Книга: Азбука аналитики

2.2. Методологическая культура аналитика

2.2. Методологическая культура аналитика

Российское научное и экспертно-аналитическое сообщество нуждается в повышении методологической культуры. Каждый человек, стремящийся стать аналитиком, должен достаточно чётко представлять себе место и роль методологии в научно-исследовательской и информационно-аналитической деятельности.

Автор в течение многих лет научно-исследовательской и преподавательской деятельности многократно сталкивался с обстоятельствами, когда слушатели вузов, молодые исследователи не знают, не понимают, а, следовательно, и не используют в своей практической деятельности всего богатства методологического инструментария. Нередко бытует даже предубеждение против методологии, понимаемой весьма упрощённо – как некоторой абстрактной области философии, не имеющей прямого отношения ни к конкретным научным исследованиям, ни к потребностям практики. Что касается преподавательского корпуса – то и здесь наблюдается очень интересная картина – многие преподаватели методологически вооружены недостаточно, существует слишком большой разброс в подходах, трактовках, оценках методологии как таковой, её сущности и содержательной стороны.

Под методологией многие авторы понимают самые различные стороны теории:

• набор принципов по организации знаний и представлений об изучаемых объектах;

• совокупность подходов (системных, деятельностных, познавательных) для организации знаний, операций, моделей и онтологических картин;

• форма организации средств нашего мышления и мыследеятельности;

• система гносеологических принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учение об этой системе;

и т. д.

В советский период методологии научных исследований уделялось значительно больше внимания, чем в настоящее время. В многочисленной литературе того времени большинство исследователей считали методологию:

– учением о структуре, логической организации, методах и средствах теоретической деятельности;

– принципами и процедурами формирования и применения методов познания и преобразования действительности;

– совокупностью наиболее общих принципов решения сложных практических задач и методов исследования;

– исходными (ключевыми) положениями о структуре, функциях и методах научных исследований[36].

Следовательно, методологическое знание той или иной науки является результатом разрешения противоречия между процессами познания и преобразования соответствующей практики. Это является существенным признаком методологического знания. Теоретическое знание является результатом разрешения иного противоречия – между предметом познания и методом, с помощью которого возможно познание этого предмета (при этом не является обязательным требование единства и взаимосвязи познания и преобразования, теоретической и практической деятельности). Теоретико-методологическое знание выводится из разрешения проблемы, содержащей в себе оба противоречия: между предметом и методом, между познанием и преобразованием. Очень важно положение о том, что, наряду с теорией научно-исследовательской (познавательной) деятельностью методология должна иметь и собственную теорию преобразовательной (практической) деятельности. В отсутствии внимания к данному признаку (единство познания и преобразования) заключается серьёзная ошибка многих исследователей, которые под методологией понимают только процессы познания. Появились даже термины – «методология познания», «методология научного исследования», что далеко не всегда соответствует второму признаку методологического знания – единству познания и преобразования. Именно этот аспект реализуется в практической аналитической деятельности.

В ходе рецензирования и научного руководства соискателями постоянно приходится сталкиваться с удивительной бедностью представлений о методологии науки, в большинстве кандидатских и даже докторских диссертаций теоретико-методологический блок представлен очень узко, однобоко и недостаточно. Этот же недостаток отмечает и Высшая аттестационная комиссия (ВАК) Министерства образования и науки Российской Федерации[37].

Для практических работников сферы производства, (если рассматривать его в самом широком смысле – как материальное, так и духовное производство), для работников искусства и т. д. – то есть для всех специалистов, не занимающихся профессионально научной деятельностью методология тем более является туманной, неясной областью.

В таком положении дел есть свои причины. Роль вопросов логики и методологии познания вообще и научного познания в частности, структурно-функциональной организации научного исследования, субъектно-объектных взаимосвязей, мыслетехнологий, объективности и адекватности теоретического отражения практической деятельности в современной науке поистине огромна. Однако в этой сложной и многомерной проблеме – разработке научно-методологического инструментария – очень много путаницы и неясностей.

В принципе методология как важнейшая часть любой науки, требует с одной стороны, холодного чистого разума, бесстрастно проникающего в суть вещей, логической последовательности, оперирования тончайшими категориальными и понятийными различениями, с другой же – игры со всеми смыслами, творческого самовыражения, поиска новых идей, то есть всегда носит субъективный отпечаток.

В связи с этим возникает потребность чётко выразить свою позицию по данному важнейшему для развития современной науки вопросу, потому что противоречия в данной сфере продолжают нарастать и уже сказываются на качестве научно-исследовательских и аналитических разработок. В среде современных российских учёных не так много представителей, которые глубоко и неформально понимают, в чём суть и сила «методологической грамотности», методологической культуры личности Аналитика. Анализируя и обобщая опыт их научно-исследовательской и информационно-аналитической деятельности, а также опыт собственной работы на этой ниве, сделаю попытку целостно представить те положительные моменты, которые могут быть использованы практически каждым, кто занят аналитическим трудом, берётся за проведение исследований в рамках кандидатской или докторской диссертации, осуществление НИР или НИОКР, специализируется в области управленческого консультирования и экспертизы.

Каждая научная теория, включая философию, соединяясь с практической деятельностью людей, превращается в научную методологию. Убеждён, что для эффективной работы в интересах аналитической практики методология должна быть ясной и понятной. Тогда процедура выбора методологических средств для решения конкретной задачи познания не будет вызывать таких затруднений как сейчас.

Одной из важных задач также является привлечение внимания молодых учёных и исследователей к именам людей, которые внесли большой вклад в отечественную и мировую науку, используя возможности методологии. Среди них: П. Я. Гальперин, Г. П. Щедровицкий, Л. С. Выготский, Т. Кун, Д. Э. Розенталь и другие.

Справочно: Г. П. Щедровицкий, как мыслитель и как личность, сыграл огромную роль в развитии методологической культуры мышления российских интеллектуалов. Работая над проектом создания методологического мышления как мышления будущего, долгом и трудном пути внедрения системо-деятельностного или СМД-подхода, он оставил богатейшее теоретическое наследие, которое ещё только начинает осознаваться современниками. Огромен его вклад в создание концепции Знания, осмысление принципа и техник проблематизации, развитие культурных оснований форм и методов мышления, организационно-деятельностной игры (ОДИ) как формы реализации методологических идей. Являясь все последние годы непременным участником чтений, посвящённых памяти Г. П. Щедровицкого[38] , на которые собирается по несколько сот человек, хочу выразить признательность его ученикам и последователям за большую теоретическую и организационную работу по продолжению интеллектуальных традиций Московского методологического кружка[39] , расширение смысловых горизонтов методологической деятельности, в том числе касающейся развития мыслетехнологий.

Для облегчения восприятия я попытался максимально просто и образно выразить достаточно сложные теоретические конструкции, используя в этих целях методику системно-структурного моделирования и конструктивное упрощение некоторых подходов и методик. Дело в том, что большинству практиков, которые недавно пришли в науку и сотрудников аналитических подразделений в различных структурах, необходима хотя бы первичная ориентация в огромном мире методологии, в первую очередь нужен конструктивно несложный, но эффективно работающий инструментарий. К сожалению, выделить его самостоятельно из порою чрезмерно затеоретизированных и засхематизированных трудов современных методологов весьма непросто. В этих условиях незаменимо конструктивное упрощение сложной теории с чётким выделением основных частей объекта. На примере анатомии понятно, что изучать человека значительно легче, когда сначала рассматривают его скелет, а потом мышечную, кровеносную и другие системы.

Можно привести следующий образный пример. Представьте себе, что имеется огромный зал, в котором выставлены все виды и образцы вооружения и боевой техники – от пистолета и автомата до танка и сверхзвукового истребителя. В зависимости от задач предстоящего боя нужен выбор того, что необходимо. Понятно, что из пушек по воробьям не стреляют. Точно также и с методологически инструментарием – он различен по сложности, из существующего в науке арсенала выбирается то, что эффективно сработает при решении изучаемой проблемы. По моему мнению, таким своеобразным методологическим «автоматом Калашникова» может выступать методика системного анализа, выступающая ядром современной аналитики[40].

Разница между теоретико-методологическим и практическим уровнем деятельности людей огромна. Многие «практики» скептически относятся к «теоретикам», «яйцеголовым», считая, что все жизненные проблемы можно решить на уровне здравого смысла. Однако, я глубоко убеждён, что всякая хорошая теория сугубо практична.

Общая логика движения мысли (а ею, по сути, является методологическая работа в ходе научного познания) такова:

• описание общего проблемного поля (существующих на практике противоречий, «узких мест», «болевых точек», конфликтных ситуаций и т. д.);

• выбор подходов, принципов, методик, приёмов, категорий из уже существующего «методологического арсенала»;

• формулировка проблем;

• структурирование проблем;

• всесторонняя характеристика проблем;

• моделирование проблем;

• вскрытие сущности проблем, их онтологических, гносеологических, социальных, политических, экономических и иных корней;

• определение путей решения проблем.

На практических уровнях деятельности людей в оценке проблемных ситуаций применяется в основном метод интуиции, когда человек априори знает, как ему действовать правильно, руководствуясь при этом критериями рациональности и здравого смысла.

Учёные всего мира столетиями пытаются осуществить грандиозную попытку построения теории мышления. Члены Московского методологического кружка (ММК) в 70-е годы, руководимые выдающимся методологом Г. П. Щедровицким, перешли от исследования мышления к его культивированию. Эта смена подхода к проблеме мышления – с исследовательского (теоретического) на инженерно-практический, – осознавалась, но чаще всего на идеологическом уровне. Средства же и методы работы оставались по преимуществу «старые» – заимствованные из философии и науки.

В процессе семинарской работы сознательное культивирование мышления заставило отказаться от стационарного состояния организации мышления. Постепенно происходила проблематизация всего корпуса культурно-закреплённых форм его организации, в первую очередь – предметной организации. Мышление начинает пониматься не как познающее («отражающее»), а как продуктивное, становящееся и воспроизводящееся. В этих процессах огромную роль сыграли методологические схемы, которые явились тем новым средством, которое позволяло на одном материале (в схеме) фиксировать как объект размышления, так и способ осуществления мышления.

Культивирование мышления неизбежно повлекло за собой его практикование и смещение интереса методологии в сторону проектирования и программирования деятельности, а в дальнейшем – в сторону общественной инженерии и социального проектирования.

Г. П. Щедровицкий первым в стране понял, что для культивирования и практикования становящегося и продуктивного мышления необходима особая коммуникативная игровая площадка. Существующие системы деятельности были непригодными для этих целей. Его гениальный расчёт или интуиция подтолкнули методологов к Игре, как специфическому способу жизни, в котором новый стиль мышления стал преодолевать старые структуры мышления. Появились организационно-деятельностные игры (ОДИ), в ходе которых игровое отношение постепенно втягивало в себя не только устоявшиеся структуры мышления и деятельности, но и культивировавшиеся лишь в ММК и считавшиеся собственно «методологическими» структуры. Втягивало – и так же успешно разрушало[41].

Разрушение «устоев» методологического мышления происходило параллельно с восстановлением в ОДИ полной структуры Игры. Как отмечает Ю. В. Громыко, это имело несколько последствий: с одной стороны – снижение уровня и социализацию отдельных методологических групп; с другой – попытки «не заметить» произошедшего события и вернуться к «теоретической чистоте» методологического мышления, превращая методологию в «инструментальную часть философии»; с третьей – очищение методологической идеи от промежуточного состояния (оппозиция официальной советской философии и позитивистской науке) и формирование на её основе самостоятельного стиля мышления – методологического или «катастрофического» мышления. «Катастрофическое мышление» в его методологическом варианте практически полностью сформировались в ОДИ.

Понятие катастрофы стало актуализироваться совсем недавно, в конце XIX – начале XX века. Оно связано с нарушениями регулярного хода событий в человеческой цивилизации, происходящими в течение жизни одного поколения. Смысл катастрофы в том, что происходит разрушение систем жизни – но при этом цивилизованное сознание человека сохраняется и человек должен выжить и при этом не опуститься, а сохранить уровень цивилизованности[42]. По моему мнению, теории «управляемого хаоса» являются логическим завершением катастрофического мышления.

