Книга: Рунет. Сотворенные кумиры

Интернет для начинающих

Интернет для начинающих

— В интернет я приходил довольно долго и поступательно. То есть не было такого одного дня, когда я вдруг купил себе доступ в интернет и вышел в него. Я шел к интернету года три или четыре. Потому что сначала не было интернета, но были компьютеры, а потом все еще не было интернета, но уже появились модемы, и с помощью модемов можно было соединяться с другими компьютерами. Но интернета по-прежнему не было в том понимании, в каком он есть сегодня. Желание общаться при этом было. Как сказали бы в советских источниках, возникали предпосылки к возникновению интернета, — Тёма улыбается. — То есть людям стало очевидно, что компьютер в одиночестве не так интересен, как компьютер, который соединен с кем-то. А когда ты, сидя в своем кабинете или где-то, вдруг можешь общаться с людьми, которые находятся пусть даже в том же городе, но на другом его конце, и ты просто напишешь им «привет», и они тебе отвечают «привет», — это было настолько сногсшибательно и волшебно, что вообще ничего на свете с этим не могло сравниться. Это как если бы мы наладили контакт с инопланетянами. Естественно, все люди, которые тогда имели доступ к компьютеру и к модему, ссали кипятком от этой возможности. Это супернаркотик, по ощущению ни с чем ни сравнимый. Сегодня такого нет.

«У меня был отличный модем, на 2400 бод, мне его совершенно спокойно хватало, а поскольку я тогда был еще молодой и не уставал, то я работал по 36 часов подряд, а потом 12 часов спал. И так много лет. И основным двигателем моей деятельности было то, что, просматривая бесконечные сайты, понял, что почти все иностранные сайты — полное говно. Я понял, что можно быть намного лучше их, практически ничего при этом не делая. Есть такой замечательный сайт, который называется archive.org. Там можно посмотреть, как выглядели сайты десять лет назад, например сайт Microsoft. Это очень смешно. Люди, которые ведут этот архив, каждый месяц “собирают ” все по интернету и кладут на полку. Можно посмотреть, как выглядела любая страница.

В те времена не было веб-дизайнеров. Сейчас тебе могут задать вопрос:

“Ты делаешь сайты, а какое у тебя образование? Кто тебя научил?” И кому-то сейчас уже может быть стыдно, что он нигде не учился. А в 1996 году стыдно быть не могло по объективным причинам: никто не мог этому научить, потому что никто в мире этим не занимался, и все начали делать это одновременно с абсолютного нуля — это редчайшая возможность, потому что, например, компьютеры американцы начали разрабатывать намного раньше, чем мы, обогнав нас безнадежно. Или, скажем, графический дизайн и дизайн шрифтов в Америке начали разрабатывать на 200 лет раньше, чеммы…

С интернетом оказалось по-другому: компьютеры-то у всех одинаковые, американские или тайваньские. Но вот пистолет прозвучал, и теперь важно, кто быстрее добежит и станет первым. Причем это происходило во всем мире одновременно. И так получилось — мне здесь придется немножко похвастаться, — что я создал в России рынок веб-дизайна, и при этом больше никто в мире не придал этой области такого большого значения… Я придумал, что на это можно обращать внимание, и я же придумал, что это должно стоить дорого. Ипроцесс пошел».

Из публичного интервью Артемия Лебедева в «Проекте ОГИ», состоявшегося в рамках цикла вечеров «Отцы-основатели. Встречи с пионерами Рунета», организованного группой «Культурная инициатива» и сайтом Полит. ру весной 2008 года

— Были всякие фидошники, которые пересылали данные хитрыми способами… Как на перекладных в XIX веке ездили — вот так же там письма доходили, но по компьютеру. То есть люди хотели общаться. И у меня были такие бибиэсы и сякие бибиэсы. И я уже чувствовал себя не просто человеком, привязанным к компьютеру, а человеком, привязанным к компьютеру, который соединен с внешним миром, и это доставляло определенное удовольствие. И я увлекался компьютерной графикой, то есть я рисовал, и мне нравилось, что то, что я рисую, остается на экране. Эта последовательность пикселей и есть то, что я вижу на экране, — значит, это тоже продукт. Таким образом сформировались предпосылки для веб-дизайна. Потому что веб-дизайн — это то, что мы видим на экране, когда открываем что угодно с любого компьютера.

