Книга: Реконизм. Как информационные технологии делают репутацию сильнее власти, а открытость — безопаснее приватности

Реклама и пропаганда

Реклама и пропаганда

Как и предыдущие способы удержания контроля, ни реклама, ни пропаганда не являются специально созданными инструментами для угнетения и подчинения. В своё время они сыграли (и продолжают играть, например, пропаганда здорового образа жизни) большую положительную роль. Однако нет такой вещи, которую нельзя было бы использовать не по назначению.

Реклама играет огромную роль для поддержания асимметрии информации на рынке. Да и сама современная реклама — продукт подобной асимметрии. Когда-то рекламные объявления были просты и незамысловаты. Единственным недорогим массовым носителем было черно-белое объявление на бумаге небольшого формата. Рекламное объявление обычно составлял сам хозяин бизнеса, просто перечисляя особенности и преимущества своего товара или наивно и незатейливо хвастаясь («Лучшие в Солнечной Системе пончики с кремом только у нас! 200% качества!»). Сейчас реклама широко использует цвет, звук и движение, а самое главное — создатели рекламы опираются на огромный пласт психологических знаний, техник и уловок, накопленный за последнюю сотню лет. Они знают о нас, о том, как работает наш мозг, о наших чувствах и эмоциях гораздо больше, чем мы сами. Именно поэтому нам продают не дезодорант, а чувство уверенности в себе, не автомобиль, а образ крутого мачо, не лежалый товар с истекающим сроком годности, а «уникальную возможность сэкономить». Реальной информации о свойствах товара, позволяющей осознанно выбрать лучший вариант, в таких объявлениях — ноль. Это всего лишь особым образом модулированный информационный шум для манипуляции атавистическими структурами нашего подсознания^[59].

Пропаганда^[60] уже давно считается оружием массового поражения. Термин «информационная война» используется вполне официально. Для всех диктаторских режимов прошедшего столетия пропаганда была одной из важнейших опор^[61]. Да и демократические государства ею не гнушаются. Чего стоит только истерика вокруг терроризма? Ведь угрозы терроризма на самом деле практически не существует. Это фантом, иллюзия, тщательно подогреваемая силовыми ведомствами.

С 1970 по 2003 год (то есть включая 11 сентября 2001) в США средний уровень смертности в результате террористических актов составил 1/3.500.000. Это всего лишь вдвое выше, чем смертность от ударов молнии. Это в 4 раза меньше вероятности утонуть, принимая ванну. Это в 500 раз меньше вероятности погибнуть в ДТП. И это в 7000 раз меньше шансов умереть от рака. В бюджете США на 2012 год на борьбу с терроризмом отдельной статьёй заложено 2.7 миллиарда долларов. Если бы расходы государства распределялись пропорционально реальной опасности, то на борьбу с раком нужно было бы выделять денег в 7000 больше, чем на борьбу с терроризмом. Итого вышло бы 7000 * 2.700.000.000 = 18.900.000.000.000. Восемнадцать триллионов девятьсот миллиардов! Это не только в 23.8 раза больше бюджета США на здравоохранение, но и в пять с половиной раз больше бюджета на 2012 год в целом^[62,63].

По материалам: Mueller, John. "Hardly Existential: Terrorism as A Hazard to Human Life"^[63]

Начало второго десятилетия XXI века ознаменовалось серией «бархатных революций» в арабских странах. Может быть, причина арабских переворотов в том, что все страны, в которых происходят бурные события, столкнулись с кризисом информационного противотока? Все они строили модель общественного устройства, служащую интересам правящего класса. А подчиненное положение остального общества достигалось с помощью машины массовой пропаганды, которую любой, кто бывал в этих странах, легко мог наблюдать, например, в виде портретов вождей на каждом углу. А те, кто знали язык и могли понять, о чём идёт речь в телепередачах, вообще мало отличали то, что там показывают, от сюжетов советского телевидения времен расцвета застоя.

Пропаганда существовала всегда. Еще Платон, обсуждая устройство идеального государства, предполагал фильтровать мифологию в воспитательных целях^[64]. Однако именно в начале XX века в Европе пропаганда, вооруженная возникшими к этому времени средствами массовой информации, оказалась тем самым «абсолютным оружием», против которого у общества не было инструментов и способов противостояния. Каждый со всех сторон слышал некие слова и думал, что все остальные с ними согласны, хотя это была одна и та же трансляция, но в разных репродукторах. Элита сбивала общество в толпу единомышленников, готовых лишиться чего-то личного сейчас ради идеи или светлого будущего. В формуле «хлеба и зрелищ» стало возможным давать меньше хлеба за счет качества зрелищ.

Любой бунт на местах быстро пресекался и не распространялся именно потому, что власть очень быстро и качественно блокировала информационные утечки и «правильно» преподносила события остальному населению. Ленинская тактика «почта, телеграф, телефон» — не просто слова, а гениальная идея контроля общественного сознания. Общество не имело иммунитета к пропаганде.

Большая война устроила западному обществу серьезную прививку от неё. Люди научились выделять её, оценивать и понимать истинные мотивы пропагандистов. Возможно, сработал естественный отбор, и выжили те, кого не до конца прозомбировали и кто все-таки решил, что семья и дети важнее призрачных идеалов.

