Книга: Тайная жизнь цвета

Мовеин

Мовеин

Малярия была настоящим бичом Европы в XVIII и XIX веках. В 1740-х годах Хорас Уолпол писал с пристрастием уставшего от домогательств туриста об «ужасающем недуге, называемом мал’ариа, каждое лето поражающем Рим и убивающем его». Слово «малярия» — искаженное итальянское выражение «плохой воздух»; считалось, что заболевание передается по воздуху, его связь с комарами установили позже. Половина пациентов в Госпитале святого Фомы в Лондоне в 1853 году страдали приступами малярийной лихорадки[415].

Елинственное известное лекарство — хинин, который получали из коры дерева, произрастающего в Южной Америке, — стоило целое состояние: Ост-Индская компания тратила на него ежегодно около 100 тыс. фунтов стерлингов[416]. Финансовые предпосылки для синтеза хинина были, таким образом, очевидны. Частично благодаря этому, а еще благодаря любви к химии как таковой один 18-летний ученый проводил все выходные в кустарной лаборатории на чердаке дома своего отца в Восточном Лондоне, пытаясь синтезировать хинин из каменноугольной смолы. Сегодня Уильяма Перкина по праву считают одним из героев современной науки. Но не из-за хинина, который он так никогда и не синтезировал. Он создал целое направление в химии, когда наткнулся на искусственный оттенок пурпурного — мовеин (или «цвет мальвы»).

В первые месяцы 1856 года эксперименты Перкина с каменноугольной смолой — доступным в избытке маслянистым побочным продуктом производства осветительного газа — принесли ему некоторое количество красноватого порошка, который после дальнейших экспериментов преобразовался не в бесцветный хинин, но в яркую пурпурную жидкость[417]. Большинство химиков просто выплеснули бы эти бесполезные помои. Но Перкин, который когда-то мечтал стать художником, окунул в мензурку с жидкостью кусок шелка и понял, что он создал краситель, устойчивый к свету и стирке. Почувствовав его коммерческие перспективы, он поначалу назвал его так же, как и тот эксклюзивный цвет, что добывали из моллюсков древние греки и византийцы (см. здесь).

Вскоре, однако, он решил дать ему французское имя, mauve, в честь мальвы, чьи цветы имели похожую окраску[418].

Изобретение не принесло мгновенного успеха. Красильщики, привычные к работе с субстанциями естественного происхождения, с подозрением отнеслись к новомодному химикату. А еще он оказался довольно дорог в производстве. Из 100 фунтов каменного угля получалось лишь 10 унций смолы, которые, в свою очередь, давали только четверть унции мовеина[419]. К счастью для Перкина и для нас (без его настойчивости каменноугольную смолу, возможно, забросили бы до создания многих современных вещей и технологий, ставших уже привычными, — таких, как краски для волос, химиотерапия, сахарин и искусственный мускус), избалованная, экстравагантная жена Наполеона III, императрица Евгения решила, что «цвет мальвы» точно подходит к цвету ее глаз. Газета The Illustrated London News в 1857 году известила читателей, что самая модная в мире женщина предпочитает «пурпурный Перкина». Английская королева Виктория взяла это на заметку и на свадьбе своей дочери с принцем Фридрихом Вильгельмом в январе 1858 года была в «бархатном платье насыщенного цвета мальвы, украшенном тремя рядами кружев» с юбкой в тон — «из муара цвета мов с серебристым отливом, украшенной глубокими оборками из хонитонских кружев»[420]. К августу 1859 года «Панч» объявил, что Лондон находится «в тисках розовато-лиловой кори», а 21-летний Перкин стал богатым и уважаемым человеком[421].

Вскоре, однако, с мовеином произошла самая викторианская коллизия — он пришел в упадок. Сверхпотребление вкупе с продолжавшейся приверженностью старшего поколения к этому цвету быстро сделало его эвфемизмом для обозначения определенного типа стареющих леди. «Не доверяйте женщине, которая, не считаясь со своим возрастом, носит платья цвета mauve, — заявил Оскар Уайльд в „Портрете Дориана Грея“ в 1891 году. — Это, несомненно, женщина с прошлым».

Королева Елизавета II, вероятно, накрепко запомнив это клеймо, запретила цветы мальвы в декоративном оформлении дворца. Хотя более беззаботные личности не желают отказыватьсяот него. Нейл Мунро Роджер, английский модный кутюрье и сам записной франт, создатель брюк «капри», известный всем под своим детским именем Банни, сохранил свое увлечение цветом, который сам называл «климактерическим мовеином». Этот цвет стал частью его натуры настолько, что на Аметистовом балу, затеянном им в честь своего 70-летия, он был одет в mauve с головы (увенчанной перьями белой цапли) до пят (на которые были натянуты блестящие туфельки, подходящие разве что кошке).

Оглавление книги