Книга: Рунет. Сотворенные кумиры

Между либералами и консерваторами

Между либералами и консерваторами

В 2005 году Максим Кононенко, «цепной пес кровавого режима» и один из многообещающих авторов издательства «КоЛибри», в разговоре со мной дал определение понятию «либерал». «Либерал, — сказал он, — это же не человек, который хочет вот сейчас немедленно устроить в стране березовую революцию. Либерал — это человек, придерживающийся либеральной системы ценностей, считающий, что участие государства в жизни страны должно быть минимальным. Есть люди других взглядов — они считают, что участие государства в жизни страны должно быть максимальным. Бывают либералы, а бывают революционеры. И революционером можно быть на любой идеологической платформе: на либеральной, на национал-большевистской, на коммунистической. У них у всех есть одна цель: сесть вместо тех, кто сидит сейчас».

В 2008 году Максим Кононенко, телеведущий, автор антилиберального романа-пародии «День отличника» и то ли вдохновитель, то ли член сценарной группы комикса о суперчеловеке Борисе Грызлове, в разговоре со мной продолжил развивать философию либерализма.

— Либеральные люди очень интересные, — сказал он. — Они очень полюбили этот проект [ «Владимира Владимировичатм». — Ю.И.] изначально и везде на него ссылались. А потом, когда он стал популярным, меня стали звать на всякие передачи и брать у меня интервью, и я в этих интервью стал говорить, что меня-то как раз президент в принципе устраивает. И я пишу не сатиру, а просто смешные истории. И они как-то сразу охладели и потеряли ко мне интерес. А был момент, когда они меня звали в свои закрытые клубы, где собирались люди и думали, как им обустроить Россию. Реально ведь есть такие клубы, — удивляется Кононенко — кажется, что притворно. Но, может быть, это просто особенность освещения в «Икре». — Мероприятия какие-то они там проводят, пишут какие-то программы — такие толстые документы. Не знаю, для кого они все это делают.

— А чем вас устраивал президент Путин тогда?

— Может, это совпало с тем, что у меня в жизни все как-то стало хорошо, — легко отвечает Кононенко. — При Ельцине мне реально не платили денег, я не знал, что будет завтра, что будет послезавтра. А при Путине я стал знать, что будет через год, через два, и мог планировать. Меня устраивала эта ситуация. Иначе говоря, я понимаю, что есть, наверное, какие-то проблемы с телевидением, со свободой слова, с правами человека, с судами, — но у меня таких проблем нет. У меня нет проблем со свободой информации, потому что я всю информацию свободно получаю в ЖЖ, какую угодно. Я не смотрю телевизор, поэтому меня не обламывает программа «Время». Поэтому у меня нет такой проблемы. У огромного количества людей она есть, но у огромного количества людей ее нет. Я отношусь к тем, у которых ее нет. Поэтому эти как бы объективно негативные последствия и свойства путинского режима мне не мешают, они где-то там, сбоку. У меня ведь душа за народ и за страну не болит: я давно пребываю в глубоком убеждении, что если с Россией за тысячу лет столько всякого делали, а ей все по барабану, то и этот маленький эпизод абсолютно ничего с ней не сделает. Поэтому я очень просто отношусь к ситуации: мне нравится здесь. Мне нравится все, что здесь происходит. Ну, есть какие-то вещи, которые мне не нравятся, но они не такие уж прямо, чтобы меня выворачивало.

— А что будет через год?

— Со мной?

— С вами, не со страной же.

— Я знаю, что будет со мной через год.

— И что же?

— Я через год надеюсь получить часовую программу на радио.

— А что это будет за радио, что за программа?

— Ну, какое там будет радио, я не знаю. Я на ВГТРК работаю, сейчас у меня ежедневные комментарии на «Вести FM». Видимо, буду на «Вести FM» или на «Маяке». Лучше, конечно, на «Маяке».

— Потому что там аудитория пошире?

— Да, пошире и потолще.

Этот разговор состоялся осенью 2008 года. Осенью 2009 года часовой передачи на радио у Кононенко не было. Зато в сентябре в эфире НТВ появилась его еженедельная программа «Коллекция глупостей». То есть при Путине Паркер не стал знать, что будет с ним через год, а всего лишь научился планировать и загадывать. Может, просто повзрослел.

