Книга: Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги

В роли Бога

В 1893 году четырехлетний мальчик сидел на вершине горы из стульев, которую он и его друзья соорудили в подвале дома его родителей. Это было на окраине Бухареста, недалеко от Дуная. Мальчик, Якоб Морено, воспользовался отсутствием родителей, чтобы поиграть в свою любимую игру. Он изображал из себя Бога, а соседские дети – ангелов. Забравшись на вершину своей горы, Морено инструктировал своих ангелов, как им расправить крылья и полететь. Они выполняли его инструкции. «А ты почему не летаешь?» – спросил вдруг один из играющих детей. Тогда Морено расправил свои «крылья» и прыгнул вниз – через секунду он лежал на полу со сломанной рукой.

Желание Морено сыграть Бога никогда не оставляло его. Уже во взрослом возрасте идея о людях как о кузнецах своих собственных социальных миров, создателях самих себя и своих отношений стала лейтмотивом его работ по психоанализу и социальной психологии. Работа Морено 1920 года под названием «Слова отца» представила миру пугающую гуманистическую философию, которая открывала людям безграничные возможности. Единственное, что им, по мнению автора, мешало, так это существование в социальных группах. Однако социальные группы покладисты и уступчивы. Каждому богу нужны его ангелы.

Тема отцовства и авторства была для Морено болезненной, и он начал создавать мифы о собственном происхождении. Например, Морено часто рассказывал, будто родился на борту корабля в 1892 году, что его национальность неизвестна и отца у него не было, хотя на самом деле он родился в Будапеште в 1889 году и являлся сыном бедного еврейского торговца турецкого происхождения. Позже Морено приписывал себе авторство различных новых концепций и техник того времени, возникавших в психологии и психиатрии, и особенную враждебность он испытывал по отношению к психологу Курту Левину, который, как ему казалось, крадет его идеи. Для ученого, изучающего социальные отношения, Морено был чересчур эгоцентричным человеком с параноидальным характером.

Его семья переехала в Вену, когда он был ребенком, и именно в этом городе Морено впоследствии стал изучать медицину в университете. Там ему посчастливилось послушать лекции Зигмунда Фрейда незадолго до начала Первой мировой войны. Знаменитый психоаналитик произвел на него не слишком сильное впечатление. Однажды в 1914 году Морено заговорил с ним в коридоре университета: «Господин Фрейд, я начну там, где вы останавливаетесь. Вы общаетесь с людьми в неестественной обстановке своего кабинета. Я же встречаю их на улицах и в их домах – в естественной для них обстановке»[211]. С началом войны ничего другого молодому психиатру и не оставалось.

Двойная национальность Морено не позволяла ему служить в армии, поэтому между 1915 и 1918 годами он отправился как врач в повстанческий лагерь в Австро-Венгрии. Наблюдая за теми, кто там был, Морено начал обдумывать возможность повлиять на счастье этих людей, изменяя их социальное окружение. Без сомнения, ужасные объективные обстоятельства заставляли солдат чувствовать себя плохо, однако Морено считал, что наблюдение за моделями отношений позволит ему понять, каким образом улучшить их психологическое состояние. В 1916 году он изложил свои мысли на данную тему в письме к австро-венгерскому министру внутренних дел:

Что же это за социометрический анализ, о котором шла речь? И как он должен был помочь? Хотя социометрия так и не состоялась в качестве математической науки, какой ее хотел видеть Морено, она послужила основой для будущих анализов социальных сетей и, следовательно, социальных медиа. Тем не менее, прежде чем это произошло, воплотилась и другая фантазия Морено.

Он заявил, что ему предначертано судьбой жить в Соединенных Штатах. Развивая миф о своих неизвестных корнях и о своем якобы отсутствующем отце, Морено говорил: «Я был рожден как человек мира, моряк, идущий от одного моря к другому, от одной страны к другой, которому суждено было в один прекрасный день прибыть в порт Нью-Йорка». В 1922 году психиатр рассказал, что ему приснилось, как он стоит на Пятой авеню Манхэттена и держит в руках новое устройство для записи и воспроизведения звука. Ему было недостаточно того, что он основал целую ветвь психологической науки, теперь ему хотелось еще и стать изобретателем такого устройства. В 1924 году со своим помощником Францем Лорницо Морено принялся за разработку прибора. Получив патент в Вене, он был приглашен в Огайо работать над своим творением в компании по производству фонографов.

Но Морено ждало разочарование – на его изобретение не обратили особого внимания, а сам он отказывался признать, что тогда одновременно существовало несколько похожих проектов. Пригласившая же его компания была далека от того, чтобы распевать ему дифирамбы. Однако это приглашение все-таки заставило Морено осознать себя человеком, который «сделал себя сам», американцем без родины. Кроме того, Нью-Йорк оказался местом, воплотившим в себе мечты Морено прошлых десятилетий. Этот город готов был помочь ему в создании новой модели общества, согласно которой социальные группы имеют свой независимый характер.

Как видно из замечания Морено Фрейду, первый считал, что ошибка психоанализа заключается в изучении индивидуумов отдельно от общества, без учета связей внутри него. Однако какая, по его мнению, была альтернатива? Существовала опасность того, что индивидуализм фрейдизма уйдет в крайность коллективизма марксизма или в какую-то другую форму статистической социологии, введенной Эмилем Дюркгеймом. По мнению Морено, у европейцев оставался только этот выбор одного из двух: либо принудительный коллективизм социалистического государства, либо нерегулируемый эгоизм бессознательного. Тем не менее Нью-Йорк предлагал третий вариант выхода из положения. Это был город, где люди сотрудничали друг с другом, не забывая о своей индивидуальной свободе. Американцы, по мнению Морено, представляют собой нацию, построенную на группах, которые образовались естественным путем.

Оглавление книги