Книга: Тайная жизнь цвета

Фиолетовый

Фиолетовый

В 1874 году в Париже группа художников основала Анонимное общество художников, живописцев, скульпторов, граверов и литографов и приступила к организации своей первой выставки. Они хотели, чтобы эта выставка стала их манифестом, призывом, но, что важнее, вызовом старцам из Академии изящных искусств, отказавшимся допустить их работы на престижный ежегодный Салон. Бунтарей возглавляли Эдгар Дега, Клод Моне, Поль Сезанн, Камиль Писсарро и другие. Они считали, что старый академический стиль живописи был слишком скучен, консервативен, слишком одинаково покрыт обезличивающим паточно-золотистым лаком, что не способен ни отражать реальность окружающего мира, ни быть в нем сколько-либо значимым явлением. Одним словом, они считали, что старый стиль устарел настолько, что никакой ценности уже не представляет. Истеблишмент от искусства отвечал юным выскочкам полной взаимностью, не скупясь на уничижительные эпитеты. В едкой рецензии для газеты Le Charivari Луи Леруа заявил, что картина Моне «Впечатление. Восход солнца» не картина вовсе, а всего лишь незаконченный, небрежный набросок. В последующие годы молодому движению досталось еще больше, но главным объектом нападок критиков и постоянной темой их сарказма было навязчивое увлечение импрессионистов одним цветом — фиолетовым.

Эдмон Дюранти, одним из первых оценивший импрессионистов, писал, что их работы proce?dent presque toujours d’une gamme violette et bleu?tre (почти всегда выполнены в фиолетово-синеватойгамме)[426]. Других фиолетовые тона просто раздражали. Многие заключили, что все художники-импрессионисты до одного совершенно сумасшедшие или, по крайней мере, больны дотоле неизвестной болезнью, названной на скорую руку «фиолетоманией». Убедить Писсарро в том, что деревья не фиолетовые, так же трудно, веселился один остряк, как убедить обитателя сумасшедшего дома в том, что он — не папа римский.

Другой предполагал, что увлечение художников этим цветом вызвано тем, что импрессионисты слишком много времени проводят «на пленэ?ре»: пристрастие к фиолетовым тонам, должно быть, развилось в качестве негативного постэффекта от постоянного наблюдения за ярко освещенными желтым солнцем пейзажами. Альфред де Лостало в рецензии на персональную выставку Моне предполагал, что этот художник — один из тех немногих людей, кто способен видеть в ультрафиолетовом спектре. «Он и его друзья видят пурпурный цвет, — писал Лостало, — а остальные — нет. Отсюда и разногласия»[427].

Пристрастие к фиолетовому сформировалось на двух новомодных теориях. Одной из них было убеждение импрессионистов в том, что тени в реальности не являются ни черными, ни серыми, но цветными; вторая касалась дополнительных цветов[428]. Поскольку дополнительным цветом к желтому солнечному свету является фиолетовый, естественно считать, что цветом тени должен стать фиолетовый. Вскоре, однако, разговор об оттенках и вовсе вышел из тени. В 1881 году Эдуард Мане объявил своим друзьям, что он наконец обнаружил истинный цвет атмосферы. «Это фиолетовый, — сообщил художник. — Цвет свежего воздуха — фиолетовый. Не пройдет и трех лет, как все будут работать фиолетовым»[429].

Оглавление книги