— А потом я поехал в Америку, где и познакомился с интернетом, потому что появилось WWW, собственно, Web — это был 1994-95-й год, — продолжает вспоминать Тёма. — Выучил HTML там же, в Америке, за три дня. Собственно, с тех пор мои знания кардинально не менялись, они вполне мне пригождаются до сих пор. Я сделал свою домашнюю страничку, выложил ее. Вернулся в Москву. У меня не было еще интернета, но я уже знал, что я его хочу. У меня был IP-доступ, то есть он был терминальный: это значит, что я выходил в интернет по модему — это уже был интернет, но без графики, просто оранжевые слова на черном фоне, и все протоколы доступа были очень-очень тупые, примитивные архивы, примитивные телефонные книги, e-mail …Я этим как-то пользовался, естественно, но это было несравнимо с тем, что я увидел на вебе. Поэтому я решил завести себе Web и пошел искать провайдера.

«Задним числом я сейчас могу понять, почему тогда мне так повезло. Я начал делать сайты на русском языке. А тогда — можно посмотреть хотя бы в том же archive.org — все делали их только на английском. Тот же самый Demos — их поисковая система, которая существовала раньше, — назывался Russia on the Net (www.ru), рассчитанный исключительно на иностранцев… Потому что пионерам-компъютерщикам тогда казалось, что, наконец, с наступлением гласности можно будет рассказать всему миру о том, какой у нас колбасный завод или, скажем, завод по химической переработке и синтезу. Это никого, на самом деле, не волнует, но тогда им казалось, что английский язык — ключ к тому, чтобы привлечь внимание аудитории в 200 миллионов человек. Для большинства людей интернет был примерно как номер телекса: если посмотреть старые журналы, то встречаются слова “телекс”, SWIFT — и непонятно даже, куда эти слова девать и что это…

Вот примерно так же было и с интернетом: были люди, которые это любили и думали, что это все “про заграницу ”, а большинство не знали даже, что это такое. Интернет еще не был обязательной частью любого компьютера. А сейчас, например, в Москве чуть ли не самое большое количество Wi-Fi-точек в мире.

Ну а то, что у меня были русские сайты, позволило мне тогда собрать русскоязычную аудиторию. На моей домашней странице я сразу стал выкладывать “маразмы и идиотизмы”, которые я собирал еще со школы.

Люди приходили туда и видели, что там смешно и по-русски, а не просто какое-то вторсырье, которое откуда-то экспортировалось сюда. Если помните, в начале 90-х в магазинах все было заставлено товарами с этикетками по-английски. Понять их назначение можно было, только зная язык, потому что никто не переводил. Может быть, на ценнике было написано что-нибудь вроде “молоко сухое”, а все остальное — по-датски, по-норвежски, по-английски. Примерно то же представлял собой тогда и русский интернет».

(Из публичного интервью в «Проекте ОГИ»)

— Тогда был провайдер «Редлайн»; «Ситилайн» еще даже не зачался в тот момент. «Редлайн» принадлежал «Учительской газете», и там сидели люди, которые продавали доступ в интернет, допустим, от трех до пяти долларов в час. Но за хостинг моей домашней странички они попросили 500 долларов в месяц. Это никогда столько не стоило, и не было никаких объективных причин столько денег брать. Но жадность, помноженная на российскую ситуацию, помноженная на безвыходность положения, рождает такие тарифы. Естественно, они были посланы: я оставил свою страницу в Америке, и она там так и лежала по длинному адресу в Принстонском университете. А потом случилась некая история. На моем сайте была размещена пародия на карикатуры Dilbert[75], где персонажи этого комикса обсуждали, какая клевая у меня страница. То есть это была обычная школьно-студенческая переделка, которая вообще никогда бы ничьего внимания привлечь не могла. Но другого мнения придерживались юристы компании «Какие-то там синдицированные карикатуры».

