и вы. Музыкальный сервис Spotify позволяет делиться с друзьями композициями, которые вы слушаете, и слушать то, что предлагают вам друзья. Bing – поисковик от Microsoft, который вписывает поисковый опыт в ваш Facebook-профиль, – показывает результаты поиска, понравившиеся вашим друзьям, и позволяет выкладывать в Facebook свои потенциальные покупки, чтобы друзья «помогли вам выбрать». Разработчики этих инструментов исходили из представления о том, что «поколению нулевых» (людям 1980-х, 1990-х годов рождения) для принятия решений постоянно нужны советы друзей и знакомых по социальным сетям. В докладе компании AdAge говорится, что 68 % представителей поколения нулевых советуется со своей социальной сетью перед принятием решений о «важном» приобретении, хотя речь может идти и о том, что заказать в ресторане.[158]

Активист и комментатор Эли Паризер высказывает опасения, что эта зависимость от социальных сетей формирует наше знание о мире. Его книга «Фильтр-пузырь» (The Filter Bubble) начинается с истории о том, как он пытался разнообразить информацию, поступающую к нему через социальные сети: «В политическом смысле я, скорее, левый, но мне интересно, что думают консерваторы. Поэтому я поднапрягся и подружился с несколькими консерваторами на Facebook, чтобы видеть их посты, читать их комменты, понять, что они думают. Однако их ссылки так и не появились в моей ленте». Консервативные друзья Паризера остались в тени, потому что ваша лента в Facebook формируется с использованием алгоритма EdgeRank, который учитывает время обновления, его тип (вы скорее увидите пост на стене, нежели комментарий) и вашу «близость» к автору обновления.[159]

«Близость», в свою очередь, вычисляется исходя из того, как часто вы посещаете страницу человека и посылаете ему сообщения. То есть вы чаще будете видеть обновления человека, с которым вы переписываетесь каждый день, чем старого однокашника, по чьим ссылкам вы ходите редко. Паризер оказался не слишком близок к добавленным им консерваторам: «Очевидно, математический анализ, проводимый Facebook, показал, что я по-прежнему хожу по ссылкам своих прогрессивных друзей чаще, чем по предложенным консерваторами… Значит, и не нужны мне ссылки от консерваторов».[160]

Паризер опасается, что развитие таких персонализированных технологий, как EdgeRank, приведет к снижению наших интуитивных способностей и созданию мира, который будет куда уже, нежели мы рассчитываем или ожидаем. Его особое беспокойство вызывает невидимое влияние персонализации на инструменты поиска, когда, рассчитывая на те же результаты, что и у всех, мы можем получить выборку, собранную с применением определенного алгоритма специально для нас. Его опасения, возможно, преждевременны. Большинство подобных сервисов можно отключить, а инженеры Google в ответе на книгу Паризера отметили, что описываемый им общий эффект куда менее драматичен, чем приведенные им конкретные примеры.[161]

Опасение Паризера относительно изоляционистской тенденции в социальных медиа являются подвидом более широкой проблемы идеологической сегрегации. В книге «Большой разбор» журналист Билл Бишоп, основываясь на исследовании специалиста по демографии Боба Кашинга, утверждает, что американцы в буквальном смысле переселились в районы, где живут люди, разделяющие их политические взгляды. По наблюдениям Бишопа, американские сообщества настолько разобщены, что многие наиболее мощные маркетинговые методики основываются на том, что наши личные демографические данные и психологические предпочтения можно угадать, зная наш почтовый индекс.[162]