В этом смысле римляне не осмысляли падение своей Империи как катастрофу[43]. Для них это было поражение в очередной войне, гибель правителей и их смена, личные коллизии. Те же, кто оставался носителем прежнего уровня культуры, уже не могли его восстановить – они либо опускались, либо погибали, либо бежали. В 20 веке положение изменилось – обе мировые войны, экологические бедствия, технологические аварии, революции, перестройки, финансовые кризисы – современным сознанием воспринимаются как катастрофы: система организации жизни разрушается, а сознание остаётся столь же высокоорганизованным, как и до катастрофы, и требует того же от жизни. Усилия человечества направляются на восстановление прежней жизни и её развитие.

Соответственно, перед мышлением руководителей всех рангов возникает задача совершенно иного порядка: задача организации жизни в целом, проектирование и творение её новых форм. Мышление в рамках масштабов возможных катастроф и негативного развития событий даёт ключи к их организации и ликвидации. Как показывает мировая социальная практика последних десятилетий – данное направление очень актуально. Ситуация осложняется тем, что с каждым днём вероятность возникновения глобальной войны как средства разрешения финансового тупика, в который завёл мир Запад с его идеологией безудержного потребления, усиливается. В орбиту этой войны в той или иной форме, несомненно, будет втянута и Россия. И вовсе не потому, что у России есть какие-либо агрессивные планы, а потому, что у нас есть то, за что в ближайшем будущем развернётся жесточайшая борьба: территория и ресурсы[44]. Не думать об этом аналитики России не имеют права.

Человек начинает строить планы изменения жизни на всех уровнях – от реорганизации фабрики до реорганизации жизни целых стран и народов. И точно так же, как во времена Древней Греции пираты Средиземноморья строили свои расчёты – как, имея три сотни человек, захватить многотысячный город, в котором к тому же ни один из них не был, так сейчас огромное количество людей – от руководителя разведгруппы до рекламного агента и аналитической группы крупного политика – рассчитывают: как заставить большое количество людей делать то, что им нужно, не применяя прямого насилия. То, чем в 1905 и в 1917 году занимался В. Ленин с немногочисленными соратниками, рассчитывая перевернуть огромную страну, теперь занимаются тысячи и сотни тысяч людей. В результате мелкие и крупные социальные кризисы и катастрофы стали повседневностью. А их предотвращение и организация – работой и промыслом огромного числа людей.

Чтобы участвовать в новом мире, нужен иной тип мышления, который в настоящее время активно формируется современной аналитикой. Его логическую основу составляет индивидуальное и общественное самосознание, возникающее как пространство жизни интеллекта, эмоционально-чувственной и волевой сферы, рефлексивная самоорганизация индивида и социума в соответствии с меняющейся ситуацией. Результатом такого мышления является новый порядок жизни, новое поведение.

Перечисление многочисленных социальных симптомов появления нового типа мышления, нового интеллектуального отношения к реальности не означает, что именно реальное положение дел делает прежний способ мышления второстепенным. Скорее наоборот. Сформировавшиеся идеалы монистического и регулярного мышления породили своих «могильщиков»: технологическую форму организации[45] и идею управления.

Важным феноменом нашей современной жизни является кризис социального проектирования и переход технологических форм организации с производственной сферы на организацию жизни вообще. Роль и значение технологических укладов продолжает возрастать. Но народы, страны и люди в отличие от машин не могут жить технологически – они обладают способностью ставить собственные цели, они обладают рефлексией, способностью играть, включены в различные системы жизнедеятельности.

Для большинства граждан России реальным стимулом интеллектуальной и политической активности может стать ориентация на достижение характеристик качества жизни, свойственных среднему классу. Это относительно высокое материальное положение, высокий социально-профессиональный статус (высшее или среднее специальное образование, стабильная, достаточно интересная работа); самоидентификация (ощущение самодостаточности, принадлежности к активной части российского общества). В настоящее время лишь 6,9 % российских семей обладают всеми названными тремя признаками, а двумя – 20 % населения страны. В наиболее развитых странах средний класс составляет около 70 % населения[46].

Участники московского методологического кружка (ММК) под руководством Г. П. Щедровицкого поставили себе цель – основываясь на методологии, культивировать наиболее передовые формы мышления. Методология вышла к проблеме формирования синтетического аналитического мышления, подкреплённого идеями эффективной организации и управления.

В ходе работы кружка было обнаружено, что эти идеи – управления и организации, рождённые регулярным мышлением, уже практически выпадают из его компетенции, они «одной ногой» уже в новом – инженерном, или «катастрофическом» мышлении. Местом, где организация и управление существовали бы актуально, где человек мог бы их прожить и почувствовать их границу и как мыслительную, и как социальную реальность стали организационно-деятельностные игры (ОДИ).

Современные общие энциклопедические определения методологии состоят в следующем.

«Методология (от «метод» и «логия») – учение о структуре, логической организации, методах и средствах деятельности»[47].

«Методология – система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учение об этой системе»[48].

Поиск в Интернете по слову «методология» в качестве первых ссылок даёт: «методология программирования и внедрения программных продуктов», «методология инвестиционного анализа», «методология управления проектами», «методология расчёта индексов фондового рынка», «методология внедрения бизнес-систем» и т. д. Анализ сложившихся в литературе, научной и практической деятельности подходов показывает следующее.

В гуманитарных, в общественных науках в силу недостаточного уровня развития их теоретического аппарата в былые годы, да, в общем-то, и теперь, сложилась тенденция относить к методологии все теоретические построения, находящиеся на более высокой ступени абстракции, чем наиболее распространённые, устоявшиеся обобщения.

В физико-математических, в технических науках, наоборот, широко распространилось упрощённое трактование понятия «методология» – под методологией стали понимать либо лишь общий подход к решению задач того или иного класса, либо путать методологию с методикой – последовательностью действий по достижению требуемого результата.

Методология как таковая, в первую очередь методология науки, в советские времена стала оформляться лишь в 60-е – 70-е годы прошлого века. До этого, да и в те времена, партийными органами считалось, что вся методология заключена в марксистско-ленинском учении, и всякие разговоры о какой-либо ещё «методологии» вредны и опасны. Несмотря на это, методология науки, благодаря трудам П. В. Копнина, В. А. Лекторского, В. И. Садовского, В. С. Швырёва, Г. П. Щедровицкого, Э. Г. Юдина и других авторов стала развиваться. И в этом их огромная заслуга, поскольку они смогли мужественно противостоять идеологическому давлению. Но, в то же время, они поделили методологию (в основном рассматривая лишь методологию науки) на четыре этажа[49] (рис. 11).


Рис. 11. Основные уровни методологии по представлениям советских учёных

Это разделение методологии было признано практически всеми методологами и стало подобием «священной коровы» – оно не подвергалось сомнению. Но такое деление привело к тому, что учёные должны были заниматься методологией или использовать её в своих исследованиях лишь на каком-то определённом «этаже» – порознь. А единая картина? А единая методология? И эту путаницу в методологии мы имеем до сих пор.

Действительно, судя по всему, верхние первый и второй этажи вышеуказанной конструкции строения методологии отведены для философов. Мне часто приходилось слышать мнение, что разницы между этими этажами практически нет. Философы сами конкретных научных исследований не ведут (за исключением собственно философских исследований). Они анализируют лишь наиболее общие результаты, полученные в различных отраслях научного знания в прошлых исследованиях, как правило – в прошлых десятилетиях, а то и столетиях. Их труды, поэтому, следует отнести, в основном, к гносеологии как науке о познании, логике науки и т. д., то есть к тем аспектам, которые связаны с наукой как со сложившейся системой научных знаний (прошлая деятельность умерла, остались лишь её результаты). А учёным – представителям конкретных наук: физикам, химикам, педагогам и т. д. – нужна методология как наука об организации деятельности, как интеллектуальное оружие для проведения их собственных исследований, проводимых в настоящее время. Кроме того, работы философов по проблематике гносеологии и методологии зачастую написаны настолько сложным, заумным языком, что для «простых» учёных они просто недоступны[50].

Далее, третий сверху «этаж» отведён как бы методологам конкретных наук – методологам физики, биологии, психологии и т. д. Но позиция, положение этих методологов «зависает» – они уже не философы, но и не собственно учёные, которые добывают новое научное знание. Эти методологи, как правило, в конкретные методики и техники научных исследований не вникают. Поэтому их результаты редко представляют интерес для исследователей в конкретных предметных областях. В итоге получается, что конкретными методиками и техниками исследований вроде как должны заниматься «простые» учёные (четвёртый этаж), зачастую в значительном отрыве от верхних этажей такого строения методологии.

Таким образом, подводя итог этому краткому экскурсу в методологию аналитики, приходится констатировать, что при всём большом объёме накопленных полезных материалов, в ней сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, многозначность её предмета, с другой стороны – его зауженность.

В последние десятилетия, в первую очередь благодаря работам и просветительской деятельности Г. П. Щедровицкого[51], стали формироваться группы специалистов, называющих себя «методологами» а своё научное направление «системомыследеятельностной» методологией. Эти группы методологов (О. С. Анисимов, Ю. В. Громыко, П. Г. Щедровицкий, Б. В. Сазонов, В. М. Розин, А. А. Пископпель, Б. Г. Юдин и др.) стали в различных регионах страны проводить «организационно-деятельностные игры» с коллективами работников сначала в сфере образования, затем сельского хозяйства, с политологами, управленцами и т. д., направленные на осмысление инновационной деятельности, что принесло им довольно широкую известность, хотя мнения об их деятельности, зачастую, бывают весьма противоречивы[52].

Моё мнение по данному вопросу заключается в том, что знать методологию хотя бы в первоначальных основах и уметь пользоваться ею должен каждый: и учёный, и специалист-практик, и обучающийся – школьник, студент, аспирант и т. д. Тем более, знание методологии необходимо сотрудникам аналитических подразделений.

Параллельно с этим в печати стали появляться публикации учёных, посвящённые анализу и научному обоснованию инновационной и проектной деятельности – в образовании, в инженерном деле, в экономике, менеджменте и т. д.[53]

Кроме того, в последние годы среди программистов распространился термин «методология» совсем в новом «звучании». Под методологией программисты стали понимать тот или иной тип стратегии, то есть тот или иной общий метод создания компьютерных программ[54].

Так, по сути дела, наряду с методологией научно-исследовательской деятельности стало формироваться новое направление – методология практической деятельности. А их, по мнению авторов, необходимо рассматривать в одном ключе, с единых позиций, а именно с позиций современного проектно-технологического типа организационной культуры[55].

В целом же, вероятно, основной объективной причиной появления различных неоднозначных толкований понятия «методология» является то обстоятельство, что человечество перешло в новую постиндустриальную эпоху своего развития, сопровождаемую такими явлениями как: информатизация общества, глобализация экономики, изменение роли науки в обществе и т. д. и теория просто не поспевает за бурно развивающейся практикой.

Теперь, когда мы рассмотрели причины расплывчатости и неоднозначности предмета методологии, сложившиеся в литературе, перейдём к формулированию собственной позиции. Зададимся вопросом – а чем принципиально методология науки (методология научной деятельности, методология научного исследования – синонимы) отличается от методологии любой другой человеческой деятельности? И чем, в частности, если говорить о методологии науки, методология, например, педагогики как науки отличается от методологии науки психологии? Или методологии физики?

