Книга: Главный рубильник. Расцвет и гибель информационных империй от радио до интернета

Сарнофф против механического телевидения

Сарнофф против механического телевидения

«Легко заявлять, будто “телевидение уже здесь”, — писал Дэвид Сарнофф в воскресной New York Times в 1928 г. — Легко и, может быть, даже прибыльно. Однако это не поможет нам приблизить тот день, когда изображение с помощью радиокоммуникаций добавится к звуку в достойном качестве для каждого дома»{252}.

Механическое телевидение, с точки зрения Сарноффа, было просто дешевым хламом, который не стоит того, чтобы продавать его людям и наживаться на этом. Также он намеренно вкладывал в свои выступления подразумеваемую идею, что настоящий приход телевидения может состояться только в качестве соответствующего дополнения к сервису, который обеспечивала крупнейшая (и единственная) в стране радиосеть, NBC. Обладая исключительной властью над ушами всех американцев, Сарнофф претендовал на то, чтобы контролировать также их глаза — как это и случилось после добавления «изображения к звуку». «Мы создали общенациональный сервис для слушателей, — писал Сарнофф, подразумевая радио. — И мы должны разработать подобный сервис для зрителей, как только путь для сигнала в эфире будет готов».

Дэвид Сарнофф явился настоящим провидцем, однако, увы, не в позитивном ключе. Еще в 1920-х гг., основав NBC, он понял, что телевидение способно разрушить его вещательную сеть и головную компанию — RCA, которая все сильнее зависела от доходов с радиовещания. Поэтому уже в 1928 г. он систематически внедрял четкую мысль: телевидение еще не готово для полноценного вещания. Разумеется, он имел право на свое личное мнение — любой гражданин может высказаться по поводу технологии, которая не вызывает у него восторга. (Могу сказать, что многие мои знакомые, например, недолюбливали Twitter, когда он только появился, и отговаривали своих друзей от его использования.) Однако Сарнофф был не рядовым обывателем — к нему прислушивалась Федеральная комиссия по связи[43]. И вся его кампания технических нападок являлась лицемерной: подлинной целью Сарноффа было убедить комиссию заморозить развитие телеотрасли, пока RCA и остальной радиобизнес не будут готовы завладеть ею.

С конца 1920-х гг. Сарнофф, RCA, NBC и позднее CBS неустанно склоняли комиссию к точке зрения, что телевидение — всего лишь ответвление радио и что только устойчивой радиоотрасли можно доверить дальнейшую опеку над новой технологией, чтобы привести ее к должному расцвету. Например, в 1930-х гг. RCA писала в комиссию следующее: «Только опытная и ответственная организация, такая как Radio Corporation of America, достойна права вещать что бы то ни было — лишь на такие организации можно рассчитывать в плане соблюдения высочайших стандартов обслуживания»{253}.

К несчастью для Дженкинса и других представителей зарождающейся телевизионной отрасли, комиссия оказалась восприимчива к подобным уговорам. Хотя она никогда не выступала против механического телевидения, подобно Сарноффу, она все же оказалась склонна соглашаться, что в нынешнем варианте технология не соответствует требованиям рынка. И поэтому, во имя прогресса и светлого будущего, комиссия преградила путь телевидения так же, как остановила FM-радио, чтобы оно не мешало АМ-отрасли.

Возможно, мотивы комиссии были не такими уж злодейскими, как может показаться. По сути дела, там было полно сотрудников, прежде работавших в Bell или в радиобизнесе. В этом свете становится понятно, почему они были готовы воспринять взгляд на телевидение как просто на радио с картинками. Однако в то время комиссия была одержима преимуществами «планирования» — чтобы технологическое развитие Америки можно было заранее организованно размечать. Подобно тому, как Советский Союз утверждал свои пятилетки, комиссия энергично, хотя, пожалуй, менее эффективно разрабатывала план будущего для вещания. Поэтому у нее были свои идейные причины согласиться с корыстным заявлением RCA, будто телевидение может застопориться на худших стандартах качества, если слишком рано выпустить его в свободное плавание.

Представьте себе на минутку, насколько странно такая ситуация выглядит в стране с формально свободной рыночной экономикой. По сути, правительство решало, когда товар, не представляющий никакой угрозы обществу, будет «готов» к продаже. Только подумайте, насколько это неприемлемо в обществе, где действует Первая поправка к Конституции США. Канал информации с огромным потенциалом к дальнейшему расширению свободы слова искусственно закрывался до тех пор, пока правительство не решит, что он достиг приемлемых технических стандартов. Вместо того чтобы позволить рынку судить, чего стоит эта технология в нынешнем виде, федеральный орган — причем даже не избираемый — откровенно запрещал его продажу. Можно увидеть логику в подобном надзоре, если речь идет, скажем, об экспериментальном лекарстве от рака, — но телевизор?..