Переезд в район, где живут близкие вам по духу люди, подразумевает продажу дома и упаковку вещей. Чтобы окружить себя единомышленниками в сети, достаточно несколько раз кликнуть мышкой, что, как показывает Паризер, мы уже, скорее всего, сделали. Когда вы создаете профиль на Facebook, сначала у вас просят разрешения на доступ к почтовому ящику, чтобы связать вас с людьми, с которыми вы переписываетесь по имейлу. Потом вам предлагают указать место работы, университет и школу, в которых вы учились, а также год окончания, чтобы потом связать вас с коллегами и одноклассниками. Данные, собранные исследовательским центром «Пью» в рамках проекта «Интернет и американская жизнь», дают возможность предположить, что с большинством наших друзей на Facebook мы познакомились в реальной жизни: 22 % – это школьные друзья, 20 % – члены семьи и родственники, 10 % – коллеги, 9 % – институтские товарищи. Исследование центра «Пью» показало, что лишь с 7 % друзей по Facebook мы поддерживаем исключительно сетевое общение; с остальными 93 % мы встречались в реальной жизни.[163]

Учитывая уже известные нам факты о гемофильности, а также наблюдения Бишопа относительно нашей тенденции к разобщенности и сегрегации в реальной жизни, правильно было бы предположить, что круг нашего сетевого общения совсем не так разнообразен, как население нашей страны, и тем более – население мира. Также кажется весьма вероятным, что по мере того, как социальные медиа становятся все более важным средством получения информации, наше видение мира становится менее широким, нежели в эпоху кураторских СМИ, когда профессиональные редакторы старались преподнести нам и нашим соседям сбалансированную новостную диету. Новость от Guardian о ситуации в Парагвае мы и так, скорее всего, прокрутим, однако в наш век рекомендаций высока вероятность, что мы никогда ничего не услышим об этой стране, если в нашем круге общения нет парагвайцев. Наш индивидуальный фильтр-пузырь имеет три измерения: он изолирует не только идеологически, но также географически, а кроме того, держит нас в пределах круга знакомств.

Вскоре после публикации книги Паризера я поделился с Камероном Марлоу своими опасениями, что социальные медиа сужают кругозор читателей новостей. Марлоу – специалист по социальным медиа, в 2007 году стал «корпоративным социологом» компании Facebook. Он ответил выпадом следующего содержания: не далек тот день, когда новость с другого конца света мы будем узнавать не через СМИ, а от друзей по социальной сети. На первый взгляд идея Камерона может показаться абсурдной. «Би-би-си» содержит корпункты в более чем 100 странах мира, тогда как у среднего пользователя Facebook 130 друзей, большинство из которых – его соотечественники. Однако в доводе Камерона есть еле заметный подвох: вопрос не в том, кто передаст новость – СМИ или социальная сеть, а в том, уделим ли мы этой новости внимание.

Задолго до того, как стать моим начальником в Медиа-лаборатории MIT, Джои Ито написал мне имейл, в котором просил прислать ссылки на несколько африканских газет и блогов. Он впервые собирался в Южную Африку и ощущал, что в американских и японских СМИ информации о континенте недостаточно. Я отослал ему ссылки на ведущие газеты и пару десятков блогов, за которыми я слежу постоянно. Через несколько недель я получил от него полное искренней растерянности письмо: ему оказалось сложно пользоваться присланными мной источниками, потому что он почти не знал африканцев и, соответственно, не чувствовал личной связи с описываемыми там событиями. Как бы он ни хотел расширить свое видение Африки, «проблема недостатка сопереживания» не давала ему уделять этому должное внимание.

Если среди ваших знакомых нет ни одного замбийца, вам сложно будет следить за событиями в столице страны Лусаке. Когда один из друзей – который, возможно, посетил страну и завел там друзей – начинает уделять внимание новостям из Замбии, по крайней мере в микроаудитории его друзей на Facebook это воспринимается как сигнал, что события в Замбии имеют значение. И мы, желая продемонстрировать нашему другу, что нам тоже не все равно, можем уделить этому внимание.