Не повезло победителям. В частности — СССР и США. В этих странах пропаганда была все еще очень сильным орудием контроля общества. Иммунитет США, в конце концов, справился — в 50-е журналисты «похоронили» сенатора Маккарти, в 60-е Мартин Лютер Кинг нанес сокрушительный удар по расизму, а хиппи — по Вьетнамской войне и пуританской морали. Несмотря на это, пропаганда в США всё ещё остаётся относительно действенным инструментом контроля масс. Но пропагандистский штамп «цитадели демократии», который до сих пор эксплуатируется политиками, заставляет их хоть немного соответствовать образу. Ричард Никсон очень хорошо прочувствовал это на своей шкуре, когда его карьера окончилась скандальной отставкой. В СССР гражданского общества не было вообще. Партия владела информационным пространством единолично. Но Афганистан, Чернобыль, реформы Павлова, ГКЧП, гласность, «вражеские голоса», все более заметная сквозь прорехи в «железном занавесе» разница в экономическом развитии — этого было слишком много, чтобы пропагандистская машина могла эффективно парировать протест снизу, не прибегая к расстрелам^[65].

Информационный поток, создаваемый пропагандой, держит мысли общества в одном направлении. Источник бед ищется где угодно, но не в собственной власти. А цели, которые навязываются людям в качестве приоритетных, могут вести куда угодно, но не к повышению благосостояния своей семьи. И если даже есть какие-то «разговоры на кухне», они остаются тайной и не приводят к объединению людей вокруг альтернативной идеи лишь потому, что те, кто «беседует на кухне» верят в то, что таких же как они инакомыслящих — меньшинство. Получается, что устойчивость общества зависит от стабильности информационного потока. И, если в обществе образуется информационный противоток, связанный с различной оценкой властью и людьми неких событий, то устойчивость общества падает. Чем коррумпированнее и неэффективнее государственный аппарат, тем больше несоответствий между реальной жизнью и пропагандистскими миражами и тем меньший противоток нужен для его падения.

Если взглянуть на проблему устойчивости общества как на проблему устойчивости информационного «ветра» или потока, то в ситуации на Ближнем Востоке все станет ясно. Безыдейная коррумпированная бюрократия не смогла справиться с вызовом XXI века — интернетом с его плоской поверхностью, на которой всё как на ладони, и каждый легко найдет себе единомышленника, и не будет считать себя изгоем, и оттого будет высказываться еще громче. Любое событие, которое раньше пропаганда могла скрыть или «правильно» исказить, теперь доступно из уст в уста. Нисходящий пропагандистский поток не справляется с восходящим. Общество бурлит и закипает.

Арабские «бархатные революции» вспыхнули без участия ярких лидеров и вождей. Не было ни Ленина, ни Робеспьера, ни Ганди. И это характерный признак современных массовых протестных действий. Так, лидеры российской оппозиции явно были удивлены масштабом митингов после думских выборов 2011 года не меньше Путина. Все произошло практически спонтанно, но при этом очень организованно. Помог интернет.

Конечно, не интернет стал причиной массовых протестов. В арабских странах был резкий скачок цен на продовольствие на фоне резко возросшей доли молодёжи из-за демографического взрыва, в России — «бунт сытых» против фальсификации выборов. Но интернет синхронизировал и согласовал разрозненные и неопределённые протестные настроения. Восстания на Ближнем Востоке вспыхнули почти одновременно, а в возможность сколько-нибудь многолюдных митингов в России не верил почти никто вплоть до их начала.

Интернет не похож на существовавшие ранее средства массовой информации, на деле часто становившиеся средствами массовой пропаганды. Любой, кто пытался заниматься интернет-маркетингом, знает, что толпа пользователей социальных сетей управляема не больше, чем морская волна. Да, можно использовать её энергию. Но направить по своей воле — нельзя. Интернет и социальные сети начинают играть, в первую очередь, роль гомогенизатора мнения. Интернет позволяет всем знать одни и те же факты, участвовать в одних и тех же дискуссиях и приходить к одному и тому же мнению. И если мнение у всех одинаково, то и для мобилизации людей на массовые согласованные действия уже не нужно прикладывать особых усилий.

До сих пор все успешные политические проекты в Украине, РФ и Беларуси использовали «безинтернетный» электорат для своей политической победы. Так, ни Виктору Ющенко, ни Юлии Тимошенко не удалось надолго «оседлать» стихийно собравшуюся и продержавшуюся несколько недель толпу на Майдане в 2004-м году. Но толпе, имеющей общие для всех знания и факты, удалось добиться досрочных выборов. То, в чем политики из прошлого века видят «руку спецслужб», на самом деле является качественно другим явлением. Ющенко сотоварищи просто не поняли, что их привело к власти, и вместо того, чтобы удовлетворить нужды восходящего потока и раскрыться, они первым делом выстроили забор вокруг администрации Президента, который был видимой метафорой закрытости власти и ее опоры на старые пропагандистские приемы — возвеличивание Оранжевой революции и т.п. Лукашенко в Беларуси будет терять власть с каждым умершим пенсионером и с каждым бюджетником и пролетарием, ушедшим в Сеть. Путин — аналогично.

Оглавление книги