— Как же они ее нашли? Тогда же нельзя было в «Яндексе» задать поиск.

— Ну, кто-то кинул ссылку. Страница у меня уже была посещаемая к тому моменту: человек 20 в день на нее ходило, и им нравилось, потому что других-то не было никаких страниц. Она была на английском, потому что русские буквы тогда не отображались еще нигде. Туда ходили американцы, кто-то из них кинул ссылку. А может, уже были первые поисковые системы, которые как раз искали ключевые слова, за которые можно было бы кого-нибудь засудить, — Тёма ухмыляется. — И они нашли эту самую карикатуру и написали претензию: типа, «убирай карикатуру». Я говорю: «Идите в жопу, я ничего убирать не буду. Свобода слова. Это fair use, честное использование. Знать ничего не знаю». Они не стали в это вдаваться и написали в Принстонский университет, поскольку это все размещалось на его компьютере. А Принстонский университет тоже не стал вдаваться в детали, а просто закрыл сайт, потому что ему совершенно не хотелось во все эти проблемы влезать.

— Меня это страшно разозлило, потому что какие-то гондоны взяли и закрыли мою страницу при том, что это вообще не их собачье дело, — Тёма вежливо улыбается мне, поправляет очки и продолжает: — Поэтому я нашел провайдера под названием RiNet, который оказался ровно через дорогу от моего дома. Это был как раз 1996 год, январь. Я пришел туда и говорю: «Я вам нарисую сайт, а вы мне — бесплатный доступ в интернет до конца жизни». Они говорят: «Давай». В общем, крутой обмен середины 1990-х годов. Дизайнеров тогда не существовало. Но почему-то им понравилась моя идея сделать им сайт, хотя, в общем, показать мне им было нечего. На том и договорились. Никто не знал меня, естественно. То есть это не то, что вот я сейчас бы к ним пришел и предложил такой обмен.

— А сейчас бы что, пришли и предложили?

— Сейчас немножко цены как бы в обратную сторону уже, — улыбается Тёма. — Сайт уже стоит дороже, чем пожизненный доступ в интернет. В общем, я нарисовал им сайт, и у меня появился интернет. Я создал уже на нормальном адресе свою домашнюю страницу и выложил все туда. Юристы еще раз попытались наехать, но были посланы уже с высокой кремлевской стены. Так получилось, что: а) у меня появилась страница, б) я был в России, в) у меня были прикрыты тылы и был полноценный интернет. Я заявил, что занимаюсь дизайном сайтов, и начал делать их довольно активно. Поскольку заказчиков не было — еще никто не хотел сайт, никто вообще не знал, что это такое, — я придумывал сайты и делал их.

— Просто так, за бесплатно?

— Конечно, за бесплатно, а что тут плохого? Это были мои собственные сайты. Я, например, таким образом сделал Metro.ru, он до сих пор работает.

— A RiNet выполнил свои обязательства? У вас до сих пор доступ в интернет от RiNet?

— Ну, если мне нужен dial-up — пожалуйста, я могу в любой момент им воспользоваться. Я им довольно долго еще пользовался, даже потом отдал его родственникам, пока модем еще имел какой-то смысл. RiNet — это одна из площадок, где расположены наши серверы, и, естественно, на их хостинге у нас много что лежит. То есть мы по-прежнему общаемся, и у нас хорошие отношения. А тогда было такое ощущение, что первые два человека приземлились на Луну с разных сторон, встретились. Естественно, у них повышенная симпатия друг к другу.

«Я ответственен за первый платный контент в русском интернете. Я тогда занимался раскруткой провайдера “Ситилайн”, и мне надо было придумывать три проекта в месяц, которые бы этого провайдера продвигали.

Я придумал пригласить журналиста, который писал бы статьи, эти статьи можно было бы выкладывать на сайт. Первым таким человеком стал Александр Гагин. У него был сайт “Паровозов-News”. Это был первый ежедневно обновляемый в русском интернете сайт. К тому же за деньги. Он получал за это вполне неплохие деньги. Потом пригласили Носика из Израиля, который “расширился” на все пространство, которое смог переварить. А начиналось все с того же “Ситилайна”: он был приглашен, чтобы вести там рубрику “Вечерний Интернет ”. И пошло-поехало».