Или же вдруг окажется, что нам на самом деле не все равно. В 1944 году специалист по средствам общения и информационному взаимодействию Пол Лазарфельд высказал предположение, что СМИ уступают по своему воздействию на общественное мнение «двухуровневой модели коммуникации», когда информация через СМИ попадает к влиятельному человеку, а от него уже распространяется в среде его друзей. Если одни социологи приняли концепцию «лидера общественного мнения» как верную, другие занялись ее опровержением, утверждая, что СМИ оказывают куда более непосредственное влияние, нежели полагает Лазарфельд. Тем не менее, когда мы делимся новостью в социальных сетях, это, безусловно, дает нашим друзьям сигнал о важности данной темы и призывает их проследовать по ссылке.

Мой далекий от научного и почти анекдотический опыт отслеживания новостей во время «арабской весны» подтверждает предположение о том, что личные связи влияют на новостные интересы. В начале 2011 года события развивались так быстро и вскоре достигли такого уровня сложности, что следить за всеми странами, где проходили протесты, стало затруднительно. В какой-то момент газета Guardian опубликовала на своем сайте краткую хронику событий, происходивших практически одновременно в 17 странах.[164] (В хронику вошли только страны Ближнего Востока и Северной Африки; вдохновленные «арабской весной» протесты в Габоне, Судане, Пакистане и других странах не учитывались.) Внимательно отслеживать события во всех странах было неподъемным заданием. Как и большинство людей, я читал и смотрел то, что было доступно, смирившись с тем, что новости о ключевых событиях до меня, возможно, не доходят.

Недавно я пересмотрел свои записи в Twitter и обновления в блоге, чтобы понять, какими именно новостями об «арабской весне» я делился со своими читателями. Оказалось, что в моей ленте превалируют новости из Туниса, Египта и Бахрейна. Есть несколько историй из Сирии, и почти ничего о событиях в Ливии. Такой перекос вполне объясним. Мои ближайшие коллеги в этом регионе живут в Тунисе и Бахрейне, поэтому мой интерес к событиям, происходящим в этих странах, носил глубоко личный характер. Я никогда не был в Сирии, однако моя близкая коллега живет с сирийцем, поэтому ее постоянные твиты о ситуации в этой стране привлекли мое внимание. Отсутствие связей в Ливии обусловило недостаток интереса и, соответственно, информации. Нельзя сказать, что Тунис и Бахрейн достойны большего внимания, нежели конфликты в Сирии и Ливии, в ходе которых погибло значительно больше людей. Однако мой опыт показывает, что, хотя личные связи не помогают в беспристрастной оценке событий, их влияние весьма ощутимо.

Окажется ли Камерон прав в своем предположении или нет, всецело зависит от двух факторов: на что мы обращаем внимание в вещательных СМИ и насколько широка сеть наших друзей. Уменьшение количества публикаций о международных делах в американской прессе позволяет сделать вывод, что издатели считают, что событиям за пределами нашей страны мы уделяем мало внимания. Пути зарождения гемофильности предполагают, что среди наших знакомых едва ли окажется много сирийцев, если мы не жили, не работали и не учились в Сирии. Однако оба этих фактора куда сложнее, нежели может показаться на первый взгляд.

В 2006 году я провел эксперимент, в ходе которого отслеживал все материалы, публиковавшиеся на сайтах «Би-би-си» и New York Times, и с помощью инструмента поиска по блогам смотрел, какие из них «распространяют» блогеры.[165] Большинство статей по международной тематике никто не распространял, впрочем, как и местные новости. Хождение имели только истории, которые вписывались в более общие, развивающиеся сюжеты: политическое противостояние между правыми и левыми в Соединенных Штатах и Великобритании, распространение терроризма, а также ход научного и технологического прогресса. Я также обратил внимание, что широкое хождение получали «полезные новости» – истории типа «красное вино снижает вероятность раковых заболеваний». Иона Бергер и Кэтрин Милкман исследовали другой подвид распространения – список материалов New York Times, которые чаще всего пересылали по электронной почте. Исследователи пришли к выводу, что чаще всего читатели делятся материалами, которые либо вдохновляют их на свершения, либо вселяют в них ужас.[166]

