Книга: Криптография и свобода

Глава 9. Прощание с факультетом

Глава 9. Прощание с факультетом

Грустно, ох как грустно было расставаться с 4 факультетом! Ясно было, что этот процесс – необратимый, что ему отданы лучшие молодые годы, что здесь был очень сильный коллектив, прекрасные преподаватели, интересная и полная впечатлений жизнь. Когда еще удастся окунуться в такую атмосферу? Что ждет впереди? Повседневная рутинная работа, одно и то же каждый день с 9 до 6 вечера. И так на всю оставшуюся жизнь, до седых волос, до самой пенсии. Так хоть на последнем, на 5 курсе надо успеть насладиться всеми остатками свободы, остатками молодой и беззаботной жизни в университетской атмосфере 4 факультета.

Впрочем, говоря об университетской атмосфере, нельзя не отметить, что над ней все больше и больше сгущались солдафонские тучи. Давно, еще чуть ли не со 2–го курса, генерал — начальник факультета нам постоянно обещал:

– Скоро переедем в новое здание, хорошее, большое, там для вас будут все удобства, включая шоферские курсы и лодочную станцию.

Особенно умиляла, конечно же, лодочная станция: водка, лодка и молодка. Шоферские курсы были и раньше в старом здании на Большом Кисельном, однако их почему-то прикрыли и не собирались открывать вновь. Не было никаких оснований верить сказкам про них в новом царстве, что и оказалось истиной. А реальной перспективой последствий от переезда было усиление милитаризации, закручивание гаек, борьба с вольнодумством и раскрепощенностью, возникновению которых способствовала вся атмосфера Большого Кисельного.

Как говорил Чебурашка, строили мы строили, и наконец построили. Мрачное кирпичное здание на Юго–Западе Москвы, вместо окон — узкие проемы, бойницы. Наверное, для того, чтобы палить из шифрующих автоматов по засевшим в соседней Олимпийской деревне супостатам. Название соответствующее – МУЦ, в переводе – Межведомственный Учебный Центр. Пожалуйте на новоселье!

Казалось, что никому, кроме генерала, этот переезд на МУЦ был не нужен. Все были довольны Большим Кисельным: в центре Москвы, легко добираться практически из любого района, отдельно от всякого начальства, жизнь на нем уже успокоилась, стабилизировалась, устраивала абсолютно всех. Ну, начальник, будь немного поумнее, упрись рогом:

– Нельзя нам быть в общем здании, мы же криптографы, особая специальность, повышенная секретность. Мы же учим молодых специалистов: никто, ни жена, ни мать, ни отец не должны знать, чем мы занимаемся. А в общем здании одни наши стены без окон уже будут привлекать повышенное внимание всех, кто ездит на автобусах по Мичуринскому проспекту. Ну ни к чему это, нам лучше жить, как и раньше жили, незаметно, на Большом Кисельном, вдали от этой суеты.

Если бы начальник был поумнее! Тогдашний генерал явно не относился к подобной категории, Большой Кисельный, этот уютный купеческий дворик, был сдан практически без сопротивления, даже с радостью. В первую очередь нам нужны хорошие военные!

Этот прискорбный факт застал нас уже в середине 5 курса. Все понимали, что переезд на МУЦ – это не просто перемещение шкафов и сейфов на новое место. Это конец целой эпохи, заложенной основателями факультета, конец многим традициям и неписаным правилам, существовавшим со времен основания факультета, это победа доблестных вояк над математиками, над нашими любимыми преподавателями, над всеми, кто не хочет ходить строем. Не умеешь – заставим!

Но все-таки большую часть своей жизни на 4 факультете мы провели на Большом Кисельном. Теперь уже трудно вдолбать в наши головы серьезное отношение к плакатам типа «в бою граната – роднее брата», трудно заставить слушать лай караульной собаки или принимать во внимание проповеди начальника курса:

– Не шутите с военной службой!

Хождение строем – этому можете воспитывать следующие поколения криптографов. Наш курс счастливо избежал подобной участи, не осолдафонился, не стал курсом «истинных» чекистов с их постоянным закладыванием друг друга, сохранил верность математике и криптографии, университетским традициям, заложенными основателями факультета. Может, генералу и нужны были в первую очередь хорошие военные, но это его личные проблемы. Таких людей можно найти во многих других военных училищах, а хороших специалистов-криптографов готовили только на 4 факультете ВКШ КГБ и нигде более. И подготовить хорошего специалиста намного труднее, чем хорошего военного, научить человека думать головой гораздо сложнее, чем топать по плацу ногами и беспрекословно воспринимать всякие солдафонские тупости и глупости. Главный итог обучения на 4 факультете: всегда думай, прежде, чем что-то делать, не верь ничему, кроме бесспорно доказанных фактов, не слушай демагогии и пустозвонства, не верь только одному авторитету, требуй доказательств. «Очевидно – это то, что легко доказывается» — еще одна поговорка нашего любимого Сан Саныча.

