Книга: Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги

Власть математики

Джозеф Пристли, человек, чьи работы привели Иеремию Бентама к тому, что тот прокричал «Эврика!» в кофейне Harper's в 1766 году, имел сильное влияние на зарождающийся средний класс индустриальной Англии. В 1774 году он помог основать первую унитарианскую церковь в стране, хотя это религиозное движение оставалось в то время запрещенным. Унитариане отрицали веру православных христиан в Троицу: Бога Отца, Сына и Святого Духа, считая, что Бог един. По всей Европе в XVI веке жило довольно много унитариан, хотя официально их учение не признавали. Его английские приверженцы оставались вне закона, пока Пристли не основал свою церковь. Понятное дело, что, подвергаясь гонениям, они, будучи заядлыми оптимистами, выступали за Просвещение и боролись за свободу слова и вероисповедования.

Кроме того, унитариане являлись приверженцами науки и твердо верили в прогресс человечества в области техники и инженерии. Из-за своей поддержки индустриализации эта вера пользовалась популярностью среди промышленников. Ряд так называемых институтов мастеровых?[48] были основаны унитарианами в начале XIX века, с целью соединить инженерный прогресс и общественные интересы. Математика рассматривалась последователями данного учения как особо важная наука, которая помогала создавать полезные устройства, помогающие людям в их работе. Но нужно было писать не об изучении мира природы и инженерного искусства, а о социальной и политической сферах. Поэтому вряд ли удивительно, что Иеремию Бентама стали считать близким по духу.

Уильям Стэнли Джевонс родился в унитарианской семье на окраине Ливерпуля в 1835 году. Его отец являлся преуспевающим торговцем железом, поэтому семья имела неплохой доход. Принципы унитарианства были очень сильны в ней, именно они определили обучение молодого Джевонса, для которого механические приспособления и геометрические рассуждения играли большую роль в жизни. В детстве он больше всего любил играть с балансировочным устройством, и в течение всей жизни его особенно интересовали именно такие инструменты?[49]. В девятилетнем возрасте Джевонс впервые познакомился с экономикой. Его мать читала ему учебник «Простые уроки о сущности денег», который написал архиепископ Ричард Уотли?[50]. Когда мальчику исполнилось 11 лет, он стал посещать Ливерпульский институт механики. Там его научили смотреть на математику как на признак «настоящей» науки, не обращая внимания на то, чем мог являться объект изучения.

В начале 1850-х годов Уильям Стэнли Джевонс поступил в Университетский колледж Лондона, учебное заведение, где также учился Иеремия Бентам. Это дало ему возможность посещать также лекции известного унитарианина Джеймса Мартино, утилитариста, преподававшего курс «ментальной философии». В 1850-е годы у английской философии появились некоторые новые черты, в чем-то схожие с идеями Фехнера, работающего в это время в Лейпциге. Применение самоанализа, учения о внутреннем мире разума, получило распространение в середине XIX века, особенно после публикации в 1855 году работы Александра Бэна «Чувства и интеллект». Влияние Иеремии Бентама на эту традицию было также велико, но речь идет в первую очередь о влиянии Бентама-философа, склонного к абстрактному теоретизированию, который создал теории удовольствия, а не Бентама-технократа, который поддерживал устои использования технических устройств. С его унитарианскими и индустриальными взглядами Уильям Стэнли Джевонс был больше склонен к геометрической механике. Он не был против психологии, но к этой науке нельзя было подойти с математической точки зрения.

Джевонс планировал провести еще много времени в Университетском колледже, однако в 1853 году у его семьи возникли финансовые трудности, и его отец потребовал, чтобы он отправился в Сидней, в Австралию, работать ювелиром. Эта деятельность предполагала использование точных инструментов и шкал для оценки качества и веса золота, так что в силу умения Джевонса работать с приборами она пришлась ему по душе. Работа ювелира требовала применения математических знаний к физическому миру, и Джевонс видел в ней возвращение к своему детскому хобби, когда он любил играть с балансировочными приборами. Правда, не только это повлияло на дальнейшую интеллектуальную карьеру Джевонса – немаловажную роль здесь играли и деньги. Интересный факт: почти в то же время Фехнер начал свои опыты с поднятием тяжестей, чтобы изучить математическое отношение между физическими объектами и психическими ощущениями, тогда как на расстоянии в 10 000 миль от него Джевонс делал нечто похожее, стремясь, однако, определить денежную стоимость драгоценного металла. Если бы между тремя вещами – разумом, удовольствием и деньгами – можно было бы обнаружить какую-то математическую зависимость, то наше понимание рыночной экономики стало бы более глубоким.

Будучи в Австралии, Джевонс продолжал читать книги по психологии, изучая работы Бентама и другого английского психолога – Ричарда Дженнингса. Он не особенно интересовался экономикой, в которой в то время доминировала фигура Джона Стюарта Милля, и предпочитал традиционную «классическую политическую экономию», чьим основоположником являлся Адам Смит. Классические политэкономисты занимались серьезными материальными и политическими вопросами о том, как увеличить производственный потенциал наций на основе свободной торговли, разделения труда, агропромышленной политики и роста численности населения. Они всегда выступали за свободные рынки из-за того, что последние рассматривались как способ увеличить производство. Если целью общества являлось обогащение, то ресурсы, которые им необходимо было изучить, представляли собой физические объекты: рабочая сила, пища, недвижимый капитал, земля. Классические экономисты не особо задумывались о психологических вопросах, таких как чувства или счастье. По их мнению, главная задача экономики – это поиск наиболее эффективного способа использования природы.

Однако пока Джевонс жил в Австралии, стали появляться признаки возможного изменения основ политэкономии. Дженнигс был психологом, однако в его работе 1855 года под названием «Естественные элементы политической экономии» делалось предположение, что экономика больше не может игнорировать психологию. Если учесть, что рабочая сила полагалась центральным понятием в классическом экономическом взгляде на капитализм, то наука не могла не согласиться с тем фактом, что рабочие испытывают различные виды боли и страдания в течение дня, и это отражается на их производительности.

Про скучную или монотонную работу часто говорят: «последний час – самый долгий». Дженнингс пришел к такому же выводу в отношении физической нагрузки: чем дольше человек выполняет задание, тем тяжелее оно ему дается. Его выводу вторит наблюдение Фехнера: чем дольше держишь предметы, тем тяжелее они кажутся. Такие предположения были связаны с растущей тревогой промышленников о том, что рабочие переутомляются, и, следовательно, главный источник обогащения – рабочая сила – постепенно истощается. В XIX веке произошел всплеск странных экспериментов, посвященных усталости, с целью найти эргономичные решения этой проблемы?[51]. И поскольку данная тема связана с субъективным восприятием (например, упражнение, которое в ходе выполнения становится все более болезненным), то капиталисты впервые начали интересоваться тем, как мы думаем и что мы чувствуем.

Таким образом, благодаря работе Дженнингса, Джевонс обратил внимание на экономику. В 1856 году его привлекли к обсуждению финансирования железной дороги в Новый Южный Уэльс, и экономика еще более заинтересовала его?[52]. С точки зрения Джевонса как унитарианина, экономика, о которой писал Адам Смит, в строгом смысле наукой не являлась. Дело в том, что ей не хватило механической и математической точности. Однако, если взглянуть на нее с другой стороны, как предлагал Дженнингс, то не исключено ее превращение в настоящую науку. Если бы экономику можно было рассмотреть как математическую проблему, поддающуюся механическому решению, то тогда речь уже пошла бы о научных основах. В своем письме сестре в 1858 году Джевонс сообщил, что теперь хочет применить математику для изучения общества. В 1859 году он вернулся в Великобританию и вновь появился в Университетском колледже, однако на этот раз с целью заниматься экономикой.

Оглавление книги