Дело не в том, что мы отфильтровываем международные новости, мы, скорее, не обращаем внимания на материалы, которые не связаны с нашей жизнью и интересами. Чтобы история получила распространение, связь вовсе не должна быть непосредственной. Высокий спрос на новости об «арабской весне» предполагает интерес к вдохновляющим событиям, в которых важную роль сыграли знакомые технологии социальных медиа. Какой бы ни была в действительности роль Facebook в организации протестов в Каире, наличие связи со знакомой и полюбившейся сетью могло простимулировать большее количество американцев внимательнее следить за развитием событий.

Повышает ли Facebook ваши шансы познакомиться с сирийцем? Пол Батлер, работая в Facebook стажером, создал в декабре 2010 года потрясающую иллюстрацию, которая дает возможность ответить на этот вопрос положительно: он построил арки между парами друзей по всему миру, из чего получилась карта, удивительно напоминающая карту авиаперелетов или карту ночного мира, на которой обозначены пользователи практически в каждом уголке планеты.[167] Буквально через несколько месяцев Марлоу с коллегами опубликовали исследование отношений в Facebook, которое показало, что 15 % всех связей в этой сети пересекают государственные границы.[168] Учитывая все, что мы знаем о природе гемофильности, это на удивление высокие показатели.

В 2011 году было опубликовано исследование самого Facebook с матрицей дружеских связей между людьми из разных стран. Между странами, близкими географически или объединенными общей колониальной историей связей, как правило, больше. Одно из объяснений – это, очевидно, язык: говоря на одном языке, куда проще поддерживать отношения в сети. Если же ваш язык не распространен в других странах, как, например, турецкий, то и заграничных друзей у вас будет меньше, чем, к примеру, у иорданцев, которые говорят на арабском. Также жители маленьких стран имеют, как правило, больше друзей за границей.

Мы с Марлоу и его коллегой Ионой Угандером попытались объяснить эти различия и обнаружили подтверждение связи между передвижением и количеством заграничных друзей. (Визуализация, созданная Мией Ньюман и Stamen Design по мотивам наших исследований, помогла подтвердить наши доводы, продемонстрировав тесные связи между Соединенными Штатами, Мексикой, Бразилией, Японией и другими странами, связанными как миграцией, так и через Facebook.[169])

В странах с высоким уровнем миграции, таких как ОАЭ и Катар, уровень международных связей значительно выше, нежели в таких менее мобильных обществах, как Нигерия. Данные Facebook учитывают не указанную в анкете страну происхождения, а территорию, откуда клиент заходит на страницу, поэтому едва ли тесные связи между Пакистаном и ОАЭ являются показателем крепнущей дружбы между эмиратцами и гастарбайтерами, скорее это пакистанцы в Дубае поддерживают связи с оставшимися на родине друзьями. В свете этого элегантная схема Батлера получает совсем другое прочтение – это карта не международных связей, но глобальной миграции.

Facebook опубликовал только данные о странах, где компания уже завоевала прочные позиции. Если же взглянуть на страны, где только начинают пользоваться этой социальной сетью, станет очевидно, что там, где Facebook только появился, у пользователей куда больше международных связей, нежели в странах, где сетью пользуются уже давно. Это не значит, что Facebook сужает кругозор пользователей, это свидетельство того, что первыми такие инструменты, как Facebook, начинают использовать люди с крепкими международными связями.

Представим, что вы первый житель острова Палау, зарегистрировавшийся в Facebook, соответственно, все ваши друзья – из-за границы. Возможно, вы открыли для себя Facebook, путешествуя по миру, или узнали о нем от заграничных друзей, которые им пользуются. По мере того как вы знакомите с Facebook своих друзей в Палау, ваша социальная сеть все больше напоминает реальный круг общения, становясь менее международной и более локальной. Соответственно, граждане Палау, присоединившиеся к сети позднее, могут уже найти своих реальных друзей, а не малознакомых личностей с других концов света. Вскоре Facebook уже пользуются не самые космополитичные граждане Палау, а обычные жители острова всех мастей.