(Из публичного интервью в «Проекте ОГИ»)

Промандел момент шестилетия своего дневника. Какое же говно этот ЖЖ.

Какая ирония судьбы в том, что такой уебанский интерфейс притянул столько интересных людей. Есть же пример гармоничного сочетания: лайвинтернет, где собрались все пидарасы, которым пидорский интерфейс — награда.

Из журнала tema, 17 сентября 2007

— А в ЖЖ вы как пришли?

— Точно я уже не помню. Жежешный бум начался в России после 2000 года.

— В 2001-м.

— А я уже не помню, когда завел дневник.

— Я могу вам рассказать.

— Напомните, пожалуйста.

— У вас в профайле написано, что 4 сентября 2001 года.

— Да. Значит, я завел его, потому что все заводили, но еще ничего туда не писал. Он какое-то время провисел. Потом я собрал свою почтовую статистику за год и выложил ее туда: сколько писем получил, сколько писем отправил. У меня не было желания вести этот блог, или «дневник». Слова «блог» еще не было: блоги уже были, а слова не было. И ссылку на эту запись дал Норвежский Лесной: вот, типа, Лебедев появился и начал вести ЖЖ. Это меня подтолкнуло делать остальные записи, потому что пришел народ и оставил там 15 комментариев. Это было очень круто. Я там написал вторую, третью запись, а потом просто стал вести блог, потому что в принципе все, что я пишу в ЖЖ, — а я могу делать 20 записей в день — мне все равно, куда писать. Так я мысли в файл записываю, а так я их на публику выношу с какой-то минимальной литературной правкой. То есть для себя-то я обычно записи делаю без мата.

— А для остальных почему с матом?

— Самому себе мне понятно и так, — улыбается Тёма. — Я вел ЖЖ до тех пор, пока он не стал самым популярным по существовавшим тогда критериям.

— По каким?

— Тогда был такой юзер Fif, который работал роботом. То есть он френдил всех русских пользователей — это был прото-СУП такой. Кто-то создал такого чувака, который френдил всех, у кого журнал был на русском, и поэтому все френды этого чувака автоматически были русской аудиторией. И этого чувака — а это был робот — автоматом френдили в ответ, потому что так устроена стандартная народная тупость: если меня зафрендили, то и я должен зафрендить, потому что иначе испорчу отношения, карму и т. д. А если я в ответ не зафренжу, тогда меня тоже отфрендят. Люди строят эти вот связи — а они псевдосвязи, они ничего не значат. Скажем, те, кто у меня зафренжены, — это люди, чье мнение меня волнует, мне их интересно читать, или это люди, которых я знаю хорошо. То есть это не случайная связь, — на момент, когда мы разговариваем, во френдленте Тёмы 16 человек. Через год их станет 29. — Я не жду от них никакой взаимности, я их френжу не для того, чтобы они меня держали у себя в списке. А люди френдят просто потому, что это некая вежливость. Из «спасибо» же никто не делает серьезных выводов о том, что вот, он ко мне так прекрасно относится, что сказал мне «спасибо». Примерно так же и в ЖЖ. Этого Фифа ответно зафрендило около трех тысяч человек, а Фрейдов у него было пять или шесть тысяч. Он никогда ничего нигде не писал, не комментировал, это был просто брелок для русскоязычных ключей. Моя задача была получить большее количество френдов, чем у этого чувака. Как только я его по этому параметру обошел — а я никого не френдил, у меня было десять человек френдов, — я закрыл дневник. Потому что у меня не было задачи пускать корни и серьезно там располагаться.

Первый раз Тёма Лебедев удалил свой ЖЖ в 2003 году. С тех пор он неоднократно закрывал и открывал его — всякий раз в новом формате, пока в 2008 году не пришел к тому, что отличает его блог сегодня: мату, демонстративному презрению к многотысячной армии читателей и постоянным экспериментам с контентом, за которые можно получать деньги.