А еще факультет дал примеры того, что сейчас бы назвали наивным идеализмом, а раньше – честностью и порядочностью. Блат на экзаменах по основным предметам в наше время был практически исключен, только реальные ценности, только знания принимались в расчет. И от этого учиться было интересно, строго соблюдался принцип истинной демократии: все равны перед законом (экзаменом). Одно малейшее отступление от этого закона сразу же влечет за собой искушение сделать еще одно отступление, затем еще и еще. Маленькое ржавое пятно на кузове автомобиля очень скоро превращается в зияющую дыру, и весь автомобиль, какой бы замечательный он ни был изнутри, теряет свою цену. Не доводите автомобиль до ржавых пятен, следите за ним, не эксплуатируйте в экстремальных зимних условиях, чистите, промывайте, проводите профилактику – и он будет в прекрасном виде много лет.

К сожалению, условия развитого социализма, в которых существовал 4 факультет, можно сравнить разве что с зимней ездой по обильно посыпанной едкой солью дороге, к тому же с водителем-генералом, который слабо представлял себе истинную цену автомобиля и частенько путал его с телегой. Вместо поддержки университетского духа, заложенного его предшественниками, он тупо выполнял все идиотские инициативы, спускаемые сверху такими же генералами, устраивал борьбу за образцовый факультет, за повышение успеваемости, всячески усиливал на нем роль различных своих советчиков и соглядатаев, не обремененных математической логикой. Ведь на факультете училось много сынков различных генералов и потихоньку начинало проникать телефонное экзаменационное право. Этому праву всеми силами старались препятствовать преподаватели, но часто силы были слишком неравными, а надеяться на поддержку начальника факультета в этой борьбе было бесполезно.

Но все-таки в наше время, благодаря наивному идеализму преподавателей с кафедры математики, простой экзаменационной демократии, когда все равны, 4 факультет поддерживал свою высокую цену. А такой пример, показываемый в раннем возрасте, приводит к осознанному руководству в своей дальнейшей жизни простыми заповедями о реальном равенстве всех перед законом, по которым живет большинство людей в цивилизованных странах. И существовавший на факультете университетский дух служил своеобразным иммунитетом от проникновения бацилл «телефонной демократии». Разрушая прежние традиции, начальник факультета, может быть сам того не ведая, разрушал и этот иммунитет. Ну разве можно ставить двойку на экзамене сыну, чей отец-генерал позвонил начальнику факультета и попросил «последить» за ненаглядным чадом?

Милитаризация факультета усиливала в нем позиции любителей ходить строем и беспрекословно выполнять любые приказы (и прихоти) всяких начальников. Осознав свою силу, они стали иногда диктовать свои условия и кафедре математики, у которой, кроме наивного идеализма, веры в справедливость и в реальные знания, часто не было больше никакой поддержки.

В середине 80–х годов, будучи аспирантом-очником 4 факультета, я смог воочию наблюдать плоды такой политики на реальном живом примере.

Кафедра математики попросила нас, нескольких аспирантов, помочь им принять на первом курсе коллоквиум по линейной алгебре. Коллоквиум – это некоторый промежуточный экзамен, со всеми атрибутами экзамена: билетами, задачами, дополнительными вопросами. Отличие только в том, что это как бы «неофициальный» экзамен, за двойки на нем с факультета не выгонят, но у преподавателей складывается определенное впечатление об экзаменуемых слушателях.

Еще не испарились из памяти все подробности собственного обучения, таких же ситуаций, в которых я сам был экзаменующимся слушателем, поэтому настроение мое было самое что ни на есть благожелательное. И первый же мой подопечный усилил его еще больше: отвечает спокойно, без запинки, чувствуется, что парень серьезно подготовился, все дополнительные вопросы схватывает на лету, нет ни одного промаха. С большим удовольствием я поставил ему заслуженные 5 баллов и постарался, как мог, похвалить и пожелать успеха на экзамене.

Сидевший впереди другой слушатель внимательно вникал во все подробности нашего общения и делал какие-то свои выводы. Не успел еще первый парень выйти из-за стола, как он сам побыстрее напросился ко мне.

Я не могу описать полностью наше общение. Его метод был простой – на любой вопрос (в билете или дополнительный) – куча длинных и часто бессмысленных формул и в конце – результат по принципу «ткнуть пальцем в небо».

– Сколько всего векторов длины M над кольцом Z/N?

– Бесконечное число.

– Докажите.

– Это фундаментальный факт из мат. анализа

Мое благодушие смыло как рукой. Совершенно ясно, что человек пришел абсолютно неготовым, не знающим элементарных вещей, и при этом наивно пытающийся обвести меня вокруг пальца своей демагогией, пусть даже выраженной длинными и бессмысленными формулами. Дополнительный вопрос: прошу его посчитать ранг матрицы размера 3х3 в которой два столбца – линейно независимы, а третий – результат простого сложения первых двух. Завис минут на 10, исписал около страницы, в конце резюме: = 3.

– Ну расскажите, как считали.

В голове – полная мешанина, кое-что из алгебры, кое-что из мат. анализа, а основная часть – чушь собачья. И огромный апломб.