Не стоит отрицать пользу размышлений о будущем — как в глобальном, так и в частном контексте (как советует девиз бойскаутов[44]), однако центральное планирование, принятое в масштабе всей страны, — несколько другая вещь. Его ограничения очевидны из опыта каждой контролируемой экономики, даже на ошеломительном примере сегодняшнего Китая. Фридрих Хайек позднее задаст хороший вопрос: как государство может обладать достаточными данными, чтобы знать, когда будет «готово» нечто настолько непредсказуемое, как технология? Какая судьба могла постигнуть телефонную связь, радио или кинематограф — а из недавних примеров новое странное устройство вроде iPod или интернет-сайт типа eBay, если бы выход на рынок требовал разрешения государства?

Комиссия полагала, что действует в интересах общества, но вместо этого задерживала рынок телевидения со времени его изобретения в конце 1920-х гг. вплоть до 1940-х гг. Было выдано лишь несколько лицензий людям вроде Дженкинса, однако их ограничили экспериментальными целями — все формы коммерческого телевидения оказались под запретом. И этот запрет был настолько строгим, что, когда Дженкинс обнародовал продажу телевизионных наборов за 7,5 доллара, комиссия привлекла его к ответственности{254}.

Разумеется, в отличие от, скажем, iPod, телевизионная технология зависела от доступа к диапазону радиочастот, который согласно Закону о средствах связи 1934 г. находился под контролем исполнительной власти. В этом смысле некоторая степень государственного регулирования являлась, конечно, ожидаемой. Но даже этот факт не может оправдать абсолютного замораживания коммерческого телевидения на протяжении почти двух десятилетий. Этот контраст с ранней эпохой радио очень поучителен. Когда Гувер возглавлял Министерство торговли, буквально каждый мог запустить свою радиостанцию — среда, которую первопроходец интернета Винт Сёрф позднее назовет «инновации без разрешения». Однако, чтобы вести телеканал, необходимо было подать запрос в Федеральную комиссию по связи для получения экспериментальной лицензии, которая была ограничена строгими стандартами получения и использования. Лицензированный вещатель был обязан присылать регулярные отчеты и показывать, среди прочего,

Именно на основе этих стандартов Комиссия отказала Джону Логи Бэрду в его попытке выйти на американский рынок через совместное предприятие с WMCA в Нью-Йорке. Логика комиссии состояла в том, что американские радиостанции могут выполнять разработки так же эффективно, как и Бэрд. Следовательно, нет причин распространять права на иностранца. Таким образом, Baird Television Corporation так никогда и не начала свою работу в США — эта упущенная возможность замедлила проникновение телевидения в США и способствовала тому, что независимый вариант развития отрасли был фактически похоронен.

Помимо отказа иностранцам, самый опустошительный эффект заморозки отрасли заключался в ограничении потенциальных инвесторов, помноженный на общий дефицит капитала из-за Великой депрессии. Как мы уже видели много раз, роль инвесторов в определении нашего будущего так же велика, как и роль изобретателей. То, что мы называем гением, правильнее было бы описать как интеллект, соединенный с деньгами. В условиях невозможности заработать или привлечь финансирование потенциальные американские производители механических телевизоров в течение нескольких лет разорились или бросили свои попытки. Когда изначальная новизна технологии прошла, просто не оказалось бизнес-модели или способов поддержки отрасли. Красивые слова не могли спасти даже Дженкинса, и в феврале 1932 г. ему пришлось расстаться с титулом короля телевидения. Начался процесс банкротства его компании, и с радиовизором было покончено. Сам Дженкинс тихо умер два года спустя. Дважды он пытался основать свою собственную информационную империю и дважды потерпел неудачу.

Что же стояло на кону? Что поменялось бы, если комиссия не остановила бы телевидение и не позволила бы RCA и Сарноффу подготовиться к захвату отрасли? Что, если бы она вместо этого открыла дорогу Независимым? Хотя это не так очевидно на первый взгляд, однако более важные последствия могли затронуть не только телевидение само по себе, но всю ситуацию инноваций в широком контексте. Да, Сарнофф в итоге вывел телевидение на рынок сам. Да, как это обычно случается, радиоиндустрию привели к телевидению главным образом усилия независимых борцов — она бы не достигла этого самостоятельно. Но если правительство дает понять, что игра идет нечестно, что у независимых мало шансов на победу, то исчезает глубинный импульс становиться следующим Дженкинсом, Беллом или Эдисоном. Как ясно видно из ситуации с Hush-A-Phone, условия, с которыми сталкиваются предприниматели, определяют, сколько происходит инноваций.