Артемию Лебедеву удалось, казалось бы, невозможное для популярного блога в Рунете: он начал получать деньги за отдельные посты, не растеряв при этом популярности и доверия читателей. В каком-то смысле это дивиденды от стратегии, казалось бы, проигрышной с точки зрения набора популярности в ЖЖ и основанной на постоянном конфликте с собственной аудиторией, на планомерной порче своей репутации. Большинству пользователей «Живого журнала» известно, что tema — хам, псих, матерщинник и воплощение блого-зла. Соответственно, никто не ждет от него высот духа, нравственных императивов или бескорыстной гражданской журналистики. Его читают не для этого, а из интереса и благодаря бесконечному разнообразию придуманных им форматов для записи в ЖЖ. Поэтому в его журнале рекламный пост воспринимается так же, как пост, состоящий из одних знаков препинания, или содержащий одно только «трам-пам-пам»: как еще одна игра.

Так и получается, что блог tema — один из немногих коммерчески успешных журналов на Livejournal.com. У его постоянной рубрики «Сиськи по субботам» в 2009 году появились спонсоры (обладательница лучших сисек получает iPhone от провайдера MacHost). А свою аудиторию — около 40 тысяч подписчиков — Тёма Лебедев с успехом продает рекламодателям: «Рекламу в уютной жэжэшечке можно купить за деньги. Реклама в уютной жэжэшечке всегда маркируется как реклама. И всегда маркировалась как реклама. Если я хвалю рисовую кашу “Сваля” без пометки “реклама”, значит, эта каша произвела на меня впечатление или просто очень нравится… Кроме денег я готов принять в качестве оплаты товары, которые мне все равно хочется купить. Поменяю рекламный пост на:

— фотоаппарат Лейка М9

— турбину для ФДЖ Крузера

— мак бук эйр в максимальной комплектации.

…40 000 подписчиков и 100 000 читателей ждут с нетерпением рекламы фотооборудования, автозапчастей и компьютеров».

Большинство мультитысячников относится к своему статусу более чем серьезно. Они чувствуют груз ответственности перед читателями, живут в постоянном конфликте между этой ответственностью и собственными камерными, чтобы не сказать мелкими и бытовыми, желаниями и устремлениями. В конечном счете, в статусе мультитысячника — человека, чей «дневник» читает население небольшого города, — для них больше обязанностей, чем прав. Tema — один из немногих в ЖЖ, кто видит в этом статусе одни права и никаких обязанностей. Вероятно, потому, что для него, в отличие от остальных, блог — не дело жизни, не площадка для высказывания и даже не самое интересное занятие. Для него это игра. Как какие-нибудь «городки».

Скоро 5000[76]

Корпускула[77] с Пилкой[78]

держали в объятьях недолго.

Лесной, поднимаюсь!

Из журнала tema, 8 ноября 2007

— В первых записях у Норвежского Лесного есть такие: мол, у Тёмы столько-то комментариев, а у меня только 43, надо что-то делать. Вы с Лесным соревновались? Или только с роботом Фифом?

— Я — с роботом. Потому что всех остальных живых людей я довольно быстро переплюнул. Мне нужно было придумать параметр, по которому я объективно буду их всех опережать, потому что были и другие параметры. По соотношению зафрендивших к зафренженным я тоже был на первом месте. И по количеству полученных комментариев.

— А почему это было важно?

— Это игра. Абсолютно любой параметр можно положить в ее основу, и это единственное, что имеет значение. Потому что в моей работе, например, тоже есть абсолютно неконтролируемый параметр — это желание заказчика. Они бывают очень произвольные, то есть сам бы я такого никогда не придумал, ну, совсем никогда. И я, вместо того чтобы возмущаться — «Чего это вы такое мне сказали, что не похоже на мои представления об устройстве жизни?», — я готов абсолютно ко всему. Можно брать любую задачу и ее решать: дело ведь не в том, что тебе задали, а в том, как ты с этим справишься.

