Книга: Интернет: Заметки научного сотрудника

51. Письма из Бостона. Письмо третье

51. Письма из Бостона. Письмо третье

Продолжим.

? Говорят, за рубежом надо оставаться собой, и это самое главное. А вы как думаете? Я не согласен с такой общей формулировкой. Тот, кто держит «пальцы веером» здесь, как и держал в России, кто не уважает закон (как не уважал и в России) и кто ведет себя так, как и вел в России (понятно, о чем я), то есть «остается собой», на уважение и принятие здесь может не рассчитывать. «Оставаться собой» – это расхожее понятие, которое нужно еще сильно пояснять в каждом конкретном случае. Мы не можем здесь оставаться собой по определению хотя бы потому, что говорим на другом языке и зачастую оперируем другими понятиями. «Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними». Даже древние это понимали. Хотя древние вообще понимали больше, чем мы предполагаем. Почитайте Цицерона «О старости», «О дружбе», «Об обязанностях» – шок.

? Создается впечатление, что для того, чтобы преуспеть в США, надо стать программистом. Но не могут все тысячи тамошних «русских» стать программистами.

Опять подмена, доведенная до абсурда. Есть масса других профессий. Кто МОЖЕТ, найдет. Приведу к этому пример. Наша (с женой) приятельница еще по Москве, прибыв сюда, пошла клерком в банк. Сначала стояла за окошком, потом переместилась за отдельный столик, затем пошла на финансовые курсы. Экзамены сдавала (компьютеру) шесть часов (!). Это не потому, что медленно, а потому, что вопросов сотни. Сейчас она – вице-президент по инвестициям в одной из ведущих бостонских финансовых корпораций, причем хорошего уровня – со своей личной секретаршей и офисом с видом на Бостон и океан с высоты выше птичьего полета. Получает больше профессора университета. В программировании – ни бум-бум. Я за нее радуюсь. Полагаю, что многие тоже.

Надо иметь позитивный взгляд на жизнь. В этом – залог успеха. Как следствие – РЕШАТЬ свои задачи, а не жаловаться на трудности, особенно самими же и созданные. А выдвигать аргументы, что не могут ВСЕ стать программистами, – это безнадежный путь как в дискуссии, так и в жизни.

? Я думаю, то, что мы можем рассказать о России, Советском Союзе, Европе, Азии, гораздо интереснее поддакивания на популярные местные темы.

Мы можем. Но надо быть готовыми, что не все захотят слушать, особенно долго и в деталях. И не надо в этом винить «местных». Я как-то жил в одной комнате с суданцем в общежитии МГУ целый год и как-то так получилось, что про Судан его особенно не расспрашивал. И почему-то до сих пор особенно не расстраиваюсь по части упущенной возможности. Другие проблемы, понимаете ли. Надо будет – наверстаю. Но пока не надо было. Так же и американцам.

А по поводу «поддакивать на популярные местные темы» – Вы тоже неправы. Если для Вас «популярные местные темы» – это негатив, то Вы и не вживетесь, а Вам хочется, судя по Вашим комментариям. И я это приветствую. Что плохого в том, если в Москве американец в нашей компании вдруг примет участие в обсуждении последних песен Пугачевой или Леонтьева, а то и менее известных исполнителей? Или, скажем, Пелевина. Или последней игры «Спартака» и киевского «Динамо». А это ведь по-вашему «поддакивать» на популярные местные темы. А мы бы сказали: «О, свой парень». И было бы приятно.

? А хорошо ли Вы обошлись с Вашим суданцем? Можно бы и поинтересоваться его страной. Не «совковое» ли это чванство?

Всего ведь не выскажешь в относительно сжатой дискуссии – и то вон как размахал. Приходится упрощать, так сказать, жертвуешь истиной в угоду (относительной) краткости. Поясню на примере суданца, за которого Вы вступились. На самом же деле, там было несколько по-другому. Помню как сейчас, хотя было это давно и было мне 17 лет.

Я, понятно, задал ему вопрос о Судане, вроде «Ну как там у вас?». Он говорит «осень холесе». Я говорю: «Ну ладно там, хорошо, народ-то небось бедствует». – «Да нет, – говорит, – все богатые». Я ему: «Постой заливать, а как же бедняки ваши, вон какие тощие на снимках в газетах». – «Нет, – отвечает, – у нас все богатые, а если кому нравится жить в палатках, то кто ж мешает?»