Действительно, невозможно выделить отдельно какие-либо сугубо специфические для какой-либо конкретной науки методы, принципы или средства исследования. Так, особенности научной деятельности, принципы познания и т. д. едины для всей науки вообще, науки в целом. Требования, например, к эксперименту одинаковы и для физики, и для биологии, и для педагогики, и для любой другой отрасли научного знания. Даже, казалось бы, такие экзотические методы, как бурение скважин в геологии или раскопки в археологии – это разновидности опытной работы, также как и в педагогике, и в психологии. Другое дело, что, к примеру, аксиоматический метод, методы математического моделирования широко применяются в физике, а в социологии, в педагогике и т. д. их применение пока что весьма ограничено. Или же наоборот – изучение и обобщение передового опыта широко применяется в педагогике, в экономике, в организации труда и производства, а в физике и химии их применение бессмысленно. Но это лишь специфика применения тех или иных методов, а в принципе же общее строение методологии науки едино.

Вернёмся к приведённым выше двум общим энциклопедическим определениям методологии. Эти определения верны, однако в них имеет место некоторая расплывчатость. В первую очередь, из-за наличия в определении, данном в философском энциклопедическом словаре, диады «теоретическая деятельность» и «практическая деятельность», и возникает, очевидно, множество разных толкований. Так, одни авторы рассматривают методологию как способ, средство связи науки и практики, например, В. В. Краевский[56]. Другие авторы, например, Н. А. Масюкова[57] – как средство помощи науки практике. И так далее.

В целом рассматривая методологию как инструмент верхнего концептуального уровня, можно сформулировать следующее определение этой категории.

Методология – это целостная совокупность подходов, принципов, инструментария (методов, методик, приёмов, способов и средств обработки информации, доказательств и экспериментов), правил работы с категориальным аппаратом, усвоенная исследователем в виде мыслетехнологий и применяемая для структурно-функциональной организации научно-исследовательской, аналитической и иной деятельности.

В этом определении содержится пять основных частей методологии как научно организованной и ориентированной на решение аналитических задач системы. Представление о «здании» методологии в целом может дать следующая структурно-логическая модель (рис. 12). Эта «звезда в квадрате» легко запоминается и может служить ориентиром для работы в теоретико-методологическом разделе исследования.


Рис. 12. Теоретическая модель методологии («методологический квадрат»)

Данная структурно-логическая модель может служить инструментом для оценки полноты отражения методологической стороны в любом научном и аналитическом исследовании. Например, она может использоваться при рассмотрении любой диссертационной работы, где первая часть представляет собой теоретико-методологический блок. Сравнив то, что содержится в данном блоке конкретной работы с моделью «методологического квадрата», вы сможете сами увидеть, что многие авторы, кроме перечисления некоторых методов исследования, ни слова не говорят о подходах, принципах, понятийном аппарате исследования и т. д. То есть понимают методологию в очень усечённом виде. И вот на таком обеднённом методологическом инструментарии сделаны многие диссертации. Сколько раз на заседаниях диссертационных советов я слышал в ответ на вопрос, что диссертант понимает под методологией исследования такой ответ: «Ну, это совокупность методов исследования, учение о методах». И всё! Слабый методологический инструментарий, неразвитость методологического мышления рождают слабые диссертации.

Конечно, мне приходилось слышать и мнения, особенно от «практических аналитиков», что, мол, методология, это такая мудрёная область, в которую лучше не соваться, и что она очень мало может пригодиться на практике. Я не согласен с таким мнением. Считаю, что занятия методологией, обсуждение методологических проблем на семинарах и других формах коммуникаций повышают качественный уровень аналитических разработок, дают большие возможности аналитикам для теоретического и идейного обогащения.

Рассмотрим указанные части «методологического здания» по отдельности.

В общей сложности существует около 30 концептуальных подходов к исследованию. Достаточно привести лишь названия подходов, применяемых при организации и проведении исследований, чтобы увидеть, какое большое количество точек зрения и «систем отсчётов» может быть при изменении ракурса подхода к изучению реальности.

В науке сложились следующие основные концептуальные подходы:

• системный;

• онтологический;

• гносеологический;

• синергетический.

Помимо названных, в общий перечень можно включить следующие подходы:

• исторический;

• логический;

• аналитический;

• философский;

• социологический;

• диалектический;

• морфологический;

• вероятностно-статистический;

• семиотический;

• коммуникативный;

• проблемно-целевой;

• интуитивный;

• психологический;

• холистический;

• эффективный формальный;

• междисциплинарный;

• аксиологический;

• политологический;

• экономический;

• правовой;

• демографический;

• логико-семантический;

• алгебраический;

• комбинаторный;

• кибернетический;

• информациологический;

• каузальный

и другие.

Названия этих подходов были взяты мною из теоретико-методологических разделов авторефератов кандидатских диссертаций, защищённых в 2004–2009 годах в РАГС при Президенте Российской Федерации.

Ключевыми подходами в науке и в аналитической работе являются онтологический подход (отвечает на вопрос о том, как мир, объект устроен) и гносеологический подход (отвечает на вопрос о том, как мир, объект познать). В этой связи предметом рефлексии становится роль внутренней организации познания и его форм, влияние этих факторов на содержание и логическую организацию знания. Обнаружение множественности оснований познания позволило утвердить важный для самосознания науки тезис об относительности истины.

Если для онтологии главным является вопрос о том, как достигнуть истинного знания об объекте, его сущности и структуре, каковы предпосылки этого, то гносеология сосредоточивает размышления над проблемой тех познавательных предпосылок, которые увеличивают конструктивную силу познания. Иначе говоря, нас интересуют те условия, при которых можно говорить об адекватности данных форм познания данной научной задаче, т. е., в конечном счёте, – данному способу овладения объектом. Самосознание науки в целом концентрируется вокруг связки «субъект – объект», т. е. вокруг гносеологического отношения. Крайне важно, чтобы каждая частная наука опиралась на правильную гносеологическую основу.

Со времён Платона и Аристотеля в европейской научной традиции явственно просматриваются две зримые тенденции, основанные на онтологическом и гносеологическом концептуальных подходах. Мыслящих людей на нашей планете всегда беспокоили два принципиальных вопроса: как мир устроен и как мир познать?

Первая часть«методологического знания», онтологического характера, отвечающая на вопрос «как устроен объект?», связана с систематизацией, формализацией и классификацией, ставших основными методами средневековой богословской схоластики и, впоследствии, – науки. Рационалистическая интерпретация Библии, других артефактов культуры, связанных с мифотворчеством, иносказанием, уподоблением, породила Возрождение, протестантизм, новоевропейскую культуру (Декарт, Гёте, Гумбольт, Мендель, Дарвин). На этом пути мыслители пытались создавать онтологическую картину мира, множественные концепции и характеристики структурного устройства бытия. Любой объект имеет структуру и её выяснение является важной задачей аналитической работы. С точки зрения общеонтологических характеристик объекта аналитиков интересует прежде всего функциональная и морфологическая[58] структура объекта.

Вторая тенденция, гносеологическая, основывается на путях исследовании самой онтологической реальности, процессов, идущих в самой жизни и нацеленных на познание её феноменов, что ближе к прикладной науке, хотя это вовсе не обязательно. Гносеологический подход нацелен на то, как познать объект, какой методологический инструментарий применить, какое операциональное знание законов мышления использовать. Современная аналитика вынуждена задействовать весьма действенные и хитроумные методы исследования имеющихся массивов информации для выявления в ней прямым и косвенным путём её сущностных характеристик – трендов, факторов, тенденций, предпочтений, рисков, закономерностей, угроз, связей, которые крайне необходимы для понимания проблемных ситуаций и практического применения в маркетинге, менеджменте, сфере безопасности. Их успешно применяют исследовательские отделы больших корпораций в своей аналитической деятельности, планировании. На этом поле преимущественно используется гносеологический подход.

Если разбираться глубже – хотя у этих подходов, по сути, единые предметные области и семантические поля, но разное целеполагание. Формализация, схоластика оперирует уже известным, суммами текстов, информацией, отражая и структурируя реальность, создавая онтологическую картину мира. Гносеология ищет новые формы, методы, способы познания, рефлексии динамично развивающегося мира.

В современной фундаментальной науке, системном исследовании правомочно применять оба эти метода (и множество других по мере необходимости), однако современный метод научного познания не может однозначно ответить – как соотносится то, что мы уже достоверно знаем, с тем, что мы вновь исследуем. Громоздкие паранаучные эзотерические дисциплины, такие как монадология, типология, парасемантическая магия пытались ответить на этот вопрос, но, как правило, не шли дальше констатации «предустановленной гармонии», т. е. некоторой функциональной связки «субъект-объектных отношений» в некотором более многомерном пространственно-временном континууме. Причём этот зазор во многом и объясняет важность методологического, концептуального, эмансипирующего знания, позволяющего хотя бы вероятностно взглянуть сверху на характер нашего «обыденного знания».

Было бы всё достаточно просто, если бы при системном анализе различных объектов, процессов, явлений, проблемных ситуаций сопоставлялись равноценные, равнокачественные факторы и тенденции, лежащие в одной плоскости, т. е. мнения с мнениями, концепции с концепциями, цифровые ряды в соответствующих единицах измерения. Однако, в реальности, это бывает крайне редко, поступающая аналитику информация разнокачественна, разрозненна, фрагментарна, очень часто противоречива. Профессиональное системное исследование проблем в какой-то степени вынуждено претендовать на роль переводчика, осуществлять попытки сопоставления разноплановых и, казалось бы, принципиально несопоставимых семантических полей (условно «рациональное-иррациональное»), например, «Воздействие степени религиозности населения на эффективность народного хозяйства страны». Предлагаемый пример относится к такому методу аналитики, как корреляционный анализ. Для его решения нужно установить степень согласованности между двумя независимыми самостоятельными процессами.

Процессами с однокачественными и одноуровневыми характеристиками занимаются разделы математики – интегральное и дифференциальное исчисления, а также тригонометрия, если процессы носят циклический характер. Системная аналитика должна заниматься оценкой взаимодействия и прогнозирования развития разнокачественных и многоуровневых, т. е. гиперкомплексных систем – объектов и процессов. Оценка воздействий и взаимодействий производится в ОТНОСИТЕЛЬНЫХ величинах, т. е. их физическая сущность при делении показателя на своё значение выбранного базового периода просто сокращается, остаётся за скобками (одно слагаемое полинома[59] отвечает за тонны хлопка, другое за метры ткани, третье за курс валют и т. д.). Смешной пример: на столе лежат три предмета. Мы знаем, что один из них круглый, второй – деревянный, третий – синий. Вопрос для аналитика – составляют ли они систему, и как она себя может повести? А ведь в этой шутке есть доля истины.

Сложность современного системного исследования часто обусловлена многими причинами. Среди них отметим недостоверность или полное отсутствие первичных эмпирических данных, закрытие или сознательное искажение информации, а также отсутствие общепризнанных математических, статистических моделей и подходов (часто ещё специально тщательно скрываемых в серьёзных исследованиях), расхождения в сущностных интересах (во взглядах) различных групп исследователей, школ, государственных и частных структур и институтов. Бывают и иные причины, например доктринального характера, когда исследователю предлагают исследовать миф – насколько экономика должна быть экономной.

Выбор подходов является весьма креативным делом аналитика и во многом зависит от его типа логики, жизненных и профессиональных установок, жизненного опыта. Подход к аналитическому исследованию определяет общую ориентацию, стратегический ракурс и конкретные параметры его рассмотрения, ключевые акценты. Так, например, если мы рассматриваем предмет (явление, процесс) с точки зрения исторического подхода, то для нас, прежде всего, будут важны и значимы его аналоги в прошлом, вопросы онтогенеза – происхождения, становления и развития этого предмета. Логика должна опираться на историю, а история на логику. Подход определяет общую логику движения мысли по объекту, реперные точки, которые позволят сделать исследование цельным и последовательным.

Вторая часть«методологического знания» – принципы, на которых строится изучение и анализ предметной области. Принципы науки – это специфические её формы, отражающие сущности способов связей явлений между собой. Такую роль они выполняют во всех без исключения науках.