А еще это можно сравнить с тем, как я себя веду, когда я путешествую. Я приезжаю в какой-нибудь город; вот что делать в этом городе? В музеи я не хожу: мне неинтересно. В редких случаях я могу пойти и посмотреть ровно одну конкретную картину или скульптуру в музее. Я прохожу через все залы быстрым строевым шагом, смотрю на эту работу, сколько мне нужно, и ухожу из музея. Опять же это некое случайное правило. Другие люди, которым такого сценария не достается, — им психология не позволит вот так себя повести в музее. Они будут, как дураки, ходить по всем залам, у них будет ныть поясница, они ничего не будут понимать, чего там нарисовано, но они будут себя заставлять, потому что надо. А я приезжаю в какой-то город, у меня есть задача — допустим, купить обувь, или постричься (я принципиально не стригусь в Москве), или найти лучшую кофейню. И когда там все по-китайски написано, и у тебя нет путеводителя, а есть только адрес этой кофейни и карта, пока ты идешь по городу до этой кофейни, ты узнаешь про этот город больше, чем все, кто там просидели месяц или кого возили на туристическом автобусе. Поэтому я так устроен, что мне очень приятно работать с любым параметром. Можно любую перфокарту засунуть — я исполню ее своим голосом с учетом заданных условий. Поэтому победить в ЖЖ, допустим, по количеству зафрендивших — это такой спорт. У меня нет задачи вести ЖЖ, у меня есть задача — поиграть, и мне интересно, когда есть правила игры. И я знаю, что поскольку это игра, то она конечна. Это не до конца жизни моя обязанность.

Одна из игр, придуманных Тёмой для своего ЖЖ, — победить «Другого», то есть доказать, что в Рунете можно стать самым популярным блогером на собственном контенте, не публикуя чужих фотографий, кроме заранее оговоренных форматов (тех же «сисек»), и не следя за событиями в мире с дотошностью редактора ленты новостей. Другими словами — не работая средством массовой информации, а просто развлекая себя и своих читателей.

Сперва эта задача казалась невыполнимой: в декабре 2006 года, когда tema вернулся в ЖЖ и в очередной раз стал его вести, drugoi уже был самым популярным блогом Рунета. 27 августа 2009 года Тёме удалось обогнать «Другого» по количеству подписчиков. Это преимущество продержалось сутки, после чего drugoi снова вырвался вперед. 22 сентября tema вновь ненадолго обогнал его по количеству подписчиков. Его «праздничный» пост по этому поводу начинается ссылкой на рейтинг пользователей «Живого журнала» и сообщением: «Зло снова победило добро»: «Жалко старичка немного. Он так искренне перечислял фамилии спасателей [79], что всем уже показалось, что газета “Правда ” реинкарнировалась без хронологических и стилистических искажений сразу в новой среде. Но свое первое место одобряю».

— Ну хорошо, ЖЖ — игра, вы нарисовали себе воображаемую финишную прямую и, как только пересечете ее, закроете свой журнал. А как же ваше представительство в СУПе[80]? Закрыв ЖЖ, вы продолжите работать с ними?

— Пока не наступило ни то ни другое. Я не знаю.

— А что за черта, к которой вы стремитесь сейчас, — набрать миллион подписчиков? После чего вы закроете ЖЖ?

— Ну, сначала надо обогнать «Другого». А потом придумывать эту черту для себя, — улыбается Тёма. Через полгода после нашего разговора ему удастся первое — правда, на время. А вот второе, судя по всему — нет.

— То есть после победы над «Другим» есть еще какая-то черта?

— Ну конечно. Потому что все знают, что можно закрыть дневник, победив «Другого». Значит, мне нужно сделать что-то, что не соответствует всеобщим ожиданиям, иначе это было бы слишком просто.

— А почему все-таки drugoi — самый читаемый блог?

— Так получилось. Если бы он сейчас начал, он бы, естественно, не занял такой позиции. Он на фоне относительного безделья и затишья в ЖЖ стал планомерно выкладывать эти штуки. Ну, был некий шарм в том, что «вот почитайте, что еще там с норвежской королевской семьей происходит». А сейчас он просто перешел в тяжелый новостной режим — мониторит ленты, выкладывает оттуда фотки. Большое количество френдов — удобный механизм френжения — кросс-ссылки. Но за этим нет никакого тиражируемого решения: нельзя сделать по этой модели еще десять, скажем, других дневников. А по моей модели можно.