Тут я с другого боку заходить начал: «Ну, – говорю, – ладно, а как с продуктами?» – «Всего полно», – отвечает. – «Ну там сахар, – говорю, – вермишель, как у вас?» – «Всего, – говорит, – навалом. Мне когда надо, я иду на кухню и там на полках все есть».

И сам действительно упитанный такой. Сын министра информации Судана. На этом я разговор закончил и больше у него про Судан не спрашивал.

Когда надо, решил, в энциклопедии прочитаю. Так и живу в безмятежном неведении. Если Вы считаете, что это «совковое чванство», то так тому и быть.

? Насчет знаков внимания. Мне известен случай, когда человека уволили за то, что он принес сотруднице букет цветов на день рождения. Менеджер сказал: «Ты меня извини, но если я этого не сделаю, то сам могу потерять работу».

Не знаю, не знаю. Если Вы не сам этот человек, то Вы не знаете и не можете знать других привходящих деталей. Сдается, это из области легенд. Не могу себе представить подобную ситуацию без какого-то «скелета в шкафу». Не исключено, что по каким-то причинам этот малый так достал ту сотрудницу до этого, что цветы были последней каплей и она пожаловалась управляющему. Бывает.

? Если Вы подадите руку сотруднице, когда она будет выходить из автобуса, этот непривычный для них жест может быть неправильно понят.

Это верно. По местным понятиям, Вы «патронизируете» ее, показываете, что она без мужчины не может сама и по лесенке спуститься. Из нас это трудно выбить. У итальянцев, скажем, привычка женщин за попку ущипнуть. Представляю, как они сетуют на то, что этот невинный знак внимания здесь «может быть неправильно понят».

? Много говорят и пишут про американский «велфер». А как насчет того, что кто не работает, тот не ест?

Я, когда приехал сюда впервые, еще в середине 70-х, тоже как-то ввернул среди «местных», что, мол, «кто не работает, тот не ест». Они вроде сначала начали смеяться, думали, это я такую шутку сказал. А потом видят, что это я всерьез, и спрашивают типа: «Чего это ты, действительно, что ли?» – «Само собой, – говорю, – раз не работает, то и есть не надо давать». – «А как же он? – говорят. – Помирать, что ли будет?» – «Так не работает же, – говорю. – А как есть не давать, живо заработает».

Смотрю, они такой концепцией заинтересовались. Никогда такого не слышали. «Ну а как, – говорят, – если он работать не хочет? Слабый, там. Или силы воли, например, нет?» – «Ничего, – говорю, – враз появится, голод – не тетка». – «Ну а как, – говорят, – если он вместо того, чтобы работать пойти, пойдет и тебя укокошит и деньги возьмет. На пропитание. Или не тебя, а кого-нибудь другого, кто тут вовсе не при чем». – «Не, – говорю, – мы так не договаривались. Это не по правилам». – «А он ведь не спросит, – говорят. – И в самом деле укокошит».

А до меня самого уже доходить стало. Так вот что они придумали. Значит, проще ему отстегнуть процент-другой от своих кровных, откупиться, так сказать, зато жить относительно спокойно, не на вулкане. А мы, русские, принципиальные: есть не давать – и все дела. Вот такая разница в жизненных философиях.

? Говорят, американцы склонны к доносительству. Был ли у Вас неприятный опыт в этом отношении?

Был случай. Даже два. То было из другой оперы, но имеет некоторое отношение к Вашему вопросу. Расскажу и поясню.

Несколько лет назад обратилась ко мне одна крупная американская компания с просьбой разобраться в страшном для нее деле. Она выпускает классную кухонную посуду из нержавеющей стали (той, из которой в США и Европе делают хирургические инструменты). Классную как функционально, так и эстетически. Произведения искусства. Дорогую. «Русские» по старой памяти ценят качественные вещи и активно эту посуду покупают, даже сидя на безденежье.