Среди них наиболее важными являются принципы, вытекающие из диалектики, как важнейшей части философии. О них уже частично шла речь в предыдущих книгах[60]. В аналитической работе в той или иной степени используется вся палитра этих принципов. Среди ключевых следует назвать следующие принципы:

• адекватного отражения, сознательной рефлексии;

• комплексности;

• системности;

• распредметизации;

• проблематизации;

• связи и развития;

• функционирования;

• детерминизма;

• выявления сущностных связей;

• единства формы и содержания;

• единства количественных и качественных характеристик;

• единства теории и практики.

Эти принципы являются своеобразным базовым алгоритмом мыследеятельности аналитика при изучении предметной области и во многом зависят от той теоретической школы, в которой он обучался. Система философских, общенаучных принципов «онтологического ряда» может быть представлена в следующем виде:

принцип бытия ?

принцип материального единства мира ?

принцип неисчерпаемости материи ?

принцип связи ?

принцип развития ?

принцип детерминизма ?

принцип системности ?

принцип функционирования.

Каждый из представленных принципов, являясь формой философского знания, отражает специфические всеобщие способы связи явлений действительности. Это очень важно подчеркнуть, поскольку главное предназначение принципов как форм научного знания – отразить сущность способов, последовательностей связей явлений конкретной предметной области.

В аналитике ключевую роль играет принцип системности, который является общенаучным, философским принципом. Категория «система» является общенаучной, философской в силу действия ряда причин:

а) в окружающем нас мире реально существуют явления – системы, то есть явления, достигшие системного качества;

б) в каждом, даже бессистемном явлении обязательно есть элементы-системы;

в) каждое явление по своей природе стремится достичь системного состояния, имеет тенденцию стать системой, но далеко не все феномены действительности достигают системного состояния.

Все эти причины детерминируют существования принципа системности, занимающего своё особое место среди общенаучных, философских принципов. «Принцип системности и в онтологическом, и в гносеологическом, и в мировоззренческом, и в методологическом планах носит всеобщий характер, выводится на базе анализа процессов объективной действительности и является диалектическим снятием содержания принципов существования, материального единства мира, принципа его неисчерпаемости, принципа связи, развития и принципа детерминизма»[61].

Теория познания предоставляет нам богатый арсенал принципов и методов исследования предметной области. При этом, важное значение имеет абстрагирующая деятельность человека. Различные научные дисциплины, всё глубже проникая в сущность исследуемых ими явлений, вынуждены переходить от использования элементарных форм абстракции ко всё более сложным и разветвлённым её видам. В арсенал научного мышления входят, к примеру, такие виды абстракции: абстракция отождествления, изолирующая абстракция, математические абстракции актуальной бесконечности и потенциальной осуществимости, процесс идеализации и т. д.

Порядок применения названных принципов детерминирован, прежде всего, и главным образом, конкретными условиями, в которых действует субъект познания и преобразования явлений действительности.

Следует учитывать, что сами принципы тоже образуют систему, но систему не закрытую, а открытую, в которую могут войти новые принципы. Система в целом и каждый принцип развиваются. Система принципов изучения и анализа предметной области функционирует, проявляет себя в среде, через мыслетехнологии, через систему практического мышления людей, их действия.

Третья часть«методологического знания» – это инструментарий. По своему богатству – это наиболее ёмкая часть методологии, это её боевой интеллектуальный арсенал. Сюда входит огромное число методов, методик, приёмов, способов и средств обработки информации, доказательств и экспериментов. Всего их более сотни. Я не хочу здесь спорить от том, чем метод отличается от методики (в моём понимании методика – это процедура выбора методологических средств – в первую очередь методов – для решения конкретной задачи познания и определение последовательности их использования) или о том, чем приём отличается от способа. Пусть этими дискуссиями занимаются философы, специалисты по словотворчеству и бесконечно уточняют дефиниции. Для нас более важным является применение этого арсенала на практике.

Основные методы исследования широко применяются во всех научных дисциплинах (рис. 13, с. 86). В их числе: анализ, синтез, дедукция, индукция, метод сравнения, системный метод.

Эти методы активно применяются в научных исследованиях и аналитической работе, находя своё воплощение в десятках методик. Осуществляя процедуру познания, его субъект обязан выбрать из всего набора средств анализа те, которые позволяют познать объект наиболее глубоко.


Рис. 13. Основные методы исследования предметной области

Перечислим названия основных методик исследования предметной области:

• диагностирования;

• отбора;

• формализации;

• систематизации;

• структурирования;

• классификации;

• моделирования;

• идентификации;

• унификации;

• планирования;

• прогнозирования;

• системного анализа;

• декомпозиции сложного объекта на составные элементы;

• форсайта[62];

• маркетинга;

• разведки;

• многомерного оценивания.

Любому аналитику в зависимости от реализуемых целей и задач работы приходится использовать самые различные методики. Наиболее часто применяются методики структурирования, классификации, формализации, систематизации, моделирования, системного анализа и верификации. Выбор методологического средства зависит:

– от особенностей объекта анализа;

– от условий, в которых проводится или будет проводиться конкретная аналитическая процедура;

– от нацеленности и задач анализа;

– от возможностей, уровня подготовленности, опыта, интуиции субъектов анализа;

– от уровня и глубины исследованности конкретного явления до данной аналитической процедуры.

Крайне редко можно видеть ситуацию, когда аналитик использует один-единственный метод. Жизнь заставляет его использовать палитру методов, многопланово и разносторонне изучать объект анализа.

Создание категориального (понятийного) аппарата – важная часть методологической работы. На обыденном уровне сознания часто путают термины «понятие» и «категория», не могут объяснить, в чём же разница между «понятийным аппаратом» и «категориальным аппаратом»[63] исследования. А разница – в объёме: понятие шире по объёму и его содержание определяется не так строго, как при определении категории.

Необходимо чётко понимать структуру признаков понятий вообще и их отличие от представлений.


Случайные свойства объектов варьируются без изменения природы объекта и его понятия. Они детерминированы только для конкретных форм объекта. Конституирующие свойства детерминируют природу объекта и составляют содержание понятия объекта. Они, в свою очередь, делятся на фундаментальные свойства, которые показывают родственность этого объекта с другими объектами, преемственность форм объекта; и специфические, которые показывают отличие формы объекта от других его форм. Специфика объекта характеризует его сущность.

Категории – это базовые понятия в любой науке. У них есть чёткие определения – дефиниции и содержательно-смысловые границы. В диалектической логике под категорией (логической категорией) понимается понятие, отражающее последовательную стадию становления любого конкретного целого (соответственно процесса его духовно-теоретической репродукции).

Все понятия непосредственно закрепляются и выражаются в языковой форме – в виде отдельных слов или словосочетаний. В научной практике такие языковые формы, выражающие точное обозначение одного определённого понятия, называются терминами. Одним из главных качеств научного термина является его устойчивая однозначность, естественно, в определённых конкретно-исторических условиях. К такой однозначности и должна стремиться, например, библиографическая система базовых категорий и понятий, или терминосистема[64].

Сила логики нужна для того, чтобы перейти от представлений об объектах к их понятию. Понятием становится такое представление об объекте, в котором строго учтены конституирующие признаки объекта, как фундаментальные (проявляющие его преемственность с другими формами действительности), так и специфические для него. Началом обучения логике должны быть не понятия, а самые простые мыслительные приёмы:


Справочно: Логика нужна для овладения доказательностью суждений. Доказательство представляет собой полисиллогизм, то есть систему силлогизмов об объекте. Первым шагом к её построению может быть только сорит – сокращённая форма полисиллогизмов. Технология их построения давно существует в форме пятого правила руководства для ума Р. Декарта. И всё это многие века практически используется биологами при систематике форм жизни, что привело в ХХ веке к технологии формирования кладограмм. Аналитиков нужно учить сознательному логическому мышлению. Овладение логическим мышлением – исходное для овладения технологией диалектического мышления. Аристотель писал о том, что умному свойственно упорядочивать. Он один из первых заложил основы эволюционного упорядочения животных, проявившиеся потом в графике как «лесенка Аристотеля», бывшим основным наглядным средством тысчу лет назад. Упорядочение предполагает обобщение понятий, т. е. выявление общего у разных форм объектов или отражающих формы объектов понятий. Следовательно, обобщение является средством упорядочения и его превращённой формой.

В свою очередь, стратификация превращается в синтез – цельное понимание объекта на основе выявления общего и особенного всех его форм. Настоящий синтез понимания объекта становится его системной трактовкой, предполагает систематику всех форм объекта. Высшей практической систематикой является кладистика (кладизм) – построение иерархической системы свойств объекта, синтетически упорядочивающих все его формы на основе его развития:


Сориты и кладограммы представляют собой не только логическое, но и диалектическое мышление. Ни логики (их объектом являются сориты), ни биологи (их объектом являются кладограммы) не решат обособленно проблем технологии мышления. Это возможно осуществить только при их совместной работе. Сориты есть единство логического и диалектического мышления. Логика может применяться и без диалектики, но высшие её приёмы, в том числе и сориты, являются единством логики и диалектики. Что же касается диалектики, то она вне логики не существует. Специфика высшей формы диалектического мышления объясняется следующим соритом:


Сорит есть последовательность (цепочка) слов, которая обозначает генезис и структуру форм объекта. Она показывает одновременно прошлое, структуру настоящего и основу будущего состояния объекта. Сорит позволяет наиболее экономно объяснять свойства объекта, однократно показывая их у всей совокупности форм объекта. Действительность объекта представлена единством его прошлого, настоящего и будущего состояний. Их следует познавать одновременно.

Упорядочение является исходным для научного отображения мира, начиная с простейшей группировки, оно поднимается до типизации, классификации, систематики, кладизма. И это движение во многом зависит от выполнения упорядочением функции обобщения – отыскания общего в понятиях, что происходит посредством индукции. Одновременно всё это означает синтез, интеграцию научного отображения действительности – теорию[65].

В силу исторической подвижности, развития различных научных дисциплин, а значит, и используемых в них понятий (категорий, терминов) научная разработка такой системы всегда была и является сложной проблемой. Понятие можно определить как целостную совокупность суждений, т. е. мыслей, в которых что-либо утверждается об отличительных признаках исследуемого объекта, ядром которой являются суждения о наиболее общих и в то же время существенных признаках этого объекта[66]. В «Философском энциклопедическом словаре»[67] понятие определяется как мысль, отражающая в обобщённой форме предметы и явления действительности и связи между ними посредством фиксации общих и специфических признаков, в качестве которых выступают свойства предметов и явлений и отношения между ними. Причём объект характеризуется в понятии обобщённо, что достигается применением в процессе познания таких умственных действий, как абстракция, идеализация, обобщение, сравнение, определение. Посредством отдельного понятия и систем понятий отображаются фрагменты действительности, изучаемые различными науками и научными теориями.

В каждом понятии различают его содержание и объём. Содержание понятия – это совокупность отображённых в нём признаков предметов и явлений. Объём понятия – это множество предметов, каждому из которых принадлежат признаки, относящиеся к содержанию понятия. В логике по отношению к содержанию и объёму понятия сформулирован закон их обратного отношения: чем больше содержание понятия, тем меньше его объём, и наоборот.

Любая наука представляет собой стройную систему понятий, в которой все они связаны между собой, переходят друг в друга. Поэтому всякая наука всегда требует изучения понятий в движении, взаимосвязи[68]. Правда, даже в самой логике пока единой системы понятий не создано.

Существует несколько классификационных схем понятий, например:

1) в зависимости от уровня обобщения предметов – видовые и родовые понятия;

2) в зависимости от количества отображённых предметов – единичные и общие понятия;

3) в зависимости от отображения предмета или свойства, абстрагированного от предмета, – конкретные и абстрактные понятия;

4) в зависимости от характера элементов объёма понятия – собирательные и несобирательные.

Важно также учитывать, что понятийная система (в некоторых источниках – терминосистема) исторична, т. е. с каждой исторической эпохой она видоизменяется, понятия уточняются, углубляются, совершенствуются.