— А что это за модель?

— Писать интересно. Нет пределов у этого. Люди каждый день пишут в газеты, высказывают свое отношение, мнение, что угодно — в этом есть бесконечный ресурс притягательности. Всем интересна какая-то точка зрения, особенно если она последовательна и распространяется на многие вопросы.

— А если интересно писать можно бесконечно, зачем же тогда закрывать ЖЖ?

— Потому что у меня нет задачи писать бесконечно. Иначе это получается такая работа, потом она, естественно, превратится в некое обязательство, а потом станет надоедать. Всегда надо вовремя из спорта уйти. Пусть лучше останется ощущение, что это было круто и вообще много чего было интересного, чем вот застарпериться на глазах у людей, чтобы они были свидетелями того, как сначала тебе было интересно, а потом стало неинтересно. Пусть живет в воспоминаниях. Я много чего открываю и закрываю и совершенно не переживаю за это.

Важно. Срочно.

Я высморкался.

Из журнала tema, 24 декабря 2008

Разговоры с Тёмой Лебедевым иногда напоминают сократические диалоги. Не по содержанию, а по форме: спрашивающий чувствует себя идиотом, который докапывается до смысла, хотя этот смысл лежит на поверхности, а отвечающий делает вид, что смысл этот был на поверхности всегда, а не он его туда положил пять минут назад. По закону жанра кто-то из них к концу разговора должен обрести мудрость, а кто-то — просто поумнеть.

— Как сделать так, чтобы вас читали?

— Писать интересно.

— И все?

— Да. Я не могу представить себе человека, который пишет неинтересно, но его читают. С чего вдруг?

— А что такое «интересно»?

— То, что вызывает интерес. То, что можно читать не один раз, а возвращаться к этому каждый день. То, что рождает темы для разговора, влияет на ход твоих мыслей. Это интересно.

<.> Сегодня я хочу начать рассказ об устройстве собственного головного мозга (о спинном и костном мозге мне ничего неизвестно). У меня мозг устроен достаточно интересно, в одном посте все не опишешь, поэтому я заведу тег «мозг», чтобы потом любой желающий смог собрать всю серию.

Начну с того, почему у меня не бывает творческих кризисов и почему меня всегда прет.

Мне по жизни достался крайне медленный, туповатый, по всей видимости, бракованный, ленивый, малопроизводительный и дырявый мозг. Я могу прочитать книгу толщиной в 600 страниц и запомнить из нее только одно предложение, да и то только потому, что оно мнемонически к чему-нибудь прицепится. Сначала меня это напрягало, а потом я совершенно успокоился — все равно я смогу прожить только свою жизнь, а на жизнь других людей мне, по большому счету, насрать (в том смысле, что их жизни я прожить все равно не смогу).

У меня не бывает творческих кризисов, и меня всегда прет, потому что мне всегда все интересно. Мне интересно устройство, описание, история, внешний вид почти всего. При этом я ничего не понимаю (и не собираюсь начинать) в химии, физике, математике и танцах. Мне интересно все, что попадает в область моего увлечения, — например, объекты материальной культуры в городах, способы передачи информации и интерфейсы (отсюда светофоры, столбы и пр.). Мне глубоко насрать на балет, оперу и модные тусовки — поэтому в моей памяти я сведу к минимуму количество занимаемых этой поебенью килобайт.

Режим интереса никогда не выключается. Количество единиц интересного (введем такое понятие) должно поддерживаться на определенном уровне. Скажем, если я за день ничего нового не узнал, то у меня будет состояние близкое к подавленному. Но я не позволяю такому случиться, потому что даже в глухой деревне я буду каждый день находить что-нибудь новое. Что уж говорить о поездках — в моем любимом режиме «один день — один город» я чувствую себя как акула, плывущая в открытом океане (если акула остановится, она задохнется).