Это явление вполне может объяснить энтузиазм, который вызывали первые проекты по созданию социальных медиа – весьма космополитичные The Well или Usenet. Взаимодействие, которое строилось в рамках тех сетей, было заметно менее локальным, нежели сегодняшние связи на Facebook. Вероятнее всего, люди, которых тогда заинтересовало сетевое общение, уже были знакомы со многими людьми за границей, ведь интернет был и остается самым дешевым способом общения. Структура же этих сетей, основанных не на поддержании связей с друзьями, но на тематическом обсуждении специфических интересов, вероятно снижала тенденцию к слиянию сетевого и реального круга общения. До начала широкого распространения социальных сетей, цель которых – помочь нам поддерживать уже существующие реальные связи, идея сетевого космополитизма, возможно, не была такой иллюзорной.

Тут стоит вспомнить, что интернационализм – это лишь одно из возможных проявлений разнообразия. Специалист по сетевым сообществам Джудит Донат говорит, что в эру Facebook о повседневной жизни своих одноклассников она знает куда больше, нежели во времена сети Usenet. «Пусть в разговорах на Usenet участвовало больше людей из разных стран, между ними было много общего в смысле образования и сферы деятельности – это были исследователи и аспиранты технических специальностей. На Facebook же я поддерживаю связь с людьми куда более широкого социоэкономического круга, просто потому, что мы ходили в одну школу».[170] Такого рода разнообразие может помочь в решении проблем, которые так беспокоят Касса Санстейна и Билла Бишопа. Если среди наших одноклассников есть и левый активист, и правый евангелист, Facebook может стать мощным инструментом диверсификации наших общественно-политических взглядов. Или же, если прав Эли Паризер, в нашей ленте будут появляться главным образом одноклассники со схожими интересами и мнениями. В любом случае, мнения эти не будут отличаться особым интернационализмом, если только вы не ходили в какую-нибудь совсем специальную школу.

Самое интересное обсуждение вопроса космополитизма на Facebook состоялось у меня с Ионой Угандером, американцем из Швеции, соавтором научной работы о международных связях социальной сети. «Такие люди, как я, поддерживают тесные связи с несколькими странами, наличие большого количества заграничных друзей для нас естественно, но ни в одной стране мы не являемся большинством». Если средний американец имеет 13 заграничных друзей, в реальности это означает, что у 90 % американцев их заметно меньше, а у оставшихся 10 % – много больше. Космополитичными бывают отдельные личности, но не целые страны.

Люди, которые, подобно Угандеру, живут в разных частях света, возможно, и есть тот ключ к решению задачи социальных медиа по расширению нашего взгляда на мир, что в конечном счете должно помочь нам чувствовать сострадание к людям, которых мы не знаем. Подружившись с гражданином Швеции, я теперь имею возможность получать новости и мнения, которые до этого обходили меня стороной. Насколько такая возможность спровоцирует мой интерес и внимание – это уже вопрос моей восприимчивости и способности Ионы преподнести новости, которыми он делится, во внятном контексте.

Прав ли Камерон, утверждая, что вскоре мы будем узнавать больше международных новостей через Facebook, а не из газет, или не прав – по сути не так важно. Я хочу найти способы расширить свою картину мира и помочь людям с такими же устремлениями. Чтобы выйти в этот более широкий мир, нам следует задуматься о ротации СМИ и расширении круга общения. Нам нужно взглянуть на системы медиа, выстроенные нами за последние несколько веков в случае с газетами и последнего десятилетия – в случае с социальными медиа, и спросить себя – работают ли они так, как должны работать во взаимосвязанном веке. И если ответ будет отрицательный – значит, пора устанавливать новое соединение.

Оглавление книги