Есть и более незаметные последствия нечестной игры — уже для общества. Компания Сарноффа RCA была, как и Paramount Цукора, интегрированным бизнесом. RCA не только продавала радио, но и владела крупнейшей в стране вещательной сетью, NBC. Естественно, что, в общей логике плана по захвату нарождающейся отрасли, Сарнофф хотел видеть телевидение и с точки зрения технологии, и с точки зрения содержания выкроенным по формуле NBC «развлекать и продавать». Цель (которой он в итоге достиг) заключалась в том, что, когда придет время, все радиопрограммы перейдут в телеэфир. В свою очередь, телевидение станет не чем иным, как радио, которое можно посмотреть. И поэтому мы наблюдаем известный ныне эффект, когда вертикально интегрированная индустрия вбирает в себя новый канал информации, силой захватывая над ним власть и убивая ту децентрализованную среду, которая, по всей вероятности, породила бы куда больше экспериментальных направлений и разнообразных идей. Можно почти не сомневаться, что на прокрустовом ложе бизнес-модели NBC рост телевидения как канала творческого самовыражения был подавлен.

Даже если мы предположим, что комиссия действительно руководствовалась благими побуждениями, она тем не менее не знала или не придавала значения последствиям своего запланированного будущего для свободы слова и творческого многообразия. Она не принимала во внимание, а возможно, и не осознавала, что просто передать в руки радиобизнеса канал информации с такой потенциальной мощью, как у телевидения, значило определить, кто будет услышан (и увиден), а кто нет. Я бы сказал, что она сделала это, заботясь о развитии экономики, убежденная, что модель NBC представляет собой совершенный вариант вещания. Как и с радио, комиссия со времени своего основания была склонна разделять взгляды NBC, что независимые телевизионные станции безответственны как органы пропаганды (в нейтральном смысле этого слова) и что только сети, подобные NBC, могут обеспечить нужды социума. С нашей точки зрения, такое совпадение корпоративных и общественных интересов маловероятно, тем более что NBC никогда не принимала на себя обязательства перед обществом, как это сделала AT&T в обмен на благоденствие узаконенной монополии. Телефонная связь регулировалась с полным осознанием силы этого канала информации, в то время как отрасль телевидения начала свой путь, недалеко уйдя от мировоззрения, которое стояло за массовым производством по примеру автомобильной промышленности. Как говорил Генри Форд, «главное дело Америки — это бизнес»[45].

В конечном итоге, похоже, нельзя вычислить, что же главным образом уничтожило первую телеотрасль в США: Великая депрессия, недостатки механической версии или властная рука комиссии. Экономический кризис затронул весь мир, но не помешал другим странам запустить в этот период собственные отрасли телевидения, как правило, с поддержкой государства. К примеру, телевидение BBC со времени своего появления развивалось и в количественном, и в качественном отношении, до тех пор пока в середине 1930-х гг. оно не начало вещать с таким разрешением, которое стало стандартным для электронного телевидения. К 1935 г. нацистская Германия также начала ограниченное электронное вещание, и летние Олимпийские игры в Берлине 1936 г. целый день транслировались в прямом эфире{256}.

Нам кажется, что рыночная экономика США — самая открытая из всех для инноваций, в отличие от более контролируемых экономик других стран. Однако в реальности все было гораздо сложнее: порой доходило до таких перегибов, которых устыдился бы любой социалист, когда федеральное правительство, по слову доминирующей отрасли, брало на себя функции распоряжения будущим. Но, хотя нацисты и опередили нас в плане телевидения, к счастью для свободного мира, нам удалось обогнать их в ядерном оружии.

В годы восхода и заката механического телевидения Дэвид Сарнофф хранил молчание, однако не бездействовал. Разглядев будущее, он тихо и методично готовился достичь его первым. Уже в конце 1920-х гг. Сарнофф тайно приказал лабораториям RCA направить все силы на разработку действующего электронного телевидения. В это время комиссия (по его настоянию) подавляла развитие отрасли механического телевидения, и это гарантировало, что ни Дженкинс, ни Бэрд не будут обладать возможностями соперничать с RCA, когда на рынке США появится следующая версия технологии. Но на пути Сарноффа оставалось еще одно препятствие: последний из одиночек, Фило Фарнсуорт, самый примечательный из всех изобретателей телевидения и обладатель базового патента.

Оглавление книги