Самое важное в методологии – это мыслетехнологии аналитика. Эта часть методологии как бы «скрыта» в голове исследователя. Фактически это те подходы, принципы, методики, категории, которые реально знает и применяет аналитик. В совокупности они составляютмыслетехнологии[69] как работающее живое знание. На схеме (рис. 12, с. 76) этот сегмент методологии представлен в виде звезды. Получается такой образ – «звезда в квадрате», символизирующий структуру методологии. Он практически применим как типовой алгоритм раскрытия содержательной стороны методологии как научной системы.

Хочу подчеркнуть, что все элементы этого методологического квадрата «работают» в процессе познания в тесном единстве, взаимодополняют возможности друг друга, интегрируются в единый механизм познания в изменяющихся условиях. При этом нередко превращаются друг в друга.

Говоря более подробно о мыслетехнологиях, следует вспомнить, что их истоки восходят ко временам Канта. Именно Кант сделал важнейший шаг к пониманию зависимости познания не только от его объекта, но и от наличных мыслительных форм. Отсюда, в частности, вытекало, что познание не может толковаться как простое отражение действительности без учёта конструктивной работы самого мышления, созидающего формы познавательного процесса. Этот тезис и сейчас составляет основу любой серьёзной методологии научного познания. Развивая идеи Канта, последующая немецкая классическая философия в лице Фихте, Шеллинга и Гегеля попыталась в развёрнутом виде выразить новые принципы познания – диалектический способ мышления. Зарождавшаяся новая методология научного мышления всё более ориентировалась на поиски внутренних «механизмов» жизни и развития сложных объектов действительности[70].

По сути, мыслетехнология является технологией управляемой рефлексии (углублённого изучения собственной психики) и состоит в последовательных «сеансах рефлексии», что является залогом постоянного развития психики вообще и разума в частности.

Всех людей с точки зрения здравого размышления можно разделить на следующие категории:

• люди, не способные к стихийной рефлексии и тем более не способные к управляемой рефлексии (неразумные люди);

• люди, способные к стихийной рефлексии, но не способные к управляемой рефлексии (недоразумные люди);

• люди, способные к управляемой рефлексии (разумные люди).

В последней категории людей можно выделить мыслетехнологов – мастеров управляемой рефлексии. Причём они должны не просто быть хорошими логиками, но и обладать большой креативностью для работы на междисциплинарном поле. Эталоны «правильных рассуждений» известны со времён Аристотеля и именуются силлогизмами. Простейший известен с тех же времён: «(1) Все люди смертны (2) Кай человек (3) Кай смертен».

На этом в своё время выросла формальная логика.

А вот принципы исследования предметной области очень нужны. Как показывает практика, многие недостатки в управленческой деятельности как раз связаны с недоразвитостью теоретического мышления, низкой методологической культурой лиц, занимающихся АР.

В аналитической работе в той или иной степени используется широкая палитра принципов изучения предметной области. Среди ключевых принципов следует назвать принципы:

• адекватного отражения, сознательной рефлексии;

• комплексности;

• системности;

• распредметизации;

• проблематизации;

• связи и развития;

• детерминизма;

• выявления сущностных связей;

• единства формы и содержания;

• единства количественных и качественных характеристик;

• единства теории и практики.

Последовательное использование при изучении предметной области этих принципов является своеобразным базовым алгоритмом мыследеятельности аналитика при изучении предметной области и во многом зависят от той теоретической школы, в которой он обучался. Порядок применения названных принципов детерминирован, прежде всего, и главным образом, конкретными условиями, в которых действует субъект познания и преобразования явлений действительности.

К числу основных методик исследования предметной области относятся методики:

• диагностирования;

• отбора;

• формализации;

• систематизации;

• структурирования;

• классификации;

• моделирования;

• верификации;

• унификации;

• планирования;

• прогнозирования;

• системного анализа;

• декомпозиции сложного объекта на составные элементы;

• многомерного оценивания.

Любому аналитику в зависимости от реализуемых целей и задач работы приходится использовать самые различные методики. Наиболее часто применяются методики структурирования классификации, формализации, систематизации, моделирования, системного анализа и верификации.

Выбор методологического средства зависит от:

• особенностей объекта анализа;

• условий, в которых проводится или будет проводиться конкретная аналитическая процедура;

• нацеленности и задач анализа;

• возможностей, уровня подготовленности, опыта, от интуиции субъектов анализа;

• уровня и глубины исследованности конкретного явления до данной аналитической процедуры.

№№№ 2.3. Методика системного анализа проблем

Владение методикой системного анализа в значительной степени определяет уровень профессионализма аналитика.

Справочно: Родоначальником системного анализа как направления общей теории систем стали американцы, работавшие в РЭНД-корпорейшн над проектированием больших человеко-машинных систем военного назначения. Мощный толчок к развитию системный анализ получил в ходе решения прикладных задач стратегического управления. Например, так было в США при решении проблем управления на уровне корпораций, на государственном уровне – тогда были реализованы системы ПАТТЕРН[71] , МИРАЖ-75 и другие. Примерами организационных решений, связанных с применением методологии системного анализа и стимулировавших его развитие, могут служить внедрение в США системы ППБ (система Планирования, Программирования и разработки Бюджета)[72] , принятие руководством Японии закона о технополисах, введение элементов государственного регулирования технологической структуры экономики во Франции и другие.

В начале Второй мировой войны командование американских ВВС предложило Высшим курсам делового администрирования при Гарвардском университете (Harvard University School of Business Administration) в кратчайшие сроки найти решение следующей задачи: требовалось найти способ увеличить за один год ВВС с имеющихся 4 тыс. боевых самолётов и 300 тыс. человек личного состава до 80 тыс. самолётов и 2,5 млн. чел. Конгресс смог выделить только 10 млрд. долл. Требовалось ещё и уложиться в эту сумму. Чтобы справиться с этим заданием, при Курсах была создана особая «статистическо-контрольная секция». В её работе, в частности, принял участие Р. Макнамара[73]. Проблема была решена в заданный срок именно с помощью системного анализа проблемы.

Проведём небольшое сопоставление советского системного подхода и американского System Analysis. В СССР тоже были неплохие системные познания, но наши школы разительно отличались. Советский системный подход, если судить по открытым материалам, весьма мало занимался проблемами именно военного системного анализа, не использовал те возможности, которые имела эта область науки для изучения вопросов противоборства двух и более систем. Советская школа больше всего внимания уделяла вопросам устройства системы, её целостности, управления, принятия решений, в том числе и в условиях неопределённости с применением математического аппарата, теории развития системы, информатики, прогнозирования, вопросам сложности систем, их функционирования и самоорганизации, энтропии и упорядоченности, моделирования, искусственному интеллекту и т. п.

Место системного анализа в структуре аналитики и смежных отраслей знания представлено на рис. 14.


Рис. 14. Место системного анализа в структуре аналитики и смежных отраслей знания

Одного и того же, строгого и принятого всеми определения системного анализа не существует. Даже внутри самой RAND Corporation имеются несколько школ, которые трактуют эту методику по-разному. Так, например, Бернард Рудвик (B. H. Rudwick), в книге «Системный анализ для эффективного планирования: принципы и примеры» утверждает: «Системный анализ – это исследование, цель которого помочь руководителю, принимающему решение, в выборе курса действий путём систематического изучения его действительных целей, количественного сравнения (там, где возможно) затрат, эффективности и риска, которые связаны с каждой из альтернатив политики или стратегии достижения целей, а также путём формулирования дополнительных альтернатив, если рассматриваемые недостаточны»[74].

В военном контексте термин «анализ систем» применяется очень широко для обозначения любого системного подхода к сравнению альтернатив. Таким образом, хотя характер анализа, предлагаемый для решения такой, например, проблемы, как улучшение боевых характеристик радиолокационной сети, вероятно, по своей сущности отличается от анализа, целью которого является достижение устойчивого термоядерного равновесия в мире, они оба будут служить примерами анализа систем.

Понятие анализа систем отнюдь не является понятием, связанным исключительно с военными системами или системами безопасности. Он является средством отыскания рекомендаций по разрешению противоречий в любой проблемной сфере.

Объективная характеристика, выявление и формулирование проблемы предполагают её решение, для чего используется весь аналитический арсенал методик обработки информации. Соответственно необходимы подходы к выбору стратегии, которая даёт наилучшее соотношение степени риска, эффективности и затрат. Цель системного анализа – путём рассмотрения каждого элемента системы в его собственной среде добиться того, чтобы система в целом могла выполнить свою задачу при минимальном расходе ресурсов.

Главное в системном анализе заключается в том, как сложное превратить в простое; в поиске эффективных средств управления сложными объектами; как труднопонимаемую проблему оптимизировать в серию задач, принципиально имеющих решения, показать их иерархию, последовательность решения. Последнее обстоятельство весьма важно и для понимания механизмов развала СССР: системный эффект был достигнут за счёт продуманных, целенаправленных и долговременных ходов во всех сферах жизнедеятельности Советского Союза – от политики до народного хозяйства. Говоря словами Збигнева Бжезинского с его «Великой шахматной доской», велась расстановка ключевых фигур «перестройки», осуществлялось целевое финансирование и материальная помощь и т. д., и при этом строго сохранялась тайна замысла, чтобы каждое мероприятие по отдельности не выглядело как вредоносное и их связь была неочевидна. Специально создавался информационный хаос, социальная нестабильность, по сфере общественного сознания наносились мощнейшие идеологические удары…

Считается, что с системным анализом связана ещё одна функция: он соединяет в одно целое все остальные аналитические методы. Это своеобразная квинтэссенция методологической работы, для которой характерно стремление по-своему смотреть на факты, явления и процессы, выделять главное и сущностное, нахождение новых путей и методологий, применению многодисциплинарного подхода к решению проблем.

Таким образом, системный анализ представляет собой сложный, многофакторный подход к рассмотрению объектов анализа, представление их в виде системы, имеющей свои элементы, связи, структуру, функции, причины и прогнозируемое будущее. Очень важно понять, что системный анализ – это не формальный способ анализа, опирающийся на застывшие догмы, а скорее концептуальный подход, требующий творческого использования максимального диапазона дисциплин и исследовательских приёмов для системного рассмотрения какой-либо одной проблемы.

Быстрому развитию и внедрению системного подхода в практику теоретических и прикладных исследований способствовали также сильные традиции междисциплинарных исследований, характерные для русской науки начиная со времён Д. И. Менделеева, В. В. Докучаева, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского и многих других. Уже в 1970–80-х годах подготовка специалистов в области системных исследований велась в большинстве ведущих вузов СССР. Выпускники этих вузов – инженеры-системотехники – становятся одной из наиболее востребованных категорий специалистов. Это было связано с повсеместным внедрением компьютерной техники, автоматизированных систем управления производством.

Развитие системного анализа фактически привело к мощному обогащению комплекса исходных идей методологическим аппаратом, синтезированным в рамках смежных отраслей науки. В числе научных теорий, пополнивших своими методами методологический арсенал системного анализа, следует упомянуть теорию исследования операций, теорию рефлексивного управления и ряд других. Особенно примечательным в этом отношении является использование в системном анализе теории выбора и принятия решений, включающей в качестве своей основной составной части теорию предпочтений и полезности. Теория выбора и принятия решений прошла большой путь от концепции полезности в античной философии до современных методов многокритериальной оптимизации и оценки эффективности, существенно опирающихся на положения системного анализа, связанные с понятием цели.

Следует отдать дань уважения классикам и основателям теории выбора – итальянскому экономисту В. Парето (в начале XX в. сформулировавшего «принцип наименьшего из зол») и выдающемуся математику фон Нейману (в 1930–40-е гг. разработавшему основы теории игр). Большой вклад в развитие системной концепции и системного анализа в их современном виде внесли академики В. Г. Афанасьев, Д. М. Гвишиани, С. В. Емельянов, Н. Н. Моисеев, Г. С. Поспелов и другие советские учёные.