<…>

Кроме того, мне интересны любые виды задач. Я возьмусь за проектирование диктофона, радиатора, стакана, рюкзака, логотипа молокозавода или плаката для ассоциации детей-даунов с одинаковым интересом. Меня постоянно прет. Мне интересно ходить на работу. Я не могу устать, сидя за компьютером. Для меня не бывает скучных заданий.

Единственный случай, когда у меня наступает короткое замыкание, это когда я сталкиваюсь с человеком, которому неинтересно. Я просто не знаю, что делать в этот момент. Кстати, если дизайнер начинает ныть, что ему задача скучна, он недолго остается в студии. Если кому-то неинтересно все, всегда и везде, не надо тратить на такого человека ни одной секунды.

Из журнала tema, 7 января 2009

— Сколько времени в день у вас отнимает ЖЖ?

— Часа полтора. Я с утра за завтраком просматриваю комменты и смотрю, чего в Яндекс. Блогах написали, а потом в течение рабочего дня уже другими делами занимаюсь.

— Чужие дневники не читаете?

— Очень мало. Я смотрю, что в топе сегодня, причем не в яндексовском: туда-то вообще трэш попадает, «кросс-пост приветствуется» — и люди начинают выносить в топ что-то абсолютно неинтересное. А в самом Livejournal: там топ интересный, он показывает, куда самих ЖЖистов больше пришло, что их интересует.

— То есть вы топом пользуетесь, как газетой.

— Да, сам себе ее кастомизирую. Если мне хочется про что-то почитать, я как бы вызываю волну на эту тему — и читаю.

<.> Мой мозг не в состоянии удерживать в памяти и восстанавливать большие объемы информации. Я не могу запомнить номеров своих паспортов, хотя у меня их всего три. Но зато я активно пользуюсь методом очевидного каталогизирования. Этот метод заключается в том, что я все делаю совершенно одинаково и предсказуемо. Другому человеку совершенно неизвестно, что является очевидностью для меня, поэтому можно не переживать, что кто-либо перехватит сигнал. То есть в моей системе «свой — чужой» есть только «свой».

Сначала я и сам не подозревал, что пользуюсь методом очевидного каталогизирования, пока несколько раз не столкнулся с тем, что пытался сохранить файл в директорию, которую не открывал десять лет. «Файл с таким названием уже существует, заменить?» — спросил компьютер. «Нихуя себе», — подумал я. Оказывается, десять лет назад файл, имеющий отношение к той же теме, я сохранил в ту же директорию под тем же названием. Так я понял, что всегда называю файлы так, как мне удобно, — каждый раз совершенно одинаково. И всегда знаю, где лежит любой документ на компьютере.

<.> Помимо того, что я кладу файлы в нужные папки, я еще располагаю их пространственно в понятном мне порядке. Сверху — нужное, потом группа на разбор, снизу — ненужное, но необходимое. Я не могу пользоваться Виндами, которые не могут нормально запоминать порядок расположения иконок. У меня есть папки, которые лежат на десктопе годами в одном и том же месте, — для меня это лучший индикатор стабильности мира. Я не могу пользоваться списками файлов — яв них ничего не понимаю.

<.>Поиск и метаданные я не воспринимаю. Мне важно, что нужный мне документ лежит слева в папке «почитать», которая лежит на десктопе. Мне даже не так важно, как называется этот документ.

У меня не возникает сложности при поиске в голове информации о месторасположении нужных бумаг в офлайне. Главное, чтобы никто не прикасался к той куче, куда я засунул три года назад нужный листочек. Куча растет ввысь, но я всегда знаю, на какой глубине в куче нужный мне документ.

Так же располагаются и вещи в шкафу. Полка для носков хранит носки много-много лет. В дальнем правом углу — шерстяные, я их никогда не надеваю. Слева спереди — дырявые, которые надо взять в поездку, чтобы выкидывать каждый день. Посередине — стопка непарных. И так далее.

Сбои, конечно, бывают, но настолько редко, что ради них я систему устройства своего мозга совершенно не хочу менять.

Из журнала tema, 2 марта 2009

Оглавление книги