И вот один старенький «русский» профессор-медик (по прошлой жизни в СССР), сидя на эс-эс-ай (пенсия по старости и болезни) и вычитав в журнале «Здоровье» нечто (за что потом редакция «Здоровья» сильно извинялась на своих же страницах), оповестил по русскому же радио в Нью-Йорке, что эта посуда вызывает рак и аллергии, а потом добавил, когда начал подниматься шум, что не только это, но и инфаркт миокарда, болезнь Альцгеймера и многое другое, всего 22 страшных наименования.

Ясно, что в «русской комьюнити» поднялась жуткая паника, кастрюли и сковородки понесли обратно, чего никогда не случалось ни в одном из 135 представительств этой компании по всему миру. «Русские идут», так сказать.

Президент компании звонит мне в панике: «Выручайте, вы специалист в этом вопросе и знаете русский язык, сделайте что-нибудь». А нашел он меня через тот же Гарвард, где я много лет занимался ролью металлов в биологических системах. А к этому времени и «Новое русское слово» опубликовало серию интервью с этим профессором, подлив масла в огонь.

Взял я все его высказывания до буквы и по пунктам на абсолютно каждое написал развернутый и сугубо научный комментарий, но в популярном изложении. Показал, в общем, что чушь он написал, мягко говоря.

Но перед этим позвонил ему (найдя телефон в Интернете) и говорю: «Забудем про компанию и посуду, давайте как профессионал профессионалу – откуда вы все это взяли, и можно ли ссылки?» А он мне: «С вами все ясно», и бросил трубку. Тут мое профессиональное сочувствие к нему прошло, и статью я отдал в печать (опубликовала нью-йоркская газета «Медицина и здоровье»).

И знаете что? Перехожу к сути, ради чего все это рассказываю. Вместо того чтобы опять же профессионально ответить пункт за пунктом на мои комментарии (к тому же пронумерованные для облегчения его задачи), он раздобыл мой служебный адрес и послал факс моему президенту (в компанию), что я – агент КГБ. Более того, что я преследовал и мучил советских людей в 30-х и 50-х годах. Вызвал меня президент и, сдерживая смех, сказал, что с КГБ все ясно, тут вопросов нет по определению, поскольку все русские – агенты КГБ, это все знают. Но вот насчет того, что я преследовал людей в 30-х годах – в это как-то трудно поверить. Да и в 50-х годах я должен был быть очень способным маленьким мальчиком, чтобы преследовать и мучить советских людей.

А мы тут дискутируем, кто же были эти люди в 30-х и 40-х, которые на других доносы писали, что те – агенты иностранной разведки. А они – тут. Написал то же самое. И на малое образование не сошлешься – профессор. И на «клинику» не сошлешься, ведь очень связно про рак, аллергии и инфаркты излагал. Совок – он и среди профессоров совок.

? Не опасаетесь ли Вы подобных оппонентов в дискуссии? Ведь так могут передернуть, что будь здоров…

Ну тогда про второй случай. Как-то я принимал активное участие в «русской» интернетовской дискуссии. Одной из организаторов дискуссии была дама, жизнь которой, по ее многократным ремаркам, в США не сложилась. Дискуссия часто крутилась вокруг жизни в США, и дама постоянно вела депрессивную линию, что тут практически все плохо. И меня одергивала, когда я, напротив, приводил позитивные примеры. Что вы, мол, тут опять про рестораны и прочую дольче вита, а дети в мире голодают. Вы все пиво нахваливаете, а в США все пиво препаршивое. В общем, не сложилось у нас с ней взаимопонимания. И знаете что? Она написала на другом дискуссионном сайте, что я – сотрудник КГБ. Что старенький профессор, что относительно молодая писательница, а аргумент один, когда аргументов нет. Вот они в свое время доносы и писали. Все осталось по-прежнему, что бы там ни говорили.