Системный анализ интенсивно заимствует и адаптирует к решению прикладных задач математические методы, разработанные в области кибернетики, термодинамики, радиотехники и методы общественных наук. Появление компьютеров также способствовало реализации методологии системного анализа. Наиболее распространённым классом задач системного анализа являются задачи оптимизационного типа, связанные с определением экстремумов, решением систем линейных и нелинейных дифференциальных уравнений, задачи вариационного исчисления. Особенно часто эти методы используются при построении систем, обеспечивающих рациональное распределение ресурсов между группами взаимосвязанных процессов-потребителей для решения некоторого комплекса задач. При этом использование компьютерной техники позволяет осуществлять не только решение расчётных задач, но и осуществлять синтез имитационных моделей с применением специальных языков моделирования процессов и явлений.

Понятийный аппарат теории системного анализа достаточно подробно был представлен нами ранее, где его определение как научной дисциплине давалось различными способами: по цели исследования, по объекту (предмету) исследования, по методу исследования и по субъекту исследования[75]. Естественно, системный анализ продолжает совершенствоваться и развиваться. Поэтому здесь мне хочется дополнить эти определения несколькими важными положениями, касающимися сущности, принципов и методов системного анализа именно как аналитического инструмента.

Системный анализ как отрасль научного знания, предметом изучения которой являются наиболее общие закономерности процессов возникновения, функционирования, роста, развития и распада сложных систем, преимущественно выступает в виде комплексного исследования, построенного на методах структурно-логической и функциональной декомпозиции сложных систем, опирающиеся на достижения философии, естественных и гуманитарных наук, а также математики и математической логики.

Сущность системного анализа состоит в комплексном всестороннем рассмотрении объекта любого типа, представленного в качестве системы, и получение теоретической модели, предельно адекватной объекту исследования.

На последующих этапах исследования – с применением методик системного анализа могут быть спланированы модельные и натурные эксперименты, исследованы поведенческие реакции исследуемой системы на изменения во внешней среде.

Необходимо подчеркнуть, что для аналитической работы (причём неважно, в какой отрасли) принципиально важна тесная связь системного анализа с принятием управленческого решения, оптимальным распределением ресурсов для его реализации.

Системный анализ целесообразно проводить последовательно по двум уровням.

Первый уровень – системный анализ состояния субъекта, среды, объектов и целей управления. На этом уровне главной задачей является сознательный поиск, выделение и формулирование проблем, которые подлежат решению. Системный анализ состояния субъекта, среды, объектов и целей управления, позволяющий облегчить принятие решений, должен по необходимости включать в себя немалую долю креативности, нестандартных подходов.

Второй уровень – системный анализ собственно проблем.

На этом уровне системный анализ представляет собой метод (способ) рассмотрения проблемы как сложной гиперкомплексной динамической системы, её структурирование, моделирование, выявление ключевых противоречий, мешающих или «запускающих» развитие системы, выбор управленческих воздействий на эти системы для их оптимизации в условиях неопределённости, многофакторности (например, при решении проблем, связанных с национальной безопасностью).

При рассмотрении таких проблем преследуемых целей и решаемых задач обычно бывает много, и они могут быть противоречивыми. В то же время можно выделить типовой алгоритм системного анализа. Рассмотрим его основные этапы:

1. Определение целей исследуемого процесса, операции и, собственно, исследования. Целевой анализ начинается с формулировки глобальной цели. В дальнейшем она конкретизируется за счёт указания подчинённых ей главных задач (подцелей). Проведение системного анализа объектов, состоящих из многих взаимосвязанных элементов, целесообразно начинать с композиционного развёртывания главных целей в многоуровневое «проблемное дерево» целей и задач. Эта ориентация системного анализа на формализацию и приданию явной логической формы системе целеполагания позволяет на раннем этапе структурировать последующую аналитическую работу, а также выявить возможную противоречивость в постановке глобальной цели, что очень важно для выявления формальных предпосылок принципиальной достижимости цели и решаемых задач.

2. Анализ ограничений, связанных с ресурсами и условиями реализации решения, направленного на достижение поставленных целей управления. Задачи системного анализа решаются в условиях различного рода ограничений, накладываемых обстановкой, в которой должно быть реализовано принимаемое решение. Важнейшими видами ограничений являются ресурсные ограничения, в том числе – в сфере финансового, материально-технического, методологического и организационного обеспечения, а также ограничений фундаментального характера, связанных с наличием принципиальной возможности реализации решения (отсутствием противоречий с фундаментальными принципами организации природы и общества). Целесообразно также рассматривать класс субъективных ограничений, обусловленных постановкой задачи заказчиком и характером предпочтений аналитика (например, когда поле исследований сознательно ограничивается определёнными рамками).

3. Анализ пространства альтернатив. Пространство альтернатив – это совокупность вариантов достижения поставленных целей и условий их реализации. Наличие максимально полной информации о возможных вариантах достижения цели позволяет принимать решение не только на основе интуитивных методов, но и с учётом всех возможных вариантов достижения целей и рисков, связанных с запуском тех или иных стратегий.

4. Выбор критериев эффективности. Наличие строгих, сопоставимых критериев, свидетельствующих об успешности решения поставленных задач, позволяет объективировать процесс выбора предпочтительной стратегии. В качестве критерия эффективности, как правило, выбирается некоторое значение или диапазон значений параметра, позволяющего судить о том, что успешное решение задачи получено с приемлемым уровнем затрат некоторого ресурса или группы ресурсов.

5. Синтез теоретической модели, адекватно отражающей исследуемый объект как систему. В силу рискованности подходов, при которых для определения приемлемости той или иной управленческой стратегии требуется её апробация в практической деятельности, исследование альтернативных стратегий производится на моделях. Такая теоретическая модель должна отражать все основные элементы структуры системы, взаимосвязи между ними, целевой и функциональный аспект, иерархичность, эмерджентность, управленческий блок и т. д. Поскольку различные стратегии для достижения цели могут использовать различные методы и привлекать различные ресурсы, требуется, чтобы модели, на которых проводятся исследования, позволяли получить однородные показатели эффективности и были в равной степени адаптированы для моделирования различных стратегий деятельности.

6. Выявление и формулирование подпроблем и противоречий (кризисных точек») и их причин.

7. Планирование и проведение модельного эксперимента. На этом этапе с применением различных методик планируется и проводится всестороннее исследование предлагаемых форм, методов и вариантов решения проблем, исследуется устойчивость полученных решений к изменениям условий функционирования системы.

8. Выработка рекомендаций. Это заключительная часть системного анализа, содержащая выводы из проведённого исследования и указания по реализации его результатов.

Этот типовой алгоритм системного анализа в принципе соответствует схеме рациональной управленческой деятельности, при которой субъективизм в принятии решений может быть снижен благодаря возможности анализа объективных критериев и логически построенной системы аргументов в пользу той или иной стратегии. В то же время не игнорируется, а, наоборот, предполагается творческая активность руководителя. Последний тезис чрезвычайно важен, поскольку психологические особенности человека нередко приводят к попыткам принятия решения по методу «от противного», когда управленческое решение, предложенное аналитиком, под действием неосознанных мотивов ЛПР игнорируется. В случае же, когда сам волевой акт решения остаётся полностью в компетенции руководителя, риск принятия таких решений существенно снижается.

Таким образом, системный анализ может претендовать на роль стержневой методологической системы для аналитики как комплексной научной дисциплины, поскольку располагает:

– наиболее развитым формальным аппаратом для описания систем различного происхождения;

– мощным арсеналом методов исследования систем;

– совокупностью методов анализа разнородных данных и компенсации неполноты знаний;

– универсальными подходами по оптимизации систем деятельности и поиску управленческих решений.

Это позволяет решать задачи анализа сложных междисциплинарных проблем в условиях высокой неопределённости знаний об исследуемых системах, планировать деятельность, направленную на компенсацию неполноты данных. То есть, системный анализ по своему потенциалу наиболее близок к роли интегрирующей научной дисциплины, обеспечивающей высокую эффективность применения различных научных методов в интересах решения управленческих задач.

Выбор конкретных методов системного анализа – это отдельный вопрос, решение которого в большей степени связано со спецификой предметной области. Характерно, что системные методы оказываются эффективными и на этапе выбора формальной системы для представления модели и тех численных методов, которые будут использоваться при реализации вычислений.

В рамках системного анализа разработано множество методик аналитической деятельности, позволяющих сочетать логико-интуитивные подходы со строгими научными методами, с равной степенью эффективности использовать субъективные экспертные оценки и объективные результаты статистических наблюдений, гармонично сочетать динамические и статические модели при ведении многомодельных исследований[76].

В качестве примера алгоритмизации процессов решения аналитических задач, связанных с выделением и решением конкретных проблем, можно привести одну из эффективных (но не универсальных) методик проведения системного анализа:

1. Постановка проблемы:

– выявление проблемной ситуации (области, зоны);

– изучение специфики объекта и условий решений проблемы;

– формирование цели и критериев её достижения;

– окончательное формулирование проблемы в виде, предполагающем её решение.

2. Определение типа проблемы, анализ её структурированности:

– стандартная;

– хорошо структурированная;

– слабо структурированная;

– неструктурированная.

3. Декомпозиция проблемы на составные части, кризисные точки:

– моделирование проблемы и определение составных частей проблемы;

– выявление взаимозависимостей;

– оценка «веса» кризисной точки (противоречия) в общей структуре проблемы.

4. Выбор метода решения:

– несистемные методы решения;

– методы исследования операций;

– системный анализ;

– экспертно-интуитивные методы.

5. Процедура формирования решений и синтез альтернатив:

– формирование массива исходных данных;

– генерирование рабочих идей и путей решения проблемы;

– подготовка и оценка альтернативных вариантов решения;

– выбор наиболее эффективных решений;

– передача решений ЛПР.

Естественно, данный алгоритм имеет формальный вид, и при его применении будет осуществляться детальная классификация типов задач, обычно решаемых данной конкретной информационно-аналитической службой, формулируются требования, а впоследствии и разрабатывается конкретная технология, ориентированная на решение задачи. Однако такой подход может привести к построению малоэффективной системы технологического обеспечения ИАР – технологическое обеспечение будет представлено совокупностью специализированных технологий, не предоставляющих возможности гибкого использования интеллектуального потенциала субъекта ИАО.

В процессе системного анализа аналитиками приходится применять различные методы и приёмы при обработке статистико-цифровой и иной фактуры. Значительный опыт такого рода накоплен в Международной Академии Исследований Будущего. В Академии многие годы осуществляет научную деятельность И. В. Бестужев-Лада, опубликовавший ряд интересных трудов по данной тематике. Его работа вызывает во мне лично неизменный научный пиетет и уважение. Отслеживая профессиональную литературу по проблеме аналитики, считаю крайне интересными его подходы по сопоставительному изучению различных стран на основе эниаграммы стратегических факторов. Считаю эти подходы наиболее плодотворными, перспективными и универсальными[77]. Вместе с тем некоторые моменты, касающиеся методологии и технологии работы, нуждаются в уточнении. Изложенное ниже – не столько «критика», сколько доброжелательное внешнее рецензирование.

Любой рубрикатор по неизбежности «произволен», но десятеричная система, помимо прочих равных, наиболее удобна (инструментальна), она очевидно и конвенциональна в мировом масштабе. Все эти параметры – очевидны и продуктивны, однако в плане дальнейшего уточнения модели, глубинного несоответствия похожего, хотелось бы показать некоторые чрезвычайно важные зоны, которые должен выделять, характеризовать и детализировать именно аналитик, системно рассматривая заданную проблемную область. К ним относятся:

1. Самодостаточность (синтетический показатель, описывающий зависимость от внешней среды) – устойчивость и живучесть системы перед лицом внешних факторов.

2. Доктринальная, культурная идентичность, география принятия стратегических решений, степень обусловленности внутренней политики внешними обстоятельствами, культурная ориентация населения. Вхождение в чужой управленческий контур.

3. Степень внутренней интеграции, в т. ч. самоорганизации масс, наличие механизмов и идеологии, мобилизующих массы на национальное строительство.

4. Техническая и научно-технологическая зависимость, способность быстро и адекватно заимствовать чужие достижения, в том числе и административные, организационно-правовые.