Впрочем, выяснилось это даже не сейчас, а шесть лет назад, во время и сразу после трагедии в Беслане. 1 сентября 2004 года на сайте Vladimir.vladimirovich.ru появился своего рода дисклеймер, который гласил: «КАЖДЫЙ теракт БУДЕТ освещаться в проекте Владимир Владимирович Ру. Даже если в этом теракте погибнут мои друзья или родные. Потому что жизнь замолчать нельзя. Идите на хуй с нравственностью и моралью. У меня морали нет. У меня одна голая правда».

Это была позиция, за которую Паркер сражался и продолжает сражаться до сих пор — правда, с меньшим пылом и большей самоиронией. Позиция заключалась в том, чтобы всеми правдами и неправдами остаться человеком без всякой позиции, этакой «продажной сволочью». Потому что, по его мнению, только такая позиция дает своему адепту наибольшую степень свободы.

Однако уже 7 сентября, в день всероссийского траура по жертвам бесланской трагедии, выяснилось, что и у этой свободы есть свои нюансы и самоограничения. Не этические — другие.

На сайте Vladimir.vladimirovich.ru появилась запись: «Я написал историю, а выкладывать на сайте не хочу — траур». Вскоре появилась еще одна запись: «А история актуальнаяЮ бладь»[71]. А еще через пять минут упомянутая история все-таки была выложена на сайт — с посвящением журналисту «Коммерсанта» Андрею Колесникову. В «Коммерсанте» от 7 сентября 2004 года вышел душераздирающий репортаж Колесникова о похоронах в Беслане и об официозном митинге, который попытались устроить во время этих похорон представители властей[72]. История Паркера была своего рода ответом на вопрос, заданный в конце колесниковского репортажа: почему люди от власти, приехавшие на массовые похороны детей, не повели себя как люди? История была такая:

«Однажды Владимир Владимирович™ Путин сидел в своем кремлевском кабинете и смотрел по телевизору похороны погибших детей в Беслане. По неширокой дороге к изрытому могилами полю двигалась плотная людская река, над которой плыли закрытые гробы. Лил проливной дождь. С краю дороги, в стороне от людей, стояла деревянная трибуна с красной полосой. На трибуне плечом к плечу стояли: глава Администрации Владимира

Владимировича™, Генеральный прокурор Владимир Васильевич Устинов, председатель Государственной Думы, андроид Борис Грызлов, председатель Совета Федераций, андроид Сергей Миронов, представитель Владимира Владимировича™ в Южном федеральном округе Владимир Анатольевич Яковлев, мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков, губернатор Санкт-Петербурга Валентина Ивановна Матвиенко, президент Северной Осетии Александр Сергеевич Дзасохов, другие официальные лица. Мокрая охрана держала над собравшимися зонты.

— Мы будем искать тех, кто это сделал, — говорил Александр Сергеевич Дзасохов, — и тех, кто их направил, а пока не найдем, мы должны быть вместе и держать себя вруках…

«Интересно, — думал Владимир Владимирович™, глядя на выступающих, — почему в Москве — мэр, а в Санкт-Петербурге — губернатор? Вот все у нас так… бардак…»

Председатель Государственной Думы слегка наклонил голову к голове председателя Совета Федерации и что-то неслышно сказал, показывая рукой на заполненное людьми и могилами поле. Председатель Совета Федерации кивнул. Владимир Владимирович™ немедленно достал из кармана своего президентского пиджака телефон правительственной мобильной связи с двуглавым гербом вместо клавиатуры и нажал на нем единственную кнопку вызова главы своей Администрации. На экране телевизора глава Администрации Владимира Владимировича™ сунул руку за пазуху, достал оттуда такой же телефон и поднес его куху.

— Слышь, брателло, — сказал Владимир Владимирович™, - ты там проследи, чтобы эти умники кмогилам не поперлись. По грязи-то. Заржавеют еще…

Глава Администрации повернул голову к камере и еле заметно кивнул».

И только 4 сентября 2009 года, в пятилетнюю годовщину этой трагедии, похорон и истории про Владимира Владимировичатм и его «андроидов», выяснилось, что Кононенко способен относиться к человеческим трагедиям серьезно. Или — что был способен отнестись к ним серьезно тогда. А сейчас — просто пишет потенциально сверхпопулярный пост с интонацией горьковатых воспоминаний, как раз уместной в обсуждении того, что случилось со страной пять лет назад.

Оглавление книги