Но некоторый дискуссионный опыт у меня есть. Придется немного открыться. В 1987–1989 годах, до отъезда в США, я вел научные передачи по Центральному телевидению, отрывая чуть времени от своей основной работы в АН СССР. Шесть раз в месяц. Тогда в Москве было четыре программы телевидения – общесоюзная 1-я, 2-я, московская и образовательная. Сначала меня прогоняли по образовательной программе, потом по московской и затем давали 1-ю, с потенциальной аудиторией в 250 миллионов человек плюс социалистическая Европа. Там такого наслушаешься. И письма такие наполучаешь…

А ушел я оттуда в знак протеста против цензуры, несмотря на заверения научного отдела ЦК КПСС, что такого больше не будет. Мы сделали передачу по Чернобылю, с редкими кадрами, и посвятили ее академику Легасову (который относительно незадолго до этого покончил жизнь самоубийством). И я в кадре вел дискуссию с его учениками об уроках Чернобыля.

По двум первым каналам передача прошла полностью, а перед 1-м общесоюзным всю порезали и Легасова заменили картинками живой природы. Редактор утром звонит мне, плачет: заставили, говорит. Всю ночь резала. Я поднял скандал, передача должна идти в 6 вечера, времени всего ничего осталось. Дозвонился до ЦК, клянутся, что не они. В итоге я нашел главного редактора телевещаний и пригрозил, что если в 6 часов по 1-й программе не пойдет целый исходный вариант, я сегодня же пишу об этом в «Огонек», «Литературку» и все другие издания. Тогда этого боялись. И в любом случае, говорю, ухожу, так что эта передача моя прощальная. В 6 включил телевизор, аж руки дрожали от возмущения. Все было восстановлено. А Вы говорите – оппоненты в дискуссии… Это еще цветочки.

? У нас в России сейчас часто, как никогда ранее, ищут виновных – в событиях 1993 года, в чеченских событиях. А как в США?

Классические «Что делать?» и «С чего начать?» – по сути вопросы конструктивные в последнее время в российской прессе сменились вопросом: «Кто будет отвечать?» – часто неконструктивным.

Пример из истории США. Гражданская война. Погибли 620 тысяч (!) человек, довольно значительная доля ВСЕГО населения США. Колоссальная трагедия. Но спросите среднего американца, да и не только среднего: кто за это ответил? Вопроса не поймут. И не потому, что людей не считают, – как мы знаем, считают несравненно внимательнее нашего. Но американец спокойно скажет: «Да, это была трагедия, но такова оказалась цена освобождения от рабства. Ничего не сделать – такова история. И эта история – ГОРДОСТЬ США».

– Как! – истерично закричит наш интеллигент, разрывая на груди очередную рубаху. – Линкольн ведь преступник, Нюрнберга на него мало, ведь можно было с южанами ДОГОВОРИТЬСЯ! Почему не договорились?!

А вот так, не договорились. Наверное, как-то можно было. Но не договорились. И в итоге Линкольн – не преступник, а герой американской истории.

На всякий случай дам ссылку. Профессия обязывает. Наиболее популярная здесь книга по истории США (и не брошюра, а том в 1226 страниц), раздел «Гражданская война». Цитирую: «В этой войне погибли четверть белых южан, уничтожено сорок процентов скота Юга (обратите внимание – американцы, читая это, не бросаются поднимать скандал, что люди и скот употреблены здесь в одном грамматическом и смысловом варианте. – А.К.), и две трети богатства Юга… По меньшей мере 620 тысяч американских солдат потеряли жизни… Но это также был великий триумф национализма…»

Я далек от мысли оправдывать гибель людей во имя событий даже исторического масштаба. Я просто отвечаю на Ваш вопрос.

? А как насчет патриотизма в США?

Во время первой войны с Ираком почти двадцать лет (уже!) назад, хотя это здесь застенчиво именовалось «операцией» («Буря в пустыне»), когда воевали черте-где далеко от дома и простой американец понятия не имел, где этот Ирак и за что воюем, города и деревни США были все в американских флагах. Почти каждый, особенно на средней территории, между двумя океанами, где люди не «испорчены» либеральной разрушительной прессой, вывесил на флагштоке перед домом свой американский флаг. Для солидарности, поддержать своих ребят.

То же было сразу после событий 11 сентября 2001 года. Даже в либеральном Бостоне, где пресса много лет методично проводит мысль, что патриотизм – это фи, неприлично, на улицы и хайвеи вышли массы машин, на которых развевался американский флаг – маленький флажок, большой флаг или картинка с флагом на стекле. Большинство моих русских приятелей выразили солидарность таким же образом.

