Книга: Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху
Талибан, «Макдоналдс» и козленок карри
Талибан, «Макдоналдс» и козленок карри
Что происходит, когда люди впервые сталкиваются с другой культурой? Найдем ли мы наводящего мосты, чтобы он помог нам при этой встрече? Как часто мы сперва воспринимаем все новое как ксенофилы, но потом отшатываемся и «замыкаемся», о чем говорит Роберт Патнэм? Эти вопросы стары, как «Одиссея», поведение главного героя которой при встрече с жителями других земель, напоминает читателю, что имя его по-гречески означает «тот, кто приносит боль или заставляет других сердиться».[209] С одной стороны – добрые феаки, снарядившие Одиссею корабль на родину в Итаку, с другой – циклопы, разрушающие корабли и пожирающие людей. Чего следует ожидать от встречи с новой культурой – сотрудничества или конфликта?
Политологи Пиппа Норрис и Рональд Инглхарт рассматривают этот древний вопрос через призму СМИ. В своей книге «Cosmopolitan Communications» они прослеживают, что происходит, когда люди сталкиваются с различными культурами посредством телевидения, кино, интернета и других медиа. Их исследование начинается с Бутана – небольшой и крайне изолированной буддийской страны, где телевидение появилось лишь в 1999 году. До этого телевидение в Бутане было запрещено, хотя у небольшой группы людей были телевизоры и видеокассеты на хинди, которые они смотрели у себя дома. В июне 1999 года король Джигме Сингье Вангчук разрешил бутанцам смотреть телевизор и подключаться к интернету. Два бутанских бизнесмена вскоре создали компанию Sigma Cable, и к маю 2002 года оператор транслировал сорок пять индийских и американских каналов примерно на четыре тысячи семей.[210]
Почти сразу после появления телевидения в Бутане пресса стала сообщать о растущей волне преступности, в том числе об увеличении правонарушений, связанных с наркотиками, случаев мошенничества и убийств. Бутанские школьники стали смотреть реслинг и применять броски на одноклассниках в школьном дворе. Ситуация еще более обострилась, когда многие граждане и журналисты пришли к выводу, что телевизионная мораль способна сокрушить ценности и традиции Бутана.
Власти Бутана надеялись, что местная общественная вещательная компания, которой вменялось в обязанность производство образовательных программ о бутанских традициях, поможет смягчить влияние зарубежных СМИ. Но местная телекомпания работала медленно и выпускала программы нерегулярно, а мыльные оперы на хинди и английские новостные программы по кабельным каналам пользовались гораздо большей популярностью. В 2006 году в Бутане было создано новое министерство по регулированию СМИ. Ведомство оперативно запретило спортивные и модные каналы, а также MTV на том основании, что они «никак не облегчают страдания страждущих».[211] Обеспокоенный тем, что из-за повального увлечения телевидением молодые бутанцы сидят по домам и смотрят мыльные оперы, министр здравоохранения и образования Бутана отправился в пятнадцатидневный 560-километровый поход, чтобы предостеречь граждан от праздности: «Раньше нам ничего не стоило пройти три дня, чтобы повидать родственников. Сегодня мы иногда ленимся дойти до конца главной улицы Норзин Лам».[212]
Телевидение превратило эту Шангри-Ла в страну жестоких домоседов с преступными наклонностями – так можно резюмировать страхи, связанные со встречей культур. И продолжить: западные СМИ так могущественны и коварны, что хрупкая культура Бутана не может им противостоять; и если правительство не вмешается, то, столкнувшись с American Idol, Coca-Cola и «Макдоналдс», культура Бутана неизбежно капитулирует перед западной.
Норрис и Инглхарт утверждают, что встречи культур при водят по крайней мере к трем возможным последствиям: сопротивлению, синтезу и разрыву. У нас была возможность наблюдать, как одна культура жестоко отвергает другую, такую ситуацию авторы называют «эффект Талибана». Запрет западной музыки и фильмов в контролируемых талибами районах Афганистана и кровавое сопротивление, оказанное светскому образованию группировкой «Боко Харам» в Северной Нигерии, – самые яркие примеры того, как столкновение с другой культурой может привести не к исчезновению под давлением господствующей культуры, а к насильственной поляризации. Перед лицом того, что воспринимается как вторжение или угроза, к поляризации склонны и доминирующие культуры: когда в городских учреждениях Нэшвилла, штат Теннесси, пытались ввести запрет на использование других языков и заставить всех говорить только по-английски, это стало сигналом к отступлению от толерантности в условиях предполагаемой иммиграционной угрозы.[213]
Но есть и более приемлемые варианты развития отношений. Мы можем представить себе «смешение элементов различных культур через двусторонний поток глобальной и локальной информации, приводящий к взаимному обогащению и трансграничному оплодотворению путем смешения обычаев коренных народов и импортируемых продуктов».[214] Возьмем, к примеру, карри: появление используемых на индийском субконтиненте специй на кухнях других частей света привело к появлению синкретических блюд: в Японии пекут каре-пан (хлеб с карри), в Тринидад и Тобаго готовят карри с козлятиной, а образцом британской кухни стал картофель в мундире с карри. Бывает, что встреча культур приводит к созданию чего-то неожиданного и нового, к творческим сплавам, полезным для обеих культур.
При встрече с другой культурой мы также можем пожать нашими коллективными плечами и прийти в выводу: «Нет, это не для нас». Норрис и Инглхарт описывают такую ситуацию через «теорию брандмауэра» и считают, что при столкновении с другими культурами через информационные и коммуникационные потоки глубоко укоренившиеся культурные традиции и ценности оказываются весьма живучими. Эти ценности и выступают в качестве «брандмауэра», который, пропуская одни влияния, отфильтровывает другие. Исследователи обнаружили немало свидетельств тому, что культурные ценности, актуальность которых измеряется, в частности, такими инструментами, как Всемирный обзор ценностей, меняются довольно медленно, даже между странами, имеющими тесные связи. К примеру, ЮАР после падения апартеида стала гораздо более тесно связана с глобальной экономикой и СМИ, при этом показатели Всемирного обзора ценностей свидетельствуют о том, что консервативные общественные ценности пережили даже этот период резких перемен.[215]
Такой вывод обрадует тех, кто обеспокоен судьбами бутанской молодежи. Это также согласуется с эффектом, который гемофильность оказывает на социальные и профессиональные медиа. Наличие доступа к глобальным потокам информации не означает, что они непременно станут влиять на нас сильнее, чем местные СМИ или предпочтения друзей и семьи. И это серьезный вызов тем, кто верит, что встречи различных культур могут привести и к таким приземленным результатам, как очередной виток карьеры поп-артиста или возникновение новых блюд, и к столь значительным, как новаторские решения таких глобальных проблем, как изменение климата. Творческий синтез культур может происходить и спонтанно, но гарантий нет никаких. Если мы хотим пользоваться выгодами от свободного обмена идеями через границы, мы должны работать, чтобы такой обмен не прерывался.
Оглавление книги