5. Ресурсная самодостаточность (потенциал экономики и природных ресурсов).

6. Наличие и эффективность действия механизмов, блокирующих дестабилизирующие воздействия (внутри и извне системы) – Вертикаль и основные ветви Власти, общенациональные институты типа Церкви, Профсоюзов).

7. Наличие среднего класса, острота социальных, культурно-гендерных, этнорасовых противоречий, практика государственного и муниципального управления, умение или неумение канализировать негативные проявления в социуме в нечто конструктивное.

8. Эффективность и адекватность влияния идеологии на социум.

9. Возможность самореализации и степень удовлетворённости индивида в социуме (инструментарий создан П. Сорокиным, синтетические показатели). Возможно, это как-то прямо связано с конфликтностью-альтруистичностью социума, распространением наркомании, алкоголизма, самоубийств, утечкой мозгов, духовной целостностью, здоровьем социума.

10. Универсальность, переводимость культуры на иные развитые языки мира, гармоничность, международный престиж, социокультурная привлекательность, актуализированный архетип в резонансе с мировыми геополитическими запросами[78].

11. Пионерство в некоторой духовной сфере, прозелитствующее за пределами своего ареала.

12. Степень вражды и дезинтеграции, включая сюда и актуализацию альтернативных политических сценариев, включая реальные силы вне и внутри страны, заинтересованные в их осуществлении. Способность (или неспособность) политической системы в рамках привычного гражданского инструментария притушить, возглавить, обезвредить их.

Аналитик – в отличие от хроногрофа, статистика пытается увидеть внутреннюю интерпретацию поступающих данных, создать их адекватную модель, концепт, и для него вся статистика верифицируема, интерпретируема, т. е. имеет сугубо вспомогательный характер, и часто аналитик может иметь несколько моделей, в том числе допускающих привлечение косвенной информации. Для него первична именно концептуальная внутренняя связка, синтетическая многомерная модель нескольких показателей, которая не столько интерпретирует, сколько подтверждает очевидные цифры.

У аналитиков есть своё предметное информационное поле, только они смогут профессионально разобрать, как говорят, «по косточкам», любой информационный продукт и системно и профессионально ответить на многие важные вопросы – кто его создал; для чего (с какой целью, с чьей подачи, кто за этим стоит); оценить меру прозрачности и достоверности информации (или понять, что это дезинформация); определить, какие действия с нашей стороны целесообразны (и почему конкурент этого не ожидает или ожидает); увидеть «павлиний хвост или торчащие уши чужого сценария», или собственные негласные табуированные «мёртвые зоны» (например, устные договорённости и моральные обязательства, кого бы из своих по ряду причин – не хотели посвящать и т. д. При всей дискретности и разноплановости этих постановочных вопросов всё же следует отметить, что именно этот прикладной аспект аналитики в реальной управленческой практике – ключевой.

Есть ещё несколько событий, которые вполне аргументированно можно отнести к «зрелой аналитике», т. е. осознавшей возможности изъянов у «официальной информации», уже успевшей спрятать все хвосты. Аналитика как обслуживающая сфера практической политологии и управления реально есть, а вот достоверной статистики, которую она должна осмысливать, – нет. Многие данные настолько не соответствуют реальной действительности, что даже можно предположить, что статистика выполняет скрытый заказ на несколько предопределяющих будущее сценариев.

Говоря об использовании цифрового материала в аналитике, следует помнить, что он часто связан с сокрытием качества информации. Например, есть краткий информативный информационный ряд (производство зерновых, потребление килокалорий в сутки на одного военнослужащего, потери регулярных армий в период войн и т. д.), но сам парадокс заключается в том, что используемые сейчас аналитические приёмы не только не объясняют (интерпретируют) ситуацию, но делают её неразрешимой.

Так, цифры по производству зерновых культур могут камуфлировать всё, что угодно. В агрегированных показателях могут отражаться различные сельскохозяйственные культуры – от кукурузы, сои, риса до ржи и твёрдых сортов пшеницы, причём ценностный разброс стоимости этой продукции составляет разницу от 1 до 8 раз, что вообще не даёт возможности по этим общим показателям принимать управленческие решения и давать соответствующие рекомендации (например, по финансовым интервенциям). В своё время по инициативе великого «друга» СССР господина Збигнева Бжезинского в США был принят закон, запрещающий продажу СССР хлебного зерна (продовольственного), из которого можно производить хлеб и макароны. На основании этого закона нам продавали только кормовое зерно. И до сего дня этот закон не отменён! Поэтому, если брать цифры по зерну вместе, получается, что вроде бы зерна может производиться и закупаться много, а хлеба может не хватать. Таким образом, простая арифметика здесь не срабатывает. Вопрос качества информации остаётся главнейшим. Особенно, если учесть рост поставок генномодифицированных продуктов (ГМП). Если ими кормить наших солдат, детей у них после службы в армии не будет! Кто ответит за это?!

Вопрос по сельскому хозяйству очень серьёзный и есть много публикаций, раскрывающих эту тему. Понимание этой ситуации на макроуровне необходимо каждому грамотному человеку в России. Есть общемировые закономерности, о которых не принято говорить в нас в стране. Они таковы. Сельское хозяйство везде в мире носит дотационный характер! Исключений практически нет! Тот факт, что в России не дают денег селу – это не глупость, это преступление, ловко камуфлируемое идеями фермерского развития хозяйства. Раньше, в советский период, для высших руководителей была информация закрытая («красные справочники»). Согласно приведённым в них данным, в Англии крестьяне (в зависимости от погоды) ежегодно официально получали гарантированную 60–75 % оплату стоимости произведённой сельхозпродукции, в Японии – около 70 %, а в России – ноль!

Сегодняшние «рекомендации» международных и благотворительных организаций разнятся не столько количественно, столько интерпретацией. Понятно, что все они отвечают лишь своим национальным интересам. Приведём ещё более наглядный и грубый даже пример. Военнослужащему, чтобы восполнить необходимые 4300 калорий в сутки надо либо выпить 1,4 литра водки, либо съесть 4,5 кг овса, либо съесть 125 грамм красной икры. Понятно, что все эти цифры (достоверные по отдельности) не вписываются в реальный социально-профессиональный жизненный контекст. Продуктивнее разделение на группы задач и решение в их рамках (неплохо вспомнить в этом плане и советский опыт).

Многие натуральные показатели теряют свой абсолютный смысл с изменением рыночной конъюнктуры и развитием технологий. Им на смену приходят более комплексные, синтетические индикаторы, помимо прочего отражающие технологическую соотнесённость национальных рынков (универсальность, переводимость). Например, вместо абсолютных показателей нефтедобычи – её рентабельность, соотнесение реальных доходов населения и цен на топливо на внутреннем рынке. Но некоторые индикаторы являются достаточно универсальными, из них выводятся дополнительные косвенные индикаторы. Так, как было показано, цифры по демографии и производству зерновых носят весьма конъюнктурный характер и подвержены корректировкам по стратегическим и политическим соображениям. Их адекватному обнаружению (выведению) нередко посвящают свои труды аналитики, используя для получения косвенных данных все методы аналитики.

Необходимо хотя бы вкратце сказать о связи Аналитики и феномена времени. Эти связи очень разносторонние и крайне важные для практической деятельности сотрудников аналитических подразделений, как правило, работающих в условиях жёсткой временной дисциплины, а порой и цейтнота. Аналитический процесс, как правило, имеет временные рамки: время решения управленческой задачи, время выполнения НИР (НИОКР), оперативного задания, носящего аналитический характер и т. д. Аналитики вынуждены всегда учитывать временной фактор при анализе проблемной ситуации, а также в случаях, когда используют аналитику как средство прогнозирования. Важную роль играет управление временем, особенно скорость принятия управленческих решений.

В большом количестве литературы по менеджменту практически отсутствуют положения, связанные именно со скоростьюпринятия управленческих решений[79]. Попробую показать огромную значимость для практики этого важнейшего фактора. Проблема времени меня, как учёного, интересует давно. Сфера общественного сознания, обусловленность её процессов во многом зависит от определённых ритмов, пульсаций исторического времени. Рассматривая природу времени, ещё много лет назад я понял, что этот фактор имеет огромное значение для системного анализа в политике, прогнозирования, для аналитической работы в целом. Время многомерно, время многоярусно, может быть даже отрицательным. Ещё в 1997 году вышла одна из моих публикаций на эту тему[80]. На поиск путей решения этой проблемы меня подтолкнуло информация о том, что американские военные, примерно 10 лет назад, на заседании Объединённого комитета начальников штабов утвердили новый концептуальный подход, основывавшийся на ускорении принятия управленческих решений у себя и всемерного замедления их у противника. За счёт этого планировалось выигрывать все войны будущего.

Через несколько лет, когда в российских системах управления на уровне Правительства Российской Федерации в результате административных реформ начала усложняться система принятия решений и в управленческих контурах и цепочках появились дополнительные элементы (федеральные агентства, службы), у меня закралась мысль – а не по западным ли советам это делается? Конечно, я могу ошибаться, но по многочисленным откликам сотрудников органов государственной власти и управления, обучавшихся в 2003–2008 годах в РАГС при Президенте Российской Федерации, данные реформы значительно замедлили скорость принятия управленческих решений на всех уровнях, так как для различных согласований между ведомствами, и даже в одном ведомстве – но между различными его управленческими уровнями – потребовалось значительное большее время, чем ранее. В результате эффективность госуправления по стране в целом снизилась. К сожалению, эта практика в управленческой сфере продолжает сохраняться до сих пор. Лишь с неизбывной тоской можно смотреть на то, как долго проходят согласования и выработка единой позиции между ведомствами, как канцелярщина и бюрократизм процветают, как суть дела выхолащивается порой в угоду требованиям делопроизводства и штабной культуры… Эти требования, конечно, должны быть, и должны соблюдаться. Но просто нацеленность их должна быть другая – на УСКОРЕНИЕ, а не на замедление управленческого процесса[81].

В начале 2008 года по решению Президента Российской Федерации ситуацию частично удалось вернуть обратно, но системные сбои уже были предопределены, по-прежнему принятие решений на всех уровнях федеральных органов исполнительной власти остаётся крайне медленным, в целом система является громоздкой и неповоротливой. Там, где надо принять решение за день – принимают за три, где за неделю – за месяц, где за месяц – волынка тянется год, где за год – растягивается на десятилетия! Примеров этому несть числа! Огромная многоголовая неповоротливая бюрократическая гидра продолжает расти, но эффективных управленческих решений очень мало, и ответственности никто ни за что не хочет нести. И это происходит в условиях, когда деградация охватывает всё большие объёмы наших ресурсов – природных, научно-технологических, трудовых и популяционных. Никто не хочет задуматься о масштабах происходящих негативных процессов. Кризис, о котором говорят многие, давно уже идёт в разных формах.

Вдумайся, уважаемый читатель, только в один следующий факт, связанный с «утечкой мозгов». В течение нескольких последних лет Россию покинули более 2 млн. человек, – как правило, это активная часть общества, лучшие умы! В их числе те, кто в 2013 году получил Нобелевскую премию по физике (по различным состояниям углерода), сотни, тысячи высококлассных специалистов, те, кто теперь работает в корпорации «Боинг», создавая суперсовременые аэробусы, кто развивает западную науку и т. д.

* * *

Здесь же уместно будет сказать о практике проведения совещаний, заседаний, проводимых как в различных министерствах, так и на межведомственном уровне. Каждый раз, когда мне приходится участвовать в такого рода мероприятиях, становится просто грустно, потому что нередко они проводятся на самом примитивном методологическом и технологическом уровне, исключающем настоящее проявление инициативы, информационный обмен мнениями, взглядами, знаниями. Креативное начало в выработке оптимального решения обсуждаемой проблемы выражено крайне слабо, а субъективное начало в лице проводящего мероприятие начальника – доминирует. При этом в мире менеджмента полно технологий, позволяющих избежать этих типичных ошибок и задействовать важнейший ресурс – «мозговой штурм», причём с применением интерактивных средств ИТ. Аналитическая сторона при подготовке таких совещаний явно недостаточна. Самое главное при этом – комплексное решение проблем лишь декларируется, навыки управленцев (руководителей) по формулированию проблем, их системному анализу, структуризации и моделированию просто отсутствуют.

Не могу не сказать здесь и о том, что в деятельности любой управленческой структуры со временем происходит так называемый процесс «заболачивания», который хорошо описан в многочисленной литературе по менеджменту. Структура, как корпус корабля, обрастает множеством вспомогательных подразделений/ракушек, которые всё больше мешают ей развиваться, отбирая на себя значительную часть имеющихся ресурсов и доказывая свою незаменимость. Бороться с ними очень тяжело, а порой вообще невозможно. В этом смысле интересен американский подход: их аналитики рассчитали, что проще создать НОВУЮ структуру с аналогичными функциями, чем пытаться бесконечно реформировать забюрократившуюся старую. При этом основная часть ресурсов направляется в новую структуру. Туда же переходят более мобильные опытные кадры по основному функционалу. «Болото», как правило, всегда против нововведений, держится за кресла и просто не успевает своевременно отреагировать и, таким образом, остаётся «за бортом». Действительно, если поразмыслить, как чудовищно неповоротлива огромная, многоголовая бюрократическая гидра, живущая за счёт личных связей и коррупции, как парализует она базовую деятельность в любой сфере, приходит понимание, что здесь нет простых решений и на этом управленческом поле всегда идёт яростная борьба. Это происходит и в политике, и в промышленной сфере.

Хочу проиллюстрировать эту мысль следующим примером.

Сейчас, когда «партнёры» по НАТО подобрались вплотную к границам нашего огромного разоружённого государства и деловито наращивают свои силы, самое время вспомнить о том, как могло случиться, что оборонно-промышленный комлекс России сознательно годами и десятилетиями разрушался? Да, это горькая правда: мы бездарно потеряли десять лет. Министр финансов А. Кудрин десять лет занимался «монетизацией», не давал денег никому, создавая «подушки безопасности» для нашей экономики в американских банках и позволяя российским коммерческим структурам брать беспримерные займы за рубежом. В итоге на март 2012 года совокупный внешний долг России составил в 2011 году 539 миллиардов долларов, превысив более чем на 40 миллиардов объём международных резервов[82]. Вот за это удушение промышленности его ещё превозносят как гениального финансиста. Любой, кто занят в сфере хай-тек технологий, знает, что в мире стало общепринятым такое понятие времени – каждый следующий год равен пяти предыдущим. По такой экспоненте развиваются сегодня технологии[83]. С учётом этого, Кудрин задержал нас на десятилетия! Понятно, что он действовал не один, что была группа поддержки, но именно он символизирует собой это движение, не дававшее нормально развиваться отечественной промышленности.

Очень важным для управленческих кадров является осознание того, что в условиях наступившего мирового финансово-экономического кризиса и многократного увеличения количества проблемных ситуаций именно технология принятия решений (включая её методологические и организационные аспекты) должна быть взята на интеллектуальное «вооружение».

При этом решающее значение будет иметь не только правильность, оптимальность самого управленческого решения, но и скорость его принятия! К сожалению, этого не понимают в России очень многие руководители во всех эшелонах власти.

Рассмотрим закономерности в распределении времени, которые существуют при принятии решений, более подробно[84]. В этом нам поможет следующая модель, отражающая проблемы управления временем при принятии управленческих решений (рис. 15).

Введём следующие обозначения.

Итак, Т1 – обобщённое время – интервал между возникновением во внешней среде «внештатной ситуации», требующей принятия адекватных мер для блокировки (нейтрализации) негативного развития событий, и моментом, когда эти меры фактически предпринимаются. Величина Т1 характеризует инерционность каналов поступления, обработки и реагирования на информацию.

Более детально это время раскладывается на следующие составные части:


Рис. 15. Проблемы управления временем при принятии решений

Т1' – время восприятия исходящего от среды сигнала, воспринимаемого мониторинговыми (рецепторными) элементами системы;

Т1'' – время, необходимое для обработки полученных сведений;

Т1''' – собственно время принятия решения действовать, разработка вариантов реагирования на складывающуюся обстановку;

Т1'''' – время передачи решения (проекта, программы, результатов анализа и плана действий) в исполнительные структуры.

Сумма перечисленных временных интервалов выражается в совокупном времени Т1.

Но принять решение – это ещё лишь полдела. Теперь задумаемся о том, как по времени оно будет реализовываться, каким образом будут задействованы имеющиеся ресурсы, и какие факторы будут тормозить этот процесс.

Введём для обозначения этих процессов Т2 – это сумма некоторых временных интервалов, которая характеризует инерционность материальных систем (объектов), приводимых в действие данным управленческим решением.

Это время состоит из следующих составляющих:

Т2' – время жизни ресурсов;

Т2'' – время, необходимое для проблемной, целевой мобилизации ресурсов;

Т2''' – время, необходимое для введения ресурсов в зону активных действий;

Т2'''' – время, в течение которого ресурсы в состоянии выполнять свои функции, будучи используемыми в зоне активных действий.

Естественно, в рамках каждой из валентностей перечисленные временные параметры наполняются конкретным специфическим содержанием, в зависимости от реальной жизненной ситуации.

Представьте, например, такую ситуацию (реальный пример из моего личного опыта). Зима. Загорелся дом на даче. Вызываю по мобильному телефону пожарную службу. Попадаю на женщину-диспетчера из соседнего района. Она советует перезвонить и сообщить о происшествии непосредственно диспетчеру нашего района. А дом горит. Пытаюсь объяснить, что она может передать информацию о пожаре гораздо быстрее (у меня даже нет карандаша или ручки, чтобы записать номер телефона ближайшей пожарной части и нахожусь в стрессовом состоянии в связи со случившимся). Наверняка, связь между соседними пожарными службами давно отлажена. Начинается выяснение отношений, переходим на повышенные тона. А дом горит. Объясняю диспетчеру, как проехать к месту происшествия. Нашего садового кооператива нет на её карте. Убийственно звучит её фраза «Понастроили тут…». В результате вызова пожарные всё же приехали – через 40 мин. Причём первая машина приехала из соседнего райцентра, который в три раза дальше от моего участка, чем ближайшая пожарная часть, от которой езды было ровно 10 мин.

Теперь попробуем проанализировать данную ситуацию с точки зрения вышеуказанных временных параметров и по каждой позиции просчитываем возможные задержки. Итак, негативные моменты. Машина может не сразу завестись в мороз. Может отсутствовать вода в баках (только вернулись, например, с другого вызова) и т. д. – причины торможения в мобилизации ресурса можно долго детализировать по каждой позиции. И обязательно учитывать тот самый субъективный фактор с непрофессионалом на важном посту. В своё время в пограничном училище и военной академии на занятиях по тактике общевойскового боя нам часто говорили такую пословицу «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». Есть абстрактные идеи, красиво оформленные на бумаге доктрины, и есть реальная жизнь с тысячами всяческих препятствий на пути. Попытки использовать в планах, концепциях и стратегиях «нумерованные полки» и абстрактные «боевые коэффициенты» хороши только в идее, на практике мы сразу же приходим к невозможности принимать научно обоснованные оперативные решения. И тут на авансцену выходят личные боевые и аналитические способности командира-руководителя, который берёт на себя весь груз ответственности и начинает БЫСТРО И АДЕКВАТНО ситуации действовать, командовать, руководить операцией, боем и т. д.

А теперь главное.

Эффективность принятия управленческих решений по обеспечению жизнедеятельности любой системы, в том числе и крупномасштабной государственной общности, определяется соотношением двух основных временных параметров – Т1и Т2.

Если Т1< Т2., то система в состоянии отреагировать на внештатную ситуацию и принять адекватные меры реагирования, закрепляющие позитивные изменения в настоящее время или в перспективе, и блокирующие негативные.

При соотношении Т1= Т2, ситуация оказывается критической, система начинает давать сбои, реагирует на изменение ситуации с запозданием. Это требует снижения инерционности информационно-аналитических систем, обслуживающих её. Срочно нужны специальные меры для ускорения принятия управленческих решений в системах управления и регулирования основных областей жизнедеятельности системы. Очевидно, это по преимуществу параметры, характеризующие существование позднего СССР (1980–1990 годы) и Российской Федерации (1998 –2008 годы).

Наконец, соотношение Т1> Т2соответствует ситуации хронического запаздывания с анализом ситуации и принятием соответствующих управленческих решений, мер по их реализации по отношению к процессам, протекающим в окружающем мире. Даже при громадных ресурсах система неспособна адекватно отреагировать на изменившиеся условия. Наглядный пример с развалом СССР должен был хоть чему-то научить, но, увы! В современной России нередки случаи, когда назревшие проблемы в социально-политической и экономической сферах подолгу не решаются, что усугубляет ситуацию.

Исходя из представленной теоретической модели распределения временного параметра при принятии решений понятно, что рациональное управление должно стремиться к своевременному принятию решений при изменяющейся ситуации. В каждой организации, которая хочет не просто функционировать, но и развиваться, этому вопросу должно уделяться самое серьёзное внимание. Именно аналитики должны пояснять руководству, что нужны своевременные и решительные самоизменения, быстрое и адекватное реагирование системы и её аналитических сетей на изменившуюся внешнюю ситуацию на основе системного анализа отношений Выгод – Возможностей – Издержек – Рисков[85].

С этой целью органам управления нужно постоянно совершенствовать каналы обратной связи, быстродействие и пропускная способность которых определяются вышеперечисленными временными параметрами. В современных условиях величина Т2 и её отдельных компонентов, отражающих динамичность производственно-трудовых, жизнеобеспечивающих и воспроизводственно-популяционных структур, обнаруживает тенденцию к увеличению. В результате возникает острейший дефицит времени и решения, принимаемые системами управления, оказываются всё более запаздывающими и неадекватными. Сказанное справедливо как для глобальных, общегосударственных процессов и систем, так и для решения локальных задач на уровне конкретных отраслей, структур государственного и муниципального управления, конкретных предприятий. Я считаю, что корни неудач и провалов многих известных проектов именно в нарушении соотношения между Т1и Т2. В практике управления повсеместно мы имеем дело с объектами, динамические свойства которых изменяются быстрее, чем мы это в состоянии прогнозировать, осознать, измерить и отреагировать. А это как раз и происходит, если нет серьёзного аналитического обеспечения.

В интересной книге супругов Элвина и Хейди Тоффлер рассматривается ряд проблем системной дисфункциональности современных государств. Они оказываются перед лицом не просто невиданного ускорения темпа перемен, но перед угрозой серьёзного конфликта между требованиями быстро развивающейся новой экономики и инерционной институциональной структурой старого общества. Авторы доказывают, что «маячащий на горизонте кризис является прямым результатом «эффекта десинхронизации», свидетельствующим о том, насколько безрассудно мы относимся к одной из самых важных универсалий, а именно времени»[86]. Только кризис уже не на горизонте, а в нашей жизни. Не могу не привести одну цитату из этой книги: «Сегодня национальному суверенитету бросают вызов новые силы; новые игроки и новые проблемы возникают на международной арене, но бюрократические структуры и образ действий неправительственных организаций остаются по преимуществу без изменений»[87]. Остаётся только добавить, что в России – и правительственных организаций тоже…

Авторы показывают, что в современных условиях – на уровне семей, фирм, индустрий, национальных экономик и всей глобальной системы в целом, мы находимся в процессе ещё невиданной грандиозной трансформации связей между созданием богатства и таким важнейшим фундаментальным фактором, как время. Видимо, в условиях наступившего кризиса, должно произойти осознание существенного значения этого феномена в социокультурном и экономическом пространстве.

А проще говоря – скоро жизнь сама заставит всех более быстро шевелить мозгами и действовать.

Оглавление книги


Генерация: 2.526. Запросов К БД/Cache: 3 / 1
поделиться
Вверх Вниз