То же было и в начале войны с Ираком в 2003 году. Я далек от мысли представлять США в приукрашенном виде. По какой-то причине США часто упоминаются в российской прессе как страна, в которой, говоря о «негативе», «этого просто не могло бы быть». Могло. И тактика выжженной земли по отношению к своему же народу была, и мирное население истребляли, и этнические группы интернировали (японцев, в том числе граждан США, в 1941–1942 годах), и солдаты женщин насиловали, и дети убитых спрашивали у матерей: «Где мой отец?» И матери отвечали: «Их убили северяне». И индейцев немало ассимилировали. И свои воинские подразделения огнем накрывали («friendly fire»), война есть война и часто неразбериха, так что можно не издеваться в прессе над подобными случаями «в других местах».

Я не говорю, что все это хорошо, просто провожу исторические параллели. Не нравится? Что делать – такова история. В определенной степени повторяется в настоящем, и, к сожалению, не в последний раз.

Как-то, в 10-ю годовщину августовских событий 1991 года, российская журналистка Наталия Геворкян опубликовала в «Газете. Ру» колонку, в которой выразила резкое неудовольствие в адрес Путина и Ельцина и некоторое недоумение в адрес Пиночета. По ее словам, года два назад она лично спросила Пиночета: какие чувства того обуревают в годовщину известных чилийских событий – гордость или сожаление? Что он делает в годовщину? «Молюсь», – уклончиво ответил генерал, лишив журналистку яркого материала. Так вот, к негодованию журналистки, Путин вообще не отреагировал на годовщину Августа, чем, по ее мнению, показал свою гебистскую сущность. К ее негодованию, даже Ельцин сохранил молчание по этому поводу. Походя наша журналистка его оскорбила, сказав типа «дедушка старый, ему все равно». Ей как-то не пришло в голову подумать о других возможных причинах умолчания всех трех упомянутых государственных деятелей по данному поводу.

К чему это я? И вообще, при чем здесь США, которым посвящены настоящие заметки? А при том, что здесь, например, не празднуют день завершения Гражданской войны. Нет такой «красной даты» в календаре. Хотя повод для праздника был бы знаменательный – отмена рабства, воссоединение страны. Но ни Буш, ни Клинтон и никакой другой президент не выступают с речами по этому знаменательному поводу, пресса и телевидение также хранят полное молчание. За давностью событий? Вовсе нет, так как день 4 июля празднуют в США повсеместно, хотя события были почти на сто лет ранее. Все дело в том, что праздновать подобные события – это раскалывать страну. Ведь свои в сущности шли на своих. Свои выиграли и свои же проиграли. А президент должен страну объединять, а не раскалывать. В США это давно поняли. Пиночет тоже, ясное дело, понимает. И Ельцин, и Путин. И это хороший знак.

Попытаюсь вроде как обобщить. Хотя дело это столь же безнадежное, как и все остальное в дискуссии об эмиграции.

Одни из нас все пытаются измерить среднюю температуру больных в госпитале, обсуждать эту среднюю температуру и найти какие-то закономерности. Другие используют «индивидуальный» подход, и, по их рассказам, больной то в страшной горячке и вообще уже отходит в свой субсидальный рай, то оказывается свеж, как огурчик, и, озираясь, не понимает, как сюда попал. А третий – «упал, очнулся, гипс». А некоторые, здоровые, сюда пришли своих навестить да так и остались, потому что кормят задарма. Так они думали. Но на всякий случай тоже в койке. Причем многие, гремя костылями и перебивая друг друга, выкрикивают свою историю болезни и, что характерно, ставят друг другу диагноз, как правило, не имеющий ничего общего с истинным. Поскольку «истинного» диагноза вообще не бывает. А визитеры из другой больницы заглядывают в окна: «Ребята, как там у вас? Не дискриминируют ли по национальному признаку?»

А мы тут пытаемся истинный диагноз поставить. Всей больнице сразу. Поэтому про США обычно не дискуссия идет, а просто изложение личных историй. Своих и иногда чужих. По неизбежности упрощенное или несколько драматизированное. В общем, как и при изложении любых историй. У каждого свое наблюдение жизни налагается на личный характер плюс своя манера изложения. И получается нечто, что мы и читаем.

Оглавление книги