– Вы дали неверный результат. Ранг равен 2.

– Я тоже получил ранг 2, это просто описка.

Тут же, у меня на глазах, переправляет свой результат.

– Но Вы мне так и не объяснили, как Вы считали.

– Я все верно посчитал, это вы меня не поняли.

Другой дополнительный вопрос – тот же результат, те же сцены: я посчитал все верно, неверный результат – это просто описка, Вы меня не поняли. Ну просто еще и наглый парень, ко всему прочему!

– Хорошо, вот еще один дополнительный вопрос, но я прошу Вас ответить на него в присутствии еще одного преподавателя.

Иду за другим аспирантом, Серегой, который пока скучает. Вместе наблюдаем очередную абсолютно аналогичную сцену. Теперь его уже не поняли двое.

– Достаточно. Я вынужден поставить Вам 2.

Взвейтесь соколы орлами! Что с ним стало! Несправедливо, я все правильно отвечал, меня не поняли и все по новой с удвоенной силой. Меня этот тип очень заинтересовал, и я спросил о нем у Сан Саныча. Сын заместителя министра обороны одной из тогда еще не бывших советских республик. Направляя его на учебу, это министерство строго наказало: обеспечить, чтобы он доучился до конца и был выпущен офицером, в противном случае служить на горную границу отправят кого-то из москвичей.

– Сейчас Вы ему совершенно справедливо поставили 2, а вот на экзамене…

Сан Саныч понуро посмотрел на меня, а я сразу же вспомнил первого парня, судя по всему москвича, и представил себе, что его после окончания факультета пошлют на горную границу только из-за того, что отчислят за двойки сынка замминистра обороны. Нет, нет и еще раз нет!

Против лома нет приема. На словах отношение начальства к преподавателям математики было корректным, а на деле – как всегда в нашем государстве относятся к шибко умным. Университетский дух 4 факультета держался на голом энтузиазме преподавателей первой волны, а еще – на любви подавляющего большинства слушателей к математике и тем, кто целиком посвятил себя ей. Но слушатели приходят, учатся и уходят, постепенно пропадают традиции, а образовывающийся вакуум заменяют хорошие военные.

Жалко, чрезвычайно жалко было покидать Большой Кисельный. Но нам через полгода предстояло покинуть и всю Высшую Школу КГБ, со всеми ее порядками и премудростями. Так где же провести выпускной банкет? Конечно же, на Кисельном!

Много поколений выпускников Высшей Краснознаменной Школы КГБ из года в год лелеяли одну и ту же мечту: напоить на выпускном вечере боцмана. Все пять лет, что мы учились, слово «боцман» было в устах наших начальников универсальной страшилкой, такой же, как у родителей, которые пугают милиционером непослушных детей. Приплытия боцмана на строевой смотр боялся даже наш генерал, начальник факультета. Но чаще всего боцман любил наводить шухер в общаге, где, по определению, его душе было наиболее привольно и всегда ждала обильная добыча в виде очередных суток ареста, выписываемых направо-налево. Все повидавшие по милости боцмана московскую гауптвахту потом обязательно клялись напоить его до бесчувствия на выпускном вечере, пусть даже ценой самопожертвования.

Наш курс, конечно же, почти целиком мечтал напоить Чуду. Но тут он проявил себя тонким стратегом, не стал ввязываться в одиночные бои, стойко держал круговую оборону, иногда исполняя свою любимую песню про Родину, которая щедро поила, но только одним лишь березовым соком. В общем, этой мечте не суждено было сбыться. А где-то в конце вечера к нам наконец-то пожаловал боцман.

– Леонид Григорьевич, давайте выпьем на прощание.

Общага, собрав остатки сил и извлекая из самых зашифрованных источников тщательно сберегаемый для такого случая коньяк, потянулась к боцману.

– Это у меня сегодня уже третий вечер.

Далеко еще молодым офицерам до его закалки, тщетны оказались надежды! Боцман лихо забулькал в себя N грамм огненной жидкости и поплыл дальше. А общага малость подустала и тихо сдалась на милость победителя.

Все, окончен бал, погасли свечи. Впереди – другая жизнь, другие впечатления, другая операционная система. На следующий день Чудо решил устроить нам прощальное построение, на котором сказать свое отеческое напутствие перед дальней дорогой в самостоятельную жизнь. Но уже, конечно же, на МУЦе, в этом медвежьем углу, собрав там, на настоящем плацу, и молодых офицеров, и первокурсников, которые должны на таких мероприятиях набираться солдатского ума-разума. И вот на наши еще слегка шумящие головы посыпались от специально натренированного первокурсника пионерские клятвы: брать пример со старших товарищей, хорошо учиться, любить свою Родину, не пить, не курить и матом не ругаться.

Старшие товарищи ехидно усмехались:

– Мы верим в тебя, малыш!

Прощальная песня математиков 4 факультета Высшей школы КГБ СССР. Музыка общеизвестная, слова народные.

Оглавление книги