Книга: Рунет. Сотворенные кумиры

Vero4ka о себе: образование и работа

Vero4ka о себе: образование и работа

— Когда-то моя семья, состоящая из двух человек, жила в Среднем Кисловском переулке, сразу за консерваторией. Мы прожили там 12 лет моей жизни, с седьмого по девятнадцатый год, а родилась я на Малой Бронной, перед Патриаршими. Потом мы продали ту квартиру и купили две на «Соколе» — одну побольше, другую поменьше. И одну мы сдаем. На это живет моя мама, это деньги ее, неприкосновенные, хотя заливалось мне, конечно, совсем другое: что я буду жить в этой квартире, поживать, добра наживать, меня там никто не будет трогать. Но нет, мы ее сдаем, и это мамины деньги, я на них не претендую. Иногда она меня кормит из соображений самосохранения, потому что когда я голодная, я очень злая.

Полозкова любит строить из себя раздолбайку и хулиганку. У нее это прекрасно получается — сказываются темперамент, нищее детство, отсутствие диплома о каком бы то ни было высшем образовании, да и репутация «поэтессы». Но это только часть образа: поступив на журфак МГУ, она первые три курса была упертой отличницей, пересдающей четверки на пятерки. Хотя ее образовательный энтузиазм носил отчасти вынужденный характер: когда поступаешь в институт в 15 лет, а твоим сокурсникам 18 и через год у них уже появляются первые дети, а ты во втором семестре первого курса еще только впервые целуешься, — поневоле приходится учиться. Ничего другого не остается: ты младше всех и в некотором роде обречена на одиночество.

В том, что круглая отличница Вера Полозкова и будущий популярный блогер vero4ka так и не защитила диплом, есть ирония судьбы. Вернее, не в том, что не защитила — в конце концов, многие по разным причинам не доучиваются в вузах, куда поступают, — а в том, как. Это, как и многое в дальнейшей жизни Полозковой, случилось из-за одного ее текста, который стал слишком популярным.

— У меня была подружка лучшая, Чуковская, и мы были влюблены в одного и того же мальчика в течение двух лет, — вспоминает Вера. — Выяснилось это так: мы стояли на крыльце, и я сказала: «Грустно, друг Чуковская, когда видишь, как мальчик, ради которого ты можешь вот сейчас пойти и душу продать, стоит и пьет свой 12-летний Ballantine’s в обнимку со своей девушкой, а на тебя, значит, ноль внимания». Чуковская такая: «Да, у моего тоже девушка». «А это не тот ли, с челочкой?» «Ага, вон тот». Ой, Чуковская, говорю, пипец. Мне, соответственно, 20 лет, ей 19, мы влюбленные до чертей, мучаемся, страдаем, объединяемся, бухаем, подстебываем этого чувака. Эта его баба страшно хочет с нами дружить, потому что мы главные заводилы в компании — поем, играем, придумываем что-то все время. Дальше Чуковская благополучно это переживает: она наелась какого-то отравленного торта, блевала три дня, потом приехала и сказала: «Я его разлюбила». Я говорю: «Чуковская, а не осталось торта-то этого где-нибудь? Мне бы тоже.» Потом у меня маму увезли на скорой с дыркой в легком, а через два дня я слегла с температурой 40 — Чуковская ко мне приехала, откачивала меня, привозила какие-то лекарства — в общем, у нас были очень нежные отношения.

Про нежные отношения двух девушек, влюбленных в одного и того же парня, Полозковой заказали статью в Cosmopolitan. Статья была написала в феврале, вышла в апреле — и весь факультет перестал разговаривать с ее автором.

— Через неделю после выхода журнала, при том, что она знала, что статья пишется, со мной перестали общаться Чуковская и вся эта компания. Потом Костику и Ане (герою и антигероине статьи — Ю.И.) в учебной части развернули этот журнал и сказали: «А вы читали про себя?» А на факультете стало происходить вот что: перед журфаком есть большой двор, там все тусуются, болтают, ржут, гомон стоит — и вдруг тишина: это я такая прохожу.

Вскоре после этого Полозкова перестала появляться в университете. У нее остался незащищенный диплом и несколько несданных экзаменов — всего ничего. Но она уже не хотела иметь отношения к этому выпуску, хотя училась на платном отделении, и каждый курс обходился ей и ее матери в 1500 долларов: гордость, как всегда, победила предубеждение против незаконченного высшего образования.

Сейчас Полозкова живет не на полученное образование и адекватную ему зарплату, а на свою неуемную энергию. Она журналист-фрилансер, иногда ей платят за концерты, выступления и проданные книжки ее стихов; иногда ей дают какую-нибудь поэтическую премию; иногда зовут на гастроли и оплачивают поездку. Почти год она проработала на «настоящей работе» — кем-то средним между арт-критиком и пиарщиком в музее Art4ru, но когда офисный график вошел в противоречие с графиком «гастрольным», бросила.

— Когда-нибудь я брошу все, в том числе жить, — смеется Вера. — У меня долгая терпелка, но если она кончается, это прямо как досочка из того стишка — «сейчас я упаду». И вот она реально — чух! — и кончается, все.

— Какие у тебя амбиции? Как ты представляешь себя в 40 лет?

— Такой сухой, короткостриженой. бисексуалкой, наверное, — улыбается Полозкова, цитируя собственный то ли текст, то ли просто пост в ЖЖ от 11 февраля 2007 года: «Больше всего мне хочется оказаться впоследствии поджарой такой, бодрой лесбиянкой под полтос, с проницательным взглядом и ироничным ртом; полуседой ежик, может быть; вести саркастически бровью и отпускать комментарии сквозь вкусный самокруточный дым; у меня будет такая девица, лет тридцати, худая и резкая в жестах, как русская борзая; с каким-нибудь диким разрезом глаз, может быть, азиатка; громким, заразительным хохотом; черной глянцевитой короткой стрижкой; мы будем скорее похожи на мать и сына-подростка, чем на пару; дадим друг другу дурацкие какие-нибудь односложные прозвища, Ви, Ро, Дрю, Зло, что-то такое; общаться будем на характерном таком влюбленном матерном наречии, драться подушками; и ни до кого нам не будет дела».

— Мне хочется, чтобы у меня было несколько параллельных проектов. Например, спектакль — мне реально нравится играть и вообще нравится про театр, и во мне есть задатки для того, чтобы это было успешно. Мне бы хотелось писать книжки, и чтобы мне их заказывали, и чтобы это было в хороших издательствах, которые не наебывают, не зажимают гонорары, ничего.

Я слушаю и думаю, что будущее, к которому vero4ka с удовольствием стремилась бы всю жизнь, исчерпывающе описывается в ее собственном посте, написанном в сентябре 2008 года.

Влад привез моих последних смешных роялти — все авторские отчисления смешны, но мои самые смешные — и я немедленно спустила их на купальник, масло для загара, несколько любимых банок в L'Occitane и пару маек; список дел в блокноте выглядит так:

— оформить страховку здоровья

— отправить М. все стихи для новой книги

— взять у Оли фотоаппарат

— купить солнцезащитные очки, маленький шампунь и гель для душа

— отредактировать интервью проекту такому-то — закачать в айпод альбом Yoav’a «Charmed an Strange», Таню Зыкину и аудиокнижку Маяковского.

Йоав докачался почти, Владимир Владимирович на очереди.

Послезавтра утром я буду уже в Сингапуре.

Из журнала vero4ka, 7 сентября 2